продукции сокращались. Крестьяне не были заинтересованы в увеличении производства сверх самого необходимого, так как “излишки” все равно изымались в пользу государства. Крестьянство требовало свободы распоряжения излишками своей продукции и возможности продавать их на рынке. Лозунг свободы рынка, выдвинутый во время гражданской войны самой зажиточной частью села, объединил теперь большинство крестьян. Ленин признал обоснованность этих требований, указав, что в стране с абсолютным преобладанием мелкого крестьянского хозяйства наиболее правильной политикой является обмен хлеба на продукты промышленности, необходимые крестьянину[48]. Недовольство крестьян выливалось в прямые выступления против Советской власти — антоновщину, махновщину, мятежи в Сибири, на Украине и Дону. В начале 1921 г. не осталось ни одной губернии, не охваченной в той или иной степени так называемым “бандитизмом”[49]. Ленин оценивал внутренний политический кризис в начале 1921 г. как самый большой с октября 1917 г., поскольку “это было в первый… раз в истории Советской России, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас”[50].
Положение городского населения также было тяжелым. Уровень промышленного производства скатился до 14 % довоенного[51], чугуна выплавлялось только около трех процентов, производство хлопчатобумажных тканей сократилось в двадцать раз[52]. Из-за отсутствия топлива и сырья стояло большинство предприятий. Рабочие промышленных центров голодали. Спасаясь от голода, многие уходили в деревню. Население Петрограда сократилось вдвое, Москвы — примерно на столько же. Численность рабочих в ведущих индустриальных центрах уменьшилась в 5–7 раз[53]. Происходило “деклассирование” пролетариата — социальной опоры Советской власти. На некоторых предприятиях дело доходило до забастовок. Во время Кронштадского мятежа в марте 1921 г. мятежники попытались использовать забастовочное движение в Петрограде в своих целях. Ленин отмечал, что впервые за годы Советской власти недовольство стали выражать рабочие — основа социальной базы диктатуры пролетариата[54].
Проявившееся после окончания гражданской войны неприятие политики военного коммунизма широкими слоями населения служило самым убедительным свидетельством ее неадекватности реальной экономической ситуации в стране.
Итак, жизнь опять заставила менять тактику. Методы военного коммунизма, обеспечив победу в гражданской войне, оказались несовместимыми с условиями мирного времени. Необходимость изменения политики, по словам Ленина, “нам была продиктована обстоятельствами чрезвычайной силы и убедительности”[55].
На первый план опять выдвинулась продовольственная проблема. Ленин пришел к выводу, что без ее решения невозможно никакое хозяйственное строительство, поскольку прежде необходимо обеспечить пропитание рабочих и их семей: “Настоящие основы хозяйства — это продовольственный фонд”[56]. Деревня должна была дать продовольствие и ресурсы для восстановления промышленности.
Начало новой экономической политике (нэпу) положил X съезд партии в марте 1921 г., принявший решение о замене продразверстки натуральным налогом. Величина продналога была установлена существенно (в 1,75 раза) меньше плана по продразверстке. После выполнения обязательств перед государством крестьянин получил право свободно распоряжаться излишками продуктов. Тем самым была восстановлена свобода торговли продуктами сельского хозяйства. Это создало материальную заинтересованность в развитии крестьянского хозяйства, увеличении его продуктивности. Была разрешена аренда земли и допускалось использование наемного труда в сельскохозяйственном производстве.
Для восстановления крупной промышленности требовались большие продовольственные и сырьевые ресурсы, инвестиции и время. Поэтому было решено начать с подъема мелкой промышленности местного масштаба. В связи с этим мелкая промышленность была частично денационализирована. Ленин открыто признал: “Мы слишком далеко зашли по пути национализации торговли и промышленности, по пути закрытия местного оборота. Было ли это ошибкой? Несомненно”[57].
