таки сейчас легче работать, чем в застойные времена...
— Легче? — удивленно переспросил Зеленцов. — Скажешь тоже — легче! Наоборот, с каждым годом работать становится все сложнее. Раньше за идею боролись и умирали, а сейчас? — Военнослужащих за бабки «чехам» продаем! Готовы жопу лизать каждому, кто сотню тысяч «зелененькими» даст! Легче! Предавать — легче, а дело делать — тяжелее во сто раз! — Генерал пододвинул к себе папку, открыл ее и стал листать бумаги. — Ишь ты, сколько накопал! Накопал, накопал, полковник, да-а! Ладно, давай, что там у тебя по поводу охраны сочинского «объекта».
— Усилить бы охрану, — вздохнул Голубков. — Пастухов, конечно, профи, ничего не скажешь, но на )тот раз он работает без своих парней.
— Это без тех, которых еще «солдатами удачи» называют?
— Да нет, это мы их так в шутку прозвали.
— Говоришь — Пастухов и тут же требуешь усиления. И вообще, ты же знаешь, какой напряг у нас с людьми.
— Знаю, — вздохнул Голубков. — А если мы киллера зевнем, тогда как?..
— Тогда будешь сухари сушить, — Зеленцов улыбнулся. — Ладно, полковник, будет у твоего Пастухова приличное усиление. Только предупреди его, чтобы на этот раз безо всяких фокусов, а то наслышался я о нем: то он эксперименты с охраной объекта проводит, проверяя ее боеспособность, то бросается в погоню, никого не предупредив. Будет самовольничать — отстраню от операции. Никакой самодеятельности в данном деле быть не должно.
— Не будет, — сказал Голубков. — У него строгие инструкции на этот счет. И потом он все-таки человек военный, дисциплину какую-никакую соблюдать приучен.
— Вот именно, что какую-никакую. — Зеленцов повернулся к селектору, который тихонечко мелодично запиликал. — Что и кто? — спросил он, нажав на кнопку.
— Анкара, — раздался в селекторе голос секретаря.
— Анкара подождет. Пускай мне через час перезвонит. Сейчас мне линия нужна.
— Есть!
Зеленцов повернулся к Голубкову:
— Ну что, вопросы по поводу проведения оперативных мероприятий есть?
— Никак нет, — отчеканил Голубков.
— А-а, вечно ты торопишься с ответом, полковник, — покачал головой генерал. — Только что были вопросы по поводу прикрытия, а теперь куда-то улетучились. Ладно, ступай, я поговорю с начальником оперативного отдела тамошнего ФСБ. Сделаем так, Пастухов сможет к нему обращаться за помощью.
— Всего доброго, товарищ генерал.
— Пока, полковник.
Когда Голубков вышел, генерал тут же снял трубку и набрал номер.
— Э-э, барышня, Зеленцов на проводе, соедините меня с Антоном Владленовичем.
В трубке раздалась приятная джазовая музыка, и через полминуты возник голос Антона Владленовича:
— Алло, слушаю, генерал.
— Копают, Антон Владленович.
— Под кого, под меня?
— Думаю, и под вас тоже. А самое главное, что я процесс этого копания никак остановить не могу. Иначе немедленно по шапке дадут.
— А ты не останавливай. Ты процесс в нужное русло направь, — бодро сказал Антон Владленович. В голосе его не слышалось никакого страха.
Зеленцов невольно поморщился: во-первых, он не любил, когда с ним фамильярничали (с Антоном Владленовичем он на брудершафт не пил), во-вторых, легко сказать — направь. Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается...
— Знаете, возникла у меня одна идейка, на кого перегрузить часть проблем по поводу объекта. Хотелось бы с вами встретиться, поговорить не по телефону.
— Встречаться пока незачем. Когда перегрузишь часть проблем, как ты говоришь, и поможешь моим людям, тогда встретимся и поговорим... по душам, — добавил Антон Владленович и повесил трубку.
