Михайлов Александр Георгиевич
Чеченское колесо
От автора
Число чеченоведов на душу населения России сегодня значительно превышает количество любителей футбола. Правда, многие вряд ли смогут отыскать Чечню на карте, зато знают, что, как и когда необходимо сделать, чтобы урегулировать внутрироссийский конфликт. При этом разброс мнений колеблется от полного признания чеченских требований до объявления газавата, эпитимьи и харакири.
Политики, неформальные лидеры движений, вольные художники от социологии с ученым видом знатаков размышляют о судьбах Отечества: как жить - с Чечней или без оной?
Впрочем, за последние десять лет значительное число россиян стали реальными участниками событий. Тысячи погибших, искалеченных, сотни тысяч их родственников, сотни тысяч беженцев или, точнее, временных переселенцев. И многие их них произносят слово «вайнах» только раздельно: «Вай! На х...»
Страшно это. Потому что незначительный насморк октября 1991 года перерос в синдром иммунодефицита. Сегодня этот «насморк» не лечится.
И те, кто понимает ложность сослагательного наклонения в истории, тем не менее с его помощью пытаются разобраться в хитросплетениях кавказской чумы.
Автор не претендует на абсолютную правду. У каждого она своя. У президента, который мыслит глобально, своя. У полководца, ставящего задачу войскам, своя. У солдата, эту задачу реализующего (он даже не всегда знает конечный замысел), своя. У матери, потерявшей сына, своя.
Автор, в силу разных причин оказавшийся в гуще событий 1994-1997 годов, также видел ситуацию с позиций собственного положения, из своего «сектора обстрела». Возможно, кому-то этот сектор покажется узким. Но он сформировал понимание проблемы, которое может занять свою нишу в калейдоскопе мнений о Чечне.
Мы все сильны задним умом. Мы любим сослагательное наклонение. И, анализируя по его правилам события на Северном Кавказе, мы можем прийти к определенной формуле. С этих позиций на каждом этапе что-то можно было поправить.
Так, если бы мы не начали строить Гудермесский химический комбинат, то и не было бы митингов протеста против его строительства.
Если бы не было митингов «зеленых», они не приобрели бы политическую окраску. Если бы не был принят указ о реабилитации репрессированных народов, при отсутствии механизма его реализации, то этот вопрос не стал бы предметом обсуждения на политизированных митингах.
Если бы власти не отнеслись скептически к появлению так называемого Объединенного конгресса чеченского народа, или, как его называли, «окоченел», то не возникло бы политической структуры деструктивного характера, впоследствии взорвавшей Чечню.
Если не было бы ОКЧН, то не было бы и Джохара Дудаева, который с санкции Москвы был привезен из Пярну. Если бы Руслан Хасбулатов не стал бы завидовать славе Дудаева, то, возможно, советского генерала Дудаева Москва приняла бы как вполне «вменяемую» фигуру.
Если бы Джохара Дудаева восприняли как перспективную фигуру в Москве, то, вероятно, его бы и поддержали. Ну, допустим, дали бы ему звание «генерал-лейтенант» (чеченцев с таким рангом не было) и он, возможно, стал бы прислушиваться к голосу Москвы. А если бы он стал прислушиваться, то, скорее всего, не пошел бы на прямую конфронтацию.
Если бы он не пошел на прямую конфронтацию, то, возможно, не стал бы разгонять легитимные органы власти. В этом случае не было бы захвата здания КГБ Чечено-Ингушетии. А если бы чекисты в сентябре 1991 года разогнали палками лидеров митингов, то некому было бы штурмовать их здание.
Если бы бунтовщики не штурмовали здание, у них не оказалось бы большого количества оружия, которое к тому времени было свезено в Грозный со всего Кавказа, как в город с наиболее благоприятной обстановкой.
Если бы после штурма здания КГБ удалось бы изолировать зачинщиков, собрать оружие, то у бандитов исчезла бы эйфория победы.
