Хозяин барки спросил, обращаясь к представителям гергесинского муниципалитета:
— Куда мне доставить этих господ?
— Доставь их куда они скажут, лишь бы отсюда подальше!
Иисус попросил переправить его в Геннисарет. Поскольку этот городишко находился на противоположном конце озера, гергесинцы с радостью согласились.
Миропомазанный вогнал шесть тысяч бесов в шесть тысяч свиней ранним утром. На земле Гергесинской он задержался недолго, а потому вечером того же дня уже высаживался на берег напротив Геннисарета. Едва ступив на землю, Матфей обратился к своим компаньонам с заманчивым предложением.
— Друзья мои! — сказал он. — Все мы умираем от голода. Судите сами: мы постимся со вчерашнего вечера! Эти невежды гергесинцы так спешили нас выпроводить, что даже не предложили закусить… Так вот, у меня здесь есть старые друзья. Мытари Геннисарета давно побратались со всеми мытарями Капернаума, и они будут просто счастливы устроить в нашу честь первоклассный банкет. Я пойду их предупрежу, а потом вернусь за вами. Матфей обернулся быстро.
Когда мытари узнали, что Иисус выразил желание попировать в их компании, они запрыгали от радости.
К тому же Матфей их успокоил.
— Он, правда, говорит, как по книге читает, — сказал он, — но в общем наш всемогущий учитель — парень не гордый. За столом он душа компании. И при этом такой обходительный, такой дамский угодник, прямо удержу нет! Если у вас найдутся какие-нибудь девочки, можете быть уверены, он себя покажет.
— В самом деле? Присутствие дам его не стеснит?
— Никоим образом.
— Но ты не знаешь, кого мы имеем в виду, когда говорим о дамах. Это наши зазнобы, потаскушки каких поискать…
— Чем они хуже, тем ему лучше. Уж он своего не упустит, вот увидите!
— В таком случае тащи его к нам. А мы пока накроем стол, позовем дам и — завейся горе веревочкой!
Иисус был восхищен, узнав, что для него готовится подобное пиршество. Матфей начал было ему объяснять, что его приятели, мытари Геннисарета, — славные выпивохи, несмотря на их презренное ремесло, что прочие глупцы просто ничего не смыслят ни в надувательстве, ни в сутенерстве и так далее и тому подобное, но миропомазанный остановил его всем известной пословицей: «Пустое брюхо к речам глухо».
— Попридержи свои объяснения до другого раза, — сказал он. — А сейчас, друг Матфей, веди нас к своим друзьям!
Святые ввалились в дом, где их ждали мытари. Нечего и говорить, что это был один из самых подозрительных домов Геннисарета. Девицы легкого поведения вились вокруг него как мухи вокруг падали и десятками валялись с утра до ночи на ложах, на которых во время пирушек располагались гости вокруг столов. Все пили, орали, пели, бранились и обнимались. Зрелище было достойно самого низкопробного лупанария.
Когда появился Иисус в сопровождении апостолов, его встретили восторженным ревом, в котором уже не было ничего человеческого. Нетрудно представить, во что превратился званый обед: это была настоящая оргия.
Хозяева и гости подняли такой шум, что сбежались все соседи. Дело шло к десерту, когда пирующими овладевает самое игривое настроение. Каждый уже произнес тост. Иисус выпил за здоровье малыша Иоанна, своего возлюбленного ученика.
По этому поводу и разгорелись споры. Иоанн был таким хорошеньким и миропомазанный так его баловал и ласкал, что кто-то из сотрапезников высказал мысль, будто Иоанн на самом деле не Иоанн, а Иоанна. У него и впрямь была ангельская мордашка, волнистые белокурые волосы и голубые глаза, полные томной неги. Можно было поклясться, что это прелестная девица.
Некоторые мытари, думая, что мужская одежда Иоанна просто маскарад, пытались его обнять. Не в меру застенчивый мальчик только краснел, но не сопротивлялся.