Только сейчас генерал понял, что его собеседник был пьян. Язык у него не заплетался, но голос был несколько странный. Тембр и интонации выдавали, что человек принял неплохую дозу спиртного.
— По душам так по душам, — вздохнул Зеленцов. — Ну что ж, обеспечим мы господину Пастухову прикрытие, — сказал он и неожиданно рассмеялся.
16
Медпункт — одноэтажное деревянное здание с зарешеченными окнами — был закрыт на большой висячий замок. Боцман положил истекающего кровью Айгаза на траву, попытался сбить замок прикладом. Ему это не удалось. Тогда он отошел от двери и дал короткую очередь. Дужка замка жалобно звякнула. Боцман внес мальчика в медпункт.
Однако в медпункте все было закрыто. Боцман выбил дверь смотрового кабинета и положил мальчика на кушетку. Принялся рыться в стеклянном шкафчике, выискивая бинты. Айгаз громко застонал.
— Ты только не помирай, пацан, — сказал Боцман и подумал, что перво-наперво надо снять болевой шок. Он еще раз огляделся. Все более-менее приличные лекарства хранятся, конечно, в сейфе. И Боцман, круша двери, пошел по больничке, пока наконец не обнаружил сейф — выкрашенный белой краской большой железный ящик с красным крестом на дверце. Спрятавшись за косяк в коридоре, Боцман традиционным способом — автоматной очередью — сломал замок сейфа. Несколько пуль срикошетило и разбило окно кабинета. Боцман принялся лихорадочно рыться на полках. Поди тут, разбери, где здесь обезболивающее. Эх, Дока бы сюда!
В армии все проще. Во время боевой операции у каждого солдата имеется индивидуальная аптечка, в которой обязательно есть одноразовый шприц-ампула с промедолом, как раз для обезболивания раны. Впрочем, чаще всего промедол из аптечек таскает с собой фельдшер, а то и начмед, потому что иначе солдаты в первую же ночь пообкалываются промедолом, чтобы кайфануть. Их тоже понять можно — стрессы, война, страх смерти. Если рана серьезная — пускают в дело сразу несколько тюбиков, чтобы снять болевой шок, если пустячная — хватит и одного.
Наконец под руку Боцману попался новокаин. Он поискал глазами стерилизатор со шприцами. Стерилизатор стоял в углу кабинета на столике с хлипкими ножками. Боцман схватил его и бросился назад, в смотровой кабинет. Айгаз уже был без сознания.
— Потерпи, потерпи, сынок, — приговаривал Боцман, наполняя шприц лекарством. — Скоро уже.
Боцман разорвал на Айгазе рубаху. Два входных отверстия в животе. Судя по всему, облегченные пятимиллиметровые пули как следует погуляли по внутренностям парня. Боцман принялся вытирать сочащуюся кровь. Потом новокаином обколол раны со всех сторон.
Закончив с этим, он достал из кармана сотовый телефон и набрал Муху:
— Олег, срочно вертолет на «Большую землю» нужен.
— Тебя ранило, что ли? — раздался врубке встревоженный голос Мухи.
— Не меня — пацана. Объявился тут один... борец с терроризмом! Он из охотничьего по разведчику пальнул, ну а тот по нему из автомата.
— Серьезная рана?
— Судя по всему — да. У вас как?
— У нас нормально. Одного головореза в плен взяли, остальные «почили», так сказать. Не волнуйся, Митя, «вертушка» уже идет к вам. Выноси пацана к окраине села, где была засада.
— Ладно. — Боцман выключил телефон, и в это мгновение от двери раздался грозный оклик: — А ну лечь мордой в пол! Оружие ко мне.
Боцман обернулся. Безусый лейтенант милиции целился в него из своего табельного «Макарова»...
— Слушай, парень...
— Лежать, я сказал! — истошно завопил лейтенант.
Ну не стрелять же по своему! Боцман послушно лег на пол. Лейтенант подскочил к стулу, на котором лежал его автомат, схватил его.
