– Я думаю, товарищи, что Старик прав, потому что он лучше нас видит конечную цель нашего движения, – сказал Красин. – Мне, например, кажется, что в нынешней обстановке он придает чрезмерное значение всем этим «листкам» и «дневникам», что десяток «македонок» сейчас важнее сотни «листков», но, наверное, почти убежден в этом, я не прав, а прав именно он.
Во всяком случае, необходимо усилить нашу литературную деятельность, и прежде всего издать «Рабочего». Это уж ваше дело, у меня сейчас голова занята в основном проблемами химии.
Через час Красин вышел из подслеповатого, правым боком ушедшего по самое окошко в землю домика, владения машиниста Брестской дороги Ермолаева. Вокруг была глухомань – лабиринт заросших лопухами уличек и переулков Петровской слободы. Мимо заборчиков, под цветущими кронами огромных лип, сквозь лай цепных псов Красин вышел к знаменитому ресторану «Яр», взял лихача и поехал к еще более отдаленному от центра ресторану «Эльдорадо», местечку, пользующемуся в Первопрестольной очень сомнительной репутацией. При слове «Эльдорадо» мужчины в московском «обществе» строго и несколько отвлеченно покашливали в кулак, а московские дамы пронзительно смотрели на этих мужчин.
В «Эльдорадо» Красин увидел двух-трех знакомых московских промышленных тузов с молоденькими барышнями. Тузы, багровые от смущения, делали вид, что не знают или не замечают друг друга. Красин построил свой путь через зал так, чтобы не обойти ни одного из промышленников, и с каждым предупредительно раскланялся, а барышням целовал ручки. Оставив за спиной близких к обмороку пузачей, он приблизился к столику, за которым его дожидались Павел Грожан с девушкой Наташей и Струна – Надя. Надя была одета очень нарядно, на нее, усмехаясь и перешептываясь, смотрели два эльдорадских завсегдатая, наглые порочные мерзавцы. Девушка чувствовала их взгляды, краснела, комкала платок и вдруг, увидев Красина, радостно улыбнулась и как бы потянулась к нему.
Встреча в «Эльдорадо» была назначена для того, чтобы Надя могла проводить Красина в Петровско-Разумовское, где по ночам упражнялась в стрельбе берговская боевая дружина.
Красин велел принести шампанского, игриво и даже несколько вольно шутил с девицами, оживленно расспрашивал Грожана о Ницце, откуда тот якобы только вернулся. На самом деле Грожан приехал из Батума, где вместе с Камо и Енукидзе переправлял через границу партию оружия.
Наконец все четверо вышли из ресторана. Грожан и Наташа уехали в центр на извозчике, а Красин и Струна двинулись в противоположную сторону, на запад, что тоже не могло вызвать никаких подозрений, ибо почти в любом домике этого района барин в светлом летнем костюме со своей красивой девушкой могли найти комнату для свидания: жители «эльдорадской долины» охотно занимались и этим промыслом.
Было еще светло, закат тускло светился за ветвями старых тополей, но когда они подошли к нужному им месту, стемнело окончательно. В душной ночи слышались только лай собак да скрип гармоники.
Надя шла впереди Красина вдоль забора по узкой тропке и иногда оглядывалась, глаза ее мелькали средь ветвей, как звездочки. Красин чувствовал себя очень странно, неловко, у него вдруг перехватило дыхание, он резко потянул вниз галстук. Надя остановилась, отодвинула две доски и скользнула в парк.
– Здесь мне придется взять вас за руку, – с хрипотцой сказала она.
– Позвольте уж мне это сделать, – с нелепым смешком сказал Красин, протянул в темноте руку и коснулся Надиного плеча. Движением слепца он спустился от плеча к локтю и сжал этот локоть от злости на себя, пожалуй, сильнее, чем требовалось.
Они пошли по темной аллее. Надя двигалась в полном мраке так уверенно, что Красину на миг даже показалось, что его влечет в темноту какое-то молодое лесное животное…
– У меня такое ощущение, что вы видите ночью, как кошка, – сказал он.
– Почти, – сказала девушка, – но все-таки, Леонид Борисович, зажгите на всякий случай спичку.
Красин чиркнул спичкой. Девушка поднялась на цыпочки и прочла вслух маленький плакатик на березовом столбике:
– Сосны Сукачева. Посадка 1886 года… Ровесницы, – тихо засмеялась она.
– Что? – удивился Красин.
– Сосенки эти – мои ровесницы, – совсем тихо произнесла она.
Спичка погасла, и фигура девушки мгновенно пропала во мгле.
– Теперь нам куда? – с нарочитой сухостью спросил Красин и кашлянул, взял да еще и кашлянул, как на заседании, словно ему совершенно безразличен возраст этих сосен.
– Теперь направо, – словно очнувшись, сказала Надя.
Через несколько минут среди ветвей появились освещенные три окна.
Чем ближе, тем яснее доносились из домика лесничего визгливая гармошка, свист и пьяный рев – «Хасбулат удалой».
