смотрелись вместе, как картинка из журнала, посвященного семейным проблемам. Жизнь, если ее можно было так назвать, продолжалась. Хорошие обеды сменялись плохими, а я продолжал примиряться с тем фактом, что я ни в чем ей не мог помочь. И наша жизнь развивалась по намеченному ею плану, исходя из ее понимания, как должны жить молодые люди, а я не мог объяснить, что находится в основе этой жизни и на чем она продолжает держаться. Я не сказал ей о том, что видел ее ночью в гостиной. Не было никакого смысла вспоминать об этом.
Кроме того, что я болтал с Алисой, другой новостью было то, что рядом с нами постоянно появлялась та кошка. Когда я выглядывал из окна гостиной, то часто видел ее грациозно вышагивающей по тротуару, или она просто сидела, наблюдая за происходящим вокруг. У нее была привычка сидеть посреди дороги, игнорируя машины, как будто понимая, для чего они существуют, но каким-то образом умудряясь не попадать под колеса. Может быть, потому что раньше в этом месте было поле, и ей казалось, что оно все еще есть. Однажды утром я возвращался из углового магазина, где купил молоко и сигареты, и столкнулся с кошкой, сидящей на стене. Если вы любите кошек, всегда неприятно, если они убегают от вас, поэтому я подошел к ней осторожно. Я хотел подойти поближе хотя бы на расстояние ярда, прежде чем она исчезнет в гиперпространстве.
К моему восторгу, она даже не шевельнулась. Когда я подошел к ней, она привстала, и мне показалось, что она узнала меня. Ей понравилось, что я прикоснулся к ней и погладил ее по голове, в ответ она потерлась с глубоким урчанием. Теперь, когда я находился рядом с кошкой, я мог рассмотреть рыжеватые пятнышки на темно-коричневой шкурке. Это была очень красивая кошка. Через пару минут я отошел от нее, вспомнив, что мне надо идти, но кошка тут же спрыгнула со стены и стала выделывать восьмерки у меня под ногами, прижимаясь к икрам. Мне всегда было трудно уходить от кошек. Когда же они сверхдружелюбны, это почти невозможно. Поэтому я нагнулся и почесал ее, говоря какую-то чепуху. Наконец я дошел до двери и оглянулся, чтобы посмотреть на нее. Она продолжала сидеть на тротуаре, оглядываясь по сторонам, как бы думая, что дальше делать. Мне пришлось бороться с желанием помахать ей рукой. Я закрыл за собой дверь, чувствуя себя очень одиноко, затем поднялся к себе и принялся за работу.
Как-то раз в пятницу вечером мы повстречались с Алисой, и после этого все изменилось.
Ненси не было дома, она ушла на очередную встречу. В ее конторе, кажется, только и делали, что организовывали всевозможные вечера для сотрудников, направляя и контролируя деятельность всех своих подчиненных. Ненси намекнула, что мое присутствие там необязательно, и я был счастлив, что так получилось. Я всегда стараюсь притвориться довольным на таких вечерах, но вряд ли это выглядит реалистично.
Мне было нечего делать, поэтому я болтался по дому, пытаясь читать или смотреть телевизор. Когда Ненси не было дома и мы не изображали счастливую семью, было гораздо проще расслабиться. Но тем не менее я никак не мог найти себе места. Я продолжал думать, как здорово, если рядом любимая женщина и можно отдохнуть вместе с ней. С Ненси это не получалось, во всяком случае, теперь. Настроить ее на какую-нибудь субботу было довольно трудным делом, да я и не пытался этого делать. Она просыпалась, я тоже. Меня выдрессировали, как одного из подчиненных.
Я уже был не в состоянии читать и наконец схватил пальто и вышел прогуляться на улицу, где было холодно и темно. Несколько пар и одиноких фигур проплывали мимо, фланируя между пабами и китайскими ресторанами. Сама бесформенность жизни, окружающей меня, дала мне некоторое успокоение. Мне пришел в голову зал, в котором в тот момент находилась Ненси и ее коллеги, повторяющие заученные фразы. И я подумал, что мне гораздо лучше здесь, чем там.
В какой-то момент мне показалось, что весь Лондон распростерся передо мной, и мое удовлетворение испарилось. Ненси было куда идти. Передо мной были бесконечные улицы, освещенные холодным светом, черные дома, наклонившиеся друг к другу. Я мог идти, я мог бежать, но в конце концов я пришел бы к границе города. И тогда мне некуда было бы идти, я мог просто повернуться и идти обратно. За пределами города ничего не было и не могло быть. И не было никакого желания куда-либо идти. Я люблю Лондон, но огромные пространства раздражают меня. Скорее это было чувство, что этот город, имеющий неограниченные возможности, был чем-то изменен и обесцвечен из-за отсутствия воображения у меня, из-за скудности моей жизни.