Итак, пирующие со смехом спорили относительно его истинного пола, когда соседи вбежали в пиршественную залу. Представшая перед ними картина разгула поразила их и оскорбила. Видя, что Иисус орет громче всех и бьет в азарте тарелки, кто-то не удержался и сказал ему:
— Постыдился бы! Человек, выдающий себя за ученого богослова, не станет бесчинствовать с таким отребьем!
На это Иисус ответил, хватив кулаком по столу
— Что? Как? Учить меня вздумали? Эти господа, видите ли, шокированы! А позвольте спросить, какое вам до нас дело?
— Извините, — возразил ему один фарисей, но вы выдаете себя за общественного деятеля, поэтому ваша личная жизнь должна быть примером для всех остальных
И вдруг мы видим, что вы растрачиваете драгоценное время, обжираясь и пьянствуя с мытарями и блудницами!
— Он нас оскорбляет! — завопили гуляки. — Иисус, отомсти ему! Не давай нас в обиду!
Тогда мессия с ехидной усмешкой повернулся к фарисею.
— Предположим, что мои сотрапезники действительно таковы, — сказал он. — Ну и что из того? Мое присутствие среди них вполне оправдано. Вы, прочие, безгрешны, а они, по вашим словам, закоренелые грешники. Превосходно… Но, поскольку я болею душой за всех людей, мне и положено больше интересоваться грешниками, нежели безгрешными праведниками. Врач нужен не здоровым, а больным.
Это заявление было встречено громом аплодисментов. Сообразив, что возражать Иисусу небезопасно, фарисеи промолчали.
Однако этим дело не кончилось, и ходячему Слову пришлось выслушать упреки с другой стороны.
Привлеченные шумом и воплями, в дом зашли ученики Крестителя и в свою очередь приступили к Иисусу.
— Наш учитель, — сказали они, — томится в застенках крепости Махер. Он сидит на черном хлебе и гнилой воде, а ты, его двоюродный брат, обжираешься здесь вовсю! Неужели ты забыл своего предтечу?.. Ведь он же великий пророк! Мы его оплакиваем, мы постимся, чтобы ему уподобиться, мы носим по нему траур, а ты…
— Мне это в конце концов надоело! — с досадой воскликнул Иисус. Я, что же, виноват, что Креститель попался как дурак в лапы Ирода?.. А кроме того, если уж на то пошло, сам Креститель недавно сравнил меня с женихом… Раз я жених, должна быть и свадьба. С другой стороны, когда жених пирует, разве могут его друзья поститься? Они еще успеют положить зубы на полку, когда меня с ними больше не будет, то есть когда со мной тоже приключится какая-нибудь неприятность.
И, чтобы подчеркнуть, что для него это дело решенное, ходячее Слово отвернуло кран своей бездонной бочки с притчами:
— Никто, никто не пришивает к ветхой одежде заплаты из новой ткани, ибо вновь пришитое сядет под дождем, отдерет старое и дыра будет еще хуже, чем раньше. Точно так же никто не вливает вино молодое в меха ветхие, иначе меха прорвутся и вино вытечет на землю. К тому же, если вы привыкли к старому, выдержанному вину, вам новое вино придется не по вкусу и вы потребуете старого вина, потому что оно крепче…
— Правильно! — крикнул кто-то. — Но что ты хочешь этим сказать?
— Как! Вы не понимаете намека?
— Мы в этой чепухе ничего не понимаем!
— Очень жаль. Но я-то знаю, что я хотел сказать, и этого мне достаточно. Иисус уж собрался перейти к следующей притче, когда к нему протиснулся сквозь толпу глава местной синагоги, по имени Иаир.
— Учитель! — сказал он. — Ты видишь перед собой убитого горем отца. Сам понимаешь: я решился войти в этот дом не от великой радости, но, чтобы найти тебя, я был готов обегать любые притоны. Впрочем, главное — что я тебя отыскал. Так вот, дело в следующем: моя дочь, моя единственная дочь умирает! Сейчас, когда я с тобой говорю, она уже, наверное, умерла. Но ты, говорят, обладаешь чудесной силой. Я в тебя верю! Пойди со мной, учитель, возложи на мою дочь руки, и я убежден, что этого будет