А если бы не случились события августа 1991-го, то, возможно, Руцкому удалось бы ввести чрезвычайное положение и исключить негативное развитие ситуации.
Если бы в сентябре 1994 года власть обратила внимание на Хасбулатова, стремительно набравшего популярность в Чечне на фоне падения авторитета Дудаева, то можно было бы не обращаться к личности Автурханова.
Если бы не надо было обращаться к Автурханову, то не надо было бы оказывать ему военную помощь и мы бы не вооружали Чечню.
В этом случае не надо было бы переходить к силовым методам и направлять в Грозный неисправные танки.
И тогда не надо было бы обращаться к помощи танкистов из Кантемировской дивизии. Их тогда не послали бы под прикрытием чеченской пехоты и с чеченскими проводниками в Грозный, которые, увы, разбежались, как трусы, и танкисты не решили поставленную задачу.
А вот если бы они решили эту задачу, то не погибли бы, а Россия вернула бы себе Чечню и не надо было бы в декабре снова входить в Грозный. И мы бы вновь не понесли большие потери.
И общество бы не так политизировалось, и армия бы имела поддержку. И к маю операция была бы завершена, так как боевики компактно сосредоточились в горах и были блокированы. Если бы в апреле 1995 года, в преддверии 50-летия Победы, не был объявлен мораторий на ведение боевых действий, то бандиты и сепаратисты были бы уничтожены и не начали партизанскую войну.
И меньше было бы потерь среди мирного населения, которое, ожесточаясь, стало множить отряды боевиков, из-за чего и расширялось противодействие Российской армии.
А это противодействие не позволило сформировать легитимное правительство Чеченской Республики. И пришлось прибегнуть к марионеточным фигурам.
А вот если бы мы не воспользовались услугами марионеточных фигур, то армия Масхадова (почти уничтоженная) не собралась бы в единый кулак и не стала бы в августе штурмовать Грозный.
Если бы генерал Пуликовский выполнил свой ультиматум и уничтожил бы остатки сепаратистов, то не приехал бы Лебедь, не подписал бы договор о капитуляции и не было бы у боевиков ощущения реванша, а у России чувства позора.
И не надо было бы заигрывать с кукольной фигурой Масхадова, помогая ему деньгами. Эти деньги пошли бы в карманы россиян, а не верхушке бандитов, которые укрепили свою армию, стали претендовать на возмездие и осуществлять террористические акты безнаказанно.
А если бы бандитам не позволили действовать безнаказанно, то они не посягнули бы на Дагестан, и не надо было бы бомбить их базы в Чечне, и тогда не было терактов в Москве. И не начались бы боевые действия против Чечни. И армии не надо было бы входить в Чечню. Но вот она вошла в Чечню, и теперь надо было брать Грозный.
Понятно: если война затянется, увеличатся потери. Если увеличатся потери, то в обществе изменится отношение к действиям властей.
Таких «ЕСЛИ» множество, и для того, чтобы не повторять ошибки, надо обратиться к истории.
Бывает время, когда тебе кажется, что твой отец знает все, потом приходит время, когда кажется, что ты знаешь столько же, сколько и отец, потом приходит период, когда думаешь, что знаешь больше отца, - и, наконец, узнаешь, что ни ты, ни твой отец ничего не знали.
Чеченская притча
Вместо предисловия
В 1972 году умер писатель Алексей Евграфович Костерин. Нынешнему читателю эта фамилия мало что говорит. Но в те годы его смерть вызвала серьезное оживление в так называемых диссидентских кругах. И были тому причины.
