встречались острова, не отмеченные ни на одной географической карте. Всякий раз путешественники испытывали тогда ни с чем не сравнимое волнение первооткрывателей. И было чему радоваться: их карта все более покрывалась очертаниями дотоле неведомых земель.
Да, 'белые пятна' стирались на арктической карте. Но — увы! — это нисколько не помогало уточнить местонахождение самих путников. Загадка по-прежнему оставалась неразрешенной. Ясно было только одно — шли они к югу. К дому!..
В середине июня запасы продовольствия истощились. Настал день, когда был съеден последний скудный паек. Спасти могла только открытая вода, где водилась бы дичь и где можно было бы убить тюленя. В противном случае — голод, конец.
Не раз путешественники находились на краю гибели, но каждый раз судьба негаданно несла им спасение. Так было и теперь.
Началось с того, что наступила отличная погода. Солнце, долго скрывавшееся в облачных лохмотьях, выглянуло наружу, засияло веселыми лучами. Подморозило. Нарты с поднятыми парусами легко заскользили по ровному льду.
И вот, как чудесная музыка, донесся шум морского прибоя. Перед глазами вскоре открылась красивейшая картина — голубая поверхность открытой воды. Сбылась мечта! Впереди море, по которому можно беспрепятственно и быстро плыть.
Путешественники связали вместе свои каяки и с попутным ветром пустились в плавание.
Ветер свежел. Утлые суденышки с такой силой рассекали волны, что вода стала захлестывать через борт. Но что за беда, если несешься вперед и вперед!
Целый день так плыли. Усталые, голодные и все же счастливые. Ведь родной дом приближался с небывалой до сей поры быстротой. Так им казалось, так в это верилось, но пришлось пережить еще одно мучительное испытание.
Вечером пристали к кромке льда немного поразмять ноги, совсем затекшие от долгого сидения в каяках.
При высадке возник вопрос: как закрепить драгоценные каяки?
— Привяжем ремнем! — предложил Иохансен.
— А выдержит ли? — усомнился Нансен.
— Ну, конечно!
— Да, пожалуй! Немного нужно, чтобы удержать наши легкие судна, — согласился Нансен и закрепил каяки сыромятным ремнем, вырезанным из шкуры моржа.
Путники взобрались на ближайший торос. Поглядели вокруг, потолковали о направлении ветра. Мнение их, как всегда, оказалось единодушным: надо скорее подымать парус, пока не стих ветер. Так и решили. Вдруг Иохансен вскрикнул:
— Каяки уносит!
— Что?..
С полувзгляда Нансен убедился в ужасной правде.
Опрометью бросились они вниз с тороса. Поздно! Сыромятный ремень лопнул, и каяки отплыли уже довольно далеко.
— Держи часы! — крикнул Нансен. Стремглав бежал он к кромке льда, на ходу сбрасывая меховую куртку.
Снять с себя все он не рискнул — боялся закоченеть. И, полураздетый, прыгнул в воду. Поплыл!
В ледяной воде да в намокшей одежде плыть было очень тяжело, а ветер дул со стороны берега и быстро угонял легкие суденышки с их высокими мачтами.
Дальше и дальше уносились они. И с ними вместе исчезали малейшие надежды на спасение. Ведь все достояние путешественников находилось там, в каяках. Все, даже ножи…
В сущности, было все равно: окоченев, пойти на дно или вернуться назад ни с чем. Но Нансен напрягал все силы. Устав, перевернулся и поплыл на спине.
На берегу в отчаянии метался Иохансен. Бедняга не отрывал взгляда от воды. Он не надеялся, что Нансену удастся поймать каяки, и понимал, что ничем не поможет, если бросится в воду вслед за другом. Худших минут переживать ему не приходилось еще никогда.
А Нансен не сдавался. Плыл и плыл. Расстояние до качавшихся на воде мачт несколько сократилось. И хотя все более коченели руки и ноги, забрезжила надежда, что удастся достичь цели. Пловец, подчиняя свое тело велениям воли, собирал падающие силы, и — мачты ближе!.. Вот, наконец, они совсем близко! Протянуть руку, и она коснется борта… Но как тяжела, как бессильна рука!
Еще несколько взмахов рук пловца, и еще взмах… Теперь он рискнул сделать рывок. Успел коснуться лыжи, лежащей поперек кормы. Ухватился за нее, подтянулся…
Спасение! Узы! — преждевременная радость. Нансен пытается взобраться на корму, но замерзшее тело не слушается, не может превозмочь тяжесть намокшей одежды.
Неужели все напрасно? О нет! Еще отчаянная попытка. Успех: удается закинуть ногу за борт!
— А-а-а! — крик Иохансена исторгнут опаляющей сердце, радостью: Нансен вскарабкался в каяк.
Тело закоченело так, что невозможно грести. Да и не легко одному человеку действовать веслом в двух связанных вместе каяках. А развязывать их нет времени — замерзнешь окончательно, раньше чем справишься с этим делом. Ничего другого не остается, как заставить себя грести, чтобы хоть как-нибудь согреться.
Нансен дрожал от леденящего холода, зубы его стучали, он почти терял сознание, когда шквалы ветра пронизывали тонкую мокрую фуфайку. Но он греб и греб, судорожно сжимая весло.
Две кайры опустились на воду и невозмутимо поплыли вблизи каяков. Никем не пуганные птицы…
'Вот случай спастись от голода!' — смутно мелькнувшая мысль внезапно пробудила охотничий пыл.
Нансен схватил ружье и метко — одним выстрелом уложил обеих птиц.
Грохот выстрела донесся до берега. Иохансен вздрогнул от неожиданности. В голову не могло прийти, что в такой тяжелый момент можно заняться охотой. 'Несчастье случилось! — подумал он. — Почему Фритьоф заворачивает в сторону, наклоняется к воде, вылавливает что-то… Неужели помешался от всего пережитого?..'
Вспоминая потом, как все произошло, оба друга смеялись. Охотничий пыл в таких обстоятельствах, конечно, может показаться смешным. Но если разобраться глубже, ничего иного и нельзя было ожидать от такого человека, как Нансен. Всегда, в любых условиях сохранял он ясность сознания и волю к победе.
Уже через минуту Иохансен стаскивал с него мокрую одежду, помогал напяливать вещи, оставшиеся на берегу сухими, и уложил в спальный мешок, разостланный прямо на льду. Поверх мешка он заботливо набросил парус и все, что только смог найти, чтобы получше укрыть товарища от пронизывающего, холодного ветра.
Долго лежал Нансен, содрогаясь от озноба, пока мало-помалу по телу не стало разливаться тепло.
Потом как-то сразу охватил его крепкий сон.
Как богата неожиданностями жизнь путешественника! Через несколько дней Нансен начал запись в дневнике такими строками:
Недавно еще он плыл в ледяной воде, чтобы спасти себя и Иохансена от верной гибели. Отбивался от нападений медведей и моржей, жил, как дикарь, и был уверен, что предстоит еще долгий путь по льду и морю, путь, полный всяких опасностей, превратностей, испытаний.
