— Ну, как-то не слишком положительно она о нем отзывается. Что-то я не почувствовал в ней дочерней любви и привязанности.
Чивер только улыбнулся, предпочитая держать свои мысли при себе.
— Итак, вы не собираетесь обвинять Адама Кингсли в убийстве Саймона, сэр?
Старший детектив закрыл глаза, подставляя лицо под теплые солнечные лучи:
— Мне показалось, что я неправильно вас понял, сержант. Вы что-то говорили про убийство?
— А разве вы не считаете, что… — Сержант запнулся.
— Что-что?
— Ничего особенного, сэр. Неважно.
Мэтью Корнелл разлегся на скамейке в больничном саду. Открыв глаза, он увидел над собой внимательные глаза Алана Протероу:
— Привет, док. — Он прищурился от солнечных лучей, свесил ноги и, принимая сидячее положение, закурил.
Алан устроился рядом с ним.
— Приезжала полиция с какой-то дикой историей о том, что Саймон Харрис совершил самоубийство, — как бы между прочим заметил он. — Похоже, они рассчитывали на то, что Джинкс назовет имя своего отца, чтобы они смогли разделаться с ним раз и навсегда. — Он осмотрелся по сторонам. — Однако ей удалось убедить их в том, что она ничего не помнила до вчерашнего дня. А это означает, что ни она, ни кто-либо из ее друзей не могли ничего рассказать самому Адаму Кингсли.
Мэтью смотрел вперед:
— А зачем вы все это мне рассказываете?
— Из-за того, что я знаю, как вы любите все узнавать первым.
Молодой человек повернулся к доктору и ухмыльнулся:
— И, кроме того, как истинный экзистенциалист, вы хотите быть уверенным, что я действую добропорядочно. Угадал?
— Я бы сам лучше не смог выразиться, Мэтью.
— Ну что ж, я считаю, что честность и добропорядочность должна соответствовать справедливости. — Он повертел сигарету между пальцами. — Вы никогда не думали над тем, что бы потребовали жертвы убийц, если бы могли высказаться? Как самое малое, они настояли бы на том, чтобы их услышали так же, как их убийц.
— Между справедливостью и отмщением существует разница, Мэтью.
— Неужели? Единственное отличие состоит в том, как я это понимаю, что справедливость очень дорого обходится. Если бы это было не так, мой отец не мог бы себе позволить лечить меня в этой клинике.
Уже через полчаса Алан стоял рядом с Джинкс у эркера в ее палате, наблюдая, как высокий крепко сложенный мужчина в безупречном дорогом костюме поднимается с заднего сиденья «роллс-ройса» и не спеша выходит из машины.
— Это ваш отец?
— Да.
— Вы так и не объяснили мне, почему предпочитаете называть его просто Адамом.
— А почему вы думаете, что здесь должно существовать какое-то объяснение?
Доктор улыбнулся:
— Я же вижу выражение вашего лица, когда речь заходит об этом.
Джинкс проводила отца взглядом, когда он завернул за угол здания, подходя к главным дверям корпуса:
— Мне хотелось наказать его. Поэтому я поступила так же, как поступил сам Господь, и прокляла Адама за то, что он позволил своей жене соблазнить его. — Она повернулась к Алану. — Мне тогда было всего семь лет, и с тех пор я называю его только «Адам».
— Вы ревновали его к Бетти?
— Конечно. Я не собиралась делить отца ни с кем. Я просто обожала его.
Алан понимающе кивнул:
— Несмотря ни на что, у меня есть подозрения, что вы продолжаете относиться к нему точно так же до сих пор.
— Нет, — нахмурилась Джинкс. — Детское обожание давно прошло. Но я продолжаю восхищаться им. Он многого добивается, в то время как большинство все же остается ни с чем.
— Ну, а теперь, я полагаю, вы сознаете тот факт, что первый шаг все-таки сделал он, — как бы между прочим заметил Протероу. — Надеюсь, вы не будете слишком жестоки к нему и подтвердите благородство своего характера?
— Если нет, то клинике никто не заплатит. — Она улыбнулась, заметив удивление на лице врача. — Не будьте столь сентиментальны, доктор Протероу. В одном вы можете быть твердо уверены: мой отец никогда не изменится. Если бы он подумал, что вы умышлено настраиваете меня против него, он бы подал на вас в суд.
— Так что же сейчас должно произойти?
— Я выписываюсь из больницы. Больше я уже не ваша пациентка. По-моему, нам нужно попрощаться.
— И куда вы поедете?
— Назад в Ричмонд.
— А ваш отец знает, что вы приютили братьев?
— Если только они сами не рассказали ему об этом.
— Если им потребуется адвокат, не забудьте порекомендовать отца Мэтью. Мне говорили, что он превосходный защитник.
Джинкс улыбнулась и похлопала себя по карману:
— Мэтью оставил мне его визитку. Я подумала о том, что смогу потратить часть доходов, полученных от акций «Франчайз Холдингз» на оплату его услуг. Мэтью говорит, что сумма может быть невероятной. — Она пожала плечами. — Ну, а позже, если повезет, то с помощью небольшого эмоционального шантажа, я сумею убедить Адама в том, чтобы он снова признал и Бетти, и мальчиков, как только вся эта история немного позабудется.
— А вам не кажется, что Майлз и Фергус должны сами постоять за себя?
— Возможно.
— Почему же вы не оставите их одних?
— Потому что они все же мои братья, а их мать — единственная, которую я знала. Мне кажется, что стоит попробовать начать сначала. Вы так не считаете?
— Все зависит от того, верите ли вы в то, что надежда может восторжествовать над жизненным опытом.
— Верю. Посмотрите на меня. Или на Мэтью.
Доктор кивнул:
— Вы очень нравитесь Мэтью, Джинкс.
— Я знаю. — Она прислушалась к шагам, приближающимся к палате. — Но только потому, что у меня такие же черные глаза, как у его умирающей лисы. Кстати, когда он отсюда выпишется, то собирается пойти учиться на ветеринара. Он вам об этом уже говорил?
Алан отрицательно покачал головой.
— Он очень сочувствует страдающим животным. А вот к людям относится почти равнодушно, — сообщила Джинкс.
— Значит, вы не сильно отличаетесь друг от друга.