Для привлечения капиталов в промышленность было принято решение о возврате к политике поощрения государственного капитализма. Введение нэпа означало снятие запрета на развитие капитализма, но при этом была поставлена задача направить это развитие в русло государственного капитализма. Поскольку в 1921 г. предприятий в частном владении уже практически не было, госкапитализм возрождался в виде аренды — под строгим государственным контролем — предприятий и земли, концессий (та же аренда, но со стороны иностранного, а не национального капитала) и смешанных обществ. Была осуществлена перестройка хозяйственного аппарата, промышленность переведена на хозрасчет. Система трестов и синдикатов тесно связала промышленные предприятия с рынком.
Подход к оплате труда работника был теперь не тот. что в 1918 г. Еще в конце 1920 г. был принят закон о натуральном премировании. По оценке Ленина, выделенные на премирование средства были пока невелики, “но все-таки мы вступили на тот путь, по которому пойдем дальше. Это доказательство того, что мы не только убеждением перейдем к новым приемам работы. Мало говорить крестьянам и рабочим: напрягайте трудовую дисциплину. Надо, кроме того, им помочь, надо вознаградить тех, которые после неизмеримых бедствий продолжают проявлять героизм на трудовом фронте” [58]. Этот факт свидетельствовал ob отходе от уравнительного распределения периода военного коммунизма. С начала нэпа натуральная оплата была заменена денежной.
Однако тем ключевым “звеном, за которое надо всеми силами ухватиться”, по мысли Ленина, была торговля[59]. Отношение к рынку, торговле было узловым вопросом нэпа. Пожалуй, именно отрицание товарно-денежных отношений при социализме наиболее ярко демонстрировало утопизм представлений классического марксизма XIX века о принципах устройства социалистического общества. Тем более, что послереволюционная Россия представляла собой страну, хозяйственную жизнь которой определяли миллионы независимых мелкотоварных производителей — крестьян. Единственной формой экономической связи между городом и деревней в такой ситуации мог быть только рынок товаров, функционирующий при посредстве денег.
Но идея непосредственного натурального продуктообмена при наличии всеобъемлющего контроля и учета со стороны государства сдалась не сразу. Прежде чем была, наконец, признана неизбежность “частного обмена” в мелкобуржуазной стране, В. И. Ленину пришлось преодолеть сложившееся общественное мнение и догматическое толкование марксизма в рядах партии, которое он отразил в одной из своих работ следующим образом: “Коммунизм и торговля?! Что-то очень уж несвязное, несуразное, далекое”[60]. Подобная точка зрения имела основание, поскольку и сам Ленин не отступил от своего убеждения, что в условиях того времени “свобода продажи, свобода торговли есть развитие капитализма”[61]. Он полагал, что товарное производство и свободный рынок неизбежно порождают социальную дифференциацию, концентрацию капитала в частных руках и возрождают кулачество.
Труднее всего люди расстаются со стереотипами мышления. В только что закончившейся гражданской войне красные полки шли в бой за коммунизм и против намерения кулаков реставрировать капитализм под флагом свободной торговли. Теперь предстояло возрождать рынок, несмотря на то, что мелкотоварное производство “рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе”[62]. Однако этот поворот был совершен, благодаря силе авторитета Ленина. Было разрешено функционирование мелких частных торговых предприятий. Формировался социалистический сектор торговли — государственные торговые предприятия и кооперация. Обосновав необходимость использования законов товарно-денежного производства и обращения при строительстве социализма, Ленин “реабилитировал” товарно-денежные отношения.
Результатом перехода к нэпу было решение основных задач восстановления народного хозяйства к 1926 г. В 1925 г. производство сельскохозяйственной продукции достигло 112 % от довоенного уровня. Крупная промышленность произвела 75 % довоенной продукции, причем доля государственной и кооперативной промышленности составила 81 %, частной— 19 %[63]. Реальная зарплата рабочих превысила довоенную. Таков был результат решений, адекватных экономической реальности.
Как же в свете вышеизложенного можно ответить на самый интересный для нас вопрос: в чем суть