– Это они для отвлечения изображают пирушку, – сказала Надя.
– Молодцы, хорошо придумали, – одобрил Красин.
Надя условной дробью постучала в ворота, приоткрылась калитка, тихий голос спросил:
– Кто там?
– Струна, – ответила Надя. – Я с гостем.
Калитка открылась пошире, они вошли во двор и по темной скрипучей лестнице поднялись в мезонин.
– Свет не зажигайте, – сказал Красин, подошел к окну и стал смотреть во двор.
Во дворе мелькали быстрые тени, слышался лязг оружия. Освещенную полосу пересекла цепочка людей с ружьями. Они ушли в темноту и через некоторое время сквозь шум «пирушки» стали доноситься редкие хлопки.
– Значит, вам всего девятнадцать… – тихо сказал Красин.
– Вы хотите видеть Павла? – спросила из глубины комнаты Надя.
Голос ее ломкий, голос ее…
– Нет-нет, пока не нужно. Позовите, пожалуйста, сюда Кириллова…
– Я здесь, – раздался голос из темноты. Красин удивленно обернулся. Он думал, что они с Надей одни.
– Послушайте, Алексей Михайлович, что с бетоном? – медленно спросил он.
– Все в порядке. Однако необходимо уже предупредить наших.
Заключенный Таганской тюрьмы член ЦК РСДРП Носков, один из тех, кто был схвачен на квартире Андреева, привычно шагал по диагонали своей камеры взад-вперед, взад-вперед…
Загремел засов, суконное рыло влезло в камеру, посопело, гыкнуло:
– Носков, на выход!
Носков шел по тюремному коридору недоумевая – куда ж его влекут на сей раз? Допросы вроде уже позади.
– Куда ведете, господин надзиратель? – с веселой развязностью старой тюремной крысы спросил он. Тон такой был по душе надзирателям Таганки.
– Родственник к тебе пришел, – не оборачиваясь, просипело суконное рыло. – Вроде богатый. Деньжат подкинет – смотри, не забудь.
– Обязательно, обязательно, – пробормотал Носков. Он чуть язык не проглотил от изумления. Неужели его единственный дядюшка? Не может быть, он ненавидит смутьяна племянника…
В зале для свиданий за решеткой, похлопывая перчатками по рукаву, прохаживался… Красин! Носков бросился к решетке, потеряв голову от радости. Вот ведь выходка – явиться в тюрьму, где и самому пришлось баланду хлебать!
– Здравствуй, племянник, – сухо сказал Красин. – Печально видеть тебя в этом доме, но пеняй сам на себя. Рад во всяком случае, что вид у тебя неплохой. Каковы условия быта? Нет ли опасности инфекции? Часто ли водят вас в баню? Баня отвечает санитарным нормам?
Огорошенный вначале, Носков быстро освоился со странными вопросами «дяди» и обстоятельно все рассказал о тюремной бане.
Красин удовлетворенно улыбнулся и подмигнул Носкову. Ничего не изменилось в Таганке со времени его отсидки.
– В Москве я надолго, ибо решил вложить капитал в производство бетона. Навещу тебя еще раз, а ты, надеюсь, используешь избыток свободного времени для полезных размышлений о своей плачевной судьбе, – сказал Красин на прощанье, прикоснулся щекой к щеке «племянника» и шепнул: – Выручим…
Неподалеку от тюрьмы на пустыре появилась новая строительная площадка, огороженная высоким забором. На вывеске значилось: «Анонимное общество – производство бетона».
За забором в просторном сарае в скором времени состоялось совещание, в котором участвовали директор-распорядитель фирмы Л. Б. Красин, заведующий работами Трифон Енукидзе, приказчик Михаил Кедров и его помощник Павел Грожан.
– Будем копать под баню, – сказал Красин. – Вытащим их оттуда совершенно чистыми.
Состоялся Учредительный съезд Всероссийского Крестьянского Союза в Москве.
Введено военное положение в Варшаве и Курляндской губернии.
Манифест об утверждении Государственной Думы.
Новая вспышка армяно-татарской резни в Баку.
В интеллигентной французской семье в Париже принимаются пансионеры на полное содержание. Плата от 75 рублей в месяц.
Мой сосед саркастически улыбнулся: да, это действительно песнь золотого тельца о золотом тельце! Две тысячи рублей за спектакль – гонорар, кажется, небывалый!
…Состоялось собеседование членов «Союза русских людей» с рабочими. Рабочие обижены положением о выборах в Государственную Думу, по которому они вследствие высокого ценза не могут ни избирать, ни быть избранными.
После игры в воротах велодрома произошел неприятнейший эпизод. Двое зрителей, возбужденных зрелищем, схватили друг друга за глотки и покатились по траве. Задержанные назвались механиком Игнатием Румером и князем Енгалычевым. Во время схватки князь сжевал и проглотил галстук механика. Доставлены в участок на Конногвардейском проспекте.