Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного

европейские страны. Он служит также и перевалочным пунктом для транзита многих товаров.

Монеты

Приток товаров порождает никогда не прерываемую череду торговых операций, которые предполагают операции денежные, а последние ставят проблему монет, так как именно они — цель подлинной торговли.

На территории Османской империи в XVI–XVII веках имели хождение многие золотые и серебряные монеты, чеканенные в Италии, Испании и, позднее, Голландии. Османы стремились накопить их, поскольку эти монеты иностранной чеканки с течением времени сохраняли свою первоначальную стоимость в большей мере, чем это удавалось турецким монетам: акче, к примеру, в XVI и особенно XVII веках значительно обесценились.

Золотые монеты, обращающиеся в Стамбуле, малочисленны по типу и по количеству: всякая золотая монета обладает такой непререкаемой ценностью, что ее владелец не спешит расстаться с ней, пустив ее вновь в коммерческий оборот. Само государство дает тому пример — оно накапливает золотые монеты, всеми средствами изымая их из оборота^{316}. Золотые монеты, носящие постоянно общее наименование алтун, вместе с тем получают от эпохи к эпохе некоторые дополнительные имена. Так, в начале XVI века они также называются филури (от флорина) и шахи. Завоевание Египта Селимом I открывает османам доступ к золотым