Судьба Алексея Костерина схожа с судьбой многих людей его поколения. Политкаторжанин, политический деятель, коммунист, писатель... Он трижды сидел - один раз при царе, два раза - при советской власти. Три раза исключался из партии и два раза - из Союза писателей. Молодость Костерина была связана с установлением советской власти на Кавказе. Как красный командир, он воевал в тех краях. Он писал о Северном Кавказе, его народах, о непростой, а после войны - трагической судьбе чеченцев, ингушей, балкарцев, кабардинцев, осетин. Он остро реагировал на несправедливость в отношении людей, с которыми воевал за то, чтобы над Кавказом взошло солнце коммунизма. В 60-70-е годы он был одним из лидеров движения за реабилитацию репрессированных народов. И не только Кавказа. Он был связан с лидерами крымских татар, поволжских немцев, калмыков. Эта тема была закрыта в те годы. Еще не затянулись раны последствий сталинизма, у многих руководителей ещё сильны были настроения реваншизма за поражения на ХХ-ХХII съездах партии. Читаешь произведения Костерина сегодня - и поражаешься, сколь наивны и просты по своей человеческой сути его взгляды. Он и его соратники хотели всего лишь простой человеческой справедливости. Часть костеринского архива без регистрации хранится на Лубянке, часть - в бывшем Музее Революции. Вдова передала туда десятки коробок с трудами, записками, черновиками произведений, поздравлениями друзей по случаю праздников. Поражает его светлая вера в то, что люди российских окраин безгранично преданы идеям революции, потому что более чем кто-либо подвергались гнету и бесправию при царизме.
Костерин был идеалистом, но его идеализм питался глубоким знанием Кавказа, традиций и обычаев людей, его населяющих. И он прекрасно понимал, что их можно сделать надежными союзниками и верными друзьями. Хотя здесь сильны родовые и тейповые отношения и выживает тот, кто стреляет первым, все равно невозможно существовать без взаимной поддержки и помощи. Кто бы ни вошел в саклю, он - гость. И что бы ни случилось, хозяин будет защищать его до последней капли крови. Но если человек пришел с оружием, за это может быть только смерть. Друг есть друг, враг есть враг. Людям с равнинной психологией понять это сложно. А потому триста лет на Кавказе лилась кровь, триста лет горцы были предметом особой заботы военных, плохо представляющих себе иные пути разрешения проблем, кроме единственной: лучший горец мертвый горец. Не случайно Кавказ был не только сферой жизненных интересов России, но и местом ссылки. Принцип простой: или ты убьешь чеченца и искупишь свою вину, или он убьет тебя и это будет наказанием за твой проступок. Политика наместников на Кавказе чередовалась с удивительным постоянством: на смену ястребам, с их железным порядком, приходили голуби, поначалу провозглашавшие просвещение и гуманизм, но в конечном счете и становившиеся ястребами, предоставляя возможность навести порядок военным. А военные, теряя своих товарищей в боях, приходили к выводу, что сила - не лучший советчик, что нужно договариваться, искать компромиссы, а попросту жить по принципу: разделяй и властвуй. Важно было понять: кого с кем разделить и над кем властвовать. Повторю: история не терпит сослагательного наклонения. Но, к сожалению, наше вечное «если бы» всегда приводит к одному и тому же: мы наступаем на грабли.
В 1911 году 58 членов Государственной думы сделали запрос по поводу дестабилизации обстановки на Северном Кавказе. Обострение было связано с ростом насилия, многочисленными преступлениями в Терской области. Предпринимаемые меры эффекта не давали. Страдало мирное население - простые чеченцы и ингуши.
«Уже из обращения запроса видно, что 58 подписавшие запрос полагают, что чинимые у нас грабежи и воровство проистекают не от мирного народа чеченцев и ингушей, а только от Зелим-хана и подобных ему профессионалов-разбойников и что местная администрация притесняет прочее население только потому, что она бессильна поймать Зелим-хана сама и желает притеснениями заставить сделать это мирное туземное население».
«Борьба, предпринятая Терской администрацией, - говорит запрос, выразилась в настоящее время в меры, направленные не столько к поимке Зелим-хана и его шайки, сколько против мирного, ни в чем не повинного ингушского населения»1.
Эти слова дают ясно понять, чего могут ожидать, например, сунжинские и терские казаки, если они не примут надлежащих мер к полному раскрытию совершающегося в Терской области. Запрос убеждает нас, что в мирной далекой России не знают того, что совершается у нас и уже забыли уроки истории.