Я направился по Кентиш-роуд в сторону Кемдена так сильно зажатый в тиски героической меланхолии, что чуть было не выбежал на перекресток с улицей Принца Уэльского. Немного дрожа, я споткнулся на обочине, изумленный падающим светом желтых фонарей, висящих над публичным домом. «Черт возьми», — подумал я и шагнул на другую улицу, которая уводила меня по другой дороге и в совершенно другой вечер. Кемден, как всегда, был местом, где собирались хиппи девяностых, и я пошел по обочине, обходя толпы людей, и направился в боковую улочку.
И именно там я заметил Алису. Когда я увидел ее, мне показалось, что мое сердце остановилось и вместе с ним остановился я. Она переходила улицу, на ней была длинная юбка и темная блузка, руки она держала в карманах. Мне показалось, что она была одна и точно так же, как и я, слонялась по улицам, оглядываясь вокруг и пребывая в своем собственном мире. Этим совпадением нельзя было не воспользоваться, и я осторожно, чтобы не испугать ее, перешел дорогу и встретился с ней на другой стороне улицы.
Следующие три часа мы провели в шумном дымном пабе. Два единственных стула в центре зала были придвинуты вплотную. Мы много пили, но спиртное действовало не так, как обычно. Я не опьянел, а просто почувствовал тепло и расслабление. Громогласные толпы народа вокруг нас давали пищу для разговоров, пока наконец мы не дошли до такого состояния, что больше не нуждались ни в чьей помощи. Мы просто пили и говорили, говорили и пили, и когда прозвенел звонок, извещающий о закрытии паба, мы были очень удивлены.
Выйдя из паба, мы почувствовали, что спиртное наконец-то ударило в голову и нам обоим захотелось спать, и мы шли, спотыкаясь и хохоча. Даже не спрашивая друг друга, мы знали, что никто из нас не собирается идти домой, и вместо этого мы продолжали идти вдоль каналов. Мы медленно шли мимо домов, гадая, что происходит за опущенными шторами, мы глядели на небо и показывали на звезды, слушали, как шлепают лапами утки, выходящие на берег. Через пятнадцать минут мы наконец нашли скамейку, и я потянулся за сигаретой. Когда ее зажигалка вернулась в карман, рука Алисы оказалась рядом с моей. Я чувствовал ее близость и стал курить левой рукой, чтобы не менять положения. Я не терял голову. Я знал, что Ненси существует, понимал, что моя жизнь ломается. Но я не убрал своей руки. Затем, просто как в шахматной игре, наш разговор коснулся этого. Я рассказал ей, что моя работа начинает идти на спад после пары месяцев интенсивной нагрузки. Алиса сказала, что надеется, что все исправится.
— То есть я смогу позволять себе покупать дорогостоящие компьютеры, которые не всегда соответствуют тому, чего от них ожидаешь? — спросил я.
— Нет, — ответила она, — это значит, что я смогу приходить и навещать тебя.
Я повернулся и взглянул на нее. Она выглядела нервной, но вызывающей, и ее рука сдвинулась на дюйм и почти прикоснулась к моей.
— Ты должен знать, — сказала она, — если, конечно, до сих пор этого не знаешь. В настоящее время в моей жизни существуют три важных момента. Мой мотоцикл, мои рассказы и ты. Люди не меняют свою жизнь, этому могут способствовать только вечера. Существуют вечера, имеющие собственные цели и планы. Они приходят ниоткуда и уводят с собой людей. Вот почему невозможно понять на следующий день, как получилось то, что случилось вчера. Потому что это не вы сделали это. Это сделал вечер. Моя жизнь остановилась тогда и началась вновь, и все приобрело другие цвета.
Мы сидели на скамейке еще два часа, прижавшись друг к другу. Мы позволили себе то, о чем подумали, увидев друг друга в первый раз, и тихо смеялись о той дистанции, которую соблюдали. Через несколько недель, отказавшись от того, что я чувствовал или просто не понял, я не мог представить, что так близко чувствую ее руку. Это было так странно — находиться рядом с ней, ощущать рукой ее кожу и ногти, царапающие мою ладонь. Люди меняются, когда сближаешься с Ними, и становятся более реальными. Если вы уже влюблены в них, то они заполняют собой весь мир. Наконец мы перешли к Ненси. Нам пришлось бы об этом говорить рано или поздно. Алиса спросила, что я к ней чувствую, и я попытался объяснить, стараясь понять себя. В конце концов мы оба поняли, что наша связь с Ненси — это ошибка.
— Это нелегко, — сказал я, сжимая ее руку.
Я мрачно думал о том, что это вовсе невозможно. Зная, как отреагирует Ненси, эта проблема становилась вершиной, которую я не в силах был покорить, Алиса взглянула на меня и отвернулась к каналу.
Там сидела большая кошка, совсем рядом с водой. Приблизившись вплотную к Алисе и чувствуя пряди ее волос на своем лице, я позвал кошку. Она повернулась в нашу сторону и медленно пошла к скамейке.
— Люблю дружелюбных кошек, — сказал я потянувшись, чтобы почесать ее.
Алиса улыбнулась и тоже сказала «кис-кис». Я удивился, что в этот момент она не глядела на кошку, но потом увидел еще одну, появившуюся откуда-то из темноты. Эта кошка была поменьше и более гибкая, и она тоже направилась к нашей скамейке. Я, наверное, был немного расслаблен под действием спиртного, поэтому мне понадобилось некоторое время чтобы понять, что Алиса отвернулась в другую сторону и продолжает звать кошек. Третья кошка шла в нашу сторону вдоль канала и за ней шла еще одна. Когда пятая кошка появилась из-за кустов за нашей скамейкой, я обернулся и пристально посмотрел на Алису. Она глядела на меня с той самой знакомой мне сдержанной улыбкой. Она рассмеялась над выражением моего лица, а потом снова издала звук, привлекающий кошек. Кошки сидели вокруг нас и еще две появились откуда-то издалека, спеша присоединиться к сидящим вокруг нас животным. Их было так много, что я почувствовал себя окруженным.
Когда появилась еще одна кошка, мне пришлось спросить:
— Алиса, что происходит?
Она мягко улыбнулась мне, как на картине, и положила голову мне на плечо.
— Давным-давно, — сказала она тоном, каким читают детям сказки, — этого всего здесь не было. Здесь не было канала, не было улиц и домов, и вокруг была одна трава и деревья.
Одна из кошек облизнула себе лапу, и я заметил еще пару кошек, направлявшихся из темноты в нашу сторону.
— Люди изменили все это. Они срубили деревья, сожгли траву и выровняли землю. Раньше здесь был холм, с одной стороны крутой, и с другой — пологий. Все это сровняли. Нельзя сказать, что это плохо. Но это все по-другому.
Только кошки до сих пор помнят, как это было раньше.
Это была красивая история, доказывающая в очередной раз, что мы с ней мыслим одинаково. Но это не могло быть правдой, и это не объясняло, почему кошки собрались вокруг нас. Теперь их было около двадцати, и я подумал, что их слишком много. Не для меня, конечно, но с точки зрения здравого смысла. Откуда они могли взяться, черт возьми?
— Но в те времена кошек не было, — нервно сказал я. — Во всяком случае, таких. Это современные кошки. Импортные, смешанные породы.
Она покачала головой.
— Они говорят одно, — сказала она, — а люди говорят другое. Они всегда были здесь. Просто люди не знали об этом.
— Алиса, о чем ты говоришь? — Я начинал уже пугаться количества кошек, медленно собирающихся вокруг нас. А они все шли и шли, по одной, по две, и продолжали окружать нас.
Полоска канала была темной, и только отблески луны на воде высвечивали застывшие в неподвижности берега и тротуары, примерно так, как это бывает на экране современных компьютеров. Вся эта картина казалась красивой и убедительной, но что-то было в ней не так, как будто произошло смещение пространства на какой-то небольшой градус.
— Тысячу лет назад кошки приходили на этот холм, потому что он был для них местом встреч. Они приходили сюда, чтобы обсудить свои дела, и снова уходили. Он был их местом и до сих пор является им. Но это нас не касается.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя, — сказала она и впервые поцеловала меня.
Прошло десять минут, прежде чем я снова осмотрелся вокруг. Рядом с нами оставалось только две кошки. Я покрепче обнял Алису и подумал, как мне легко и хорошо с ней.
— Это было на самом деле? — спросил я как ребенок.
— Нет, — ответила она и улыбнулась. — Это была просто сказка. — Она потерлась носом о мой нос и прижалась ко мне, и наши головы слились воедино.
В два часа я понял, что мне пора идти домой, и мы встали и медленно пошли по дороге. Дрожа от холода, мы ждали мини-кэба и стерпели многозначительный вздох водителя, когда мы прощались друг с другом. Я стоял на углу и махал ей рукой до тех пор, пока машина не скрылась из виду, и тогда я повернулся и пошел домой.
Только когда я вышел на дорогу и увидел, что свет в нашем доме горит, я осознал, что все произошедшее было реальностью. Когда я поднимался вверх по ступенькам, открылась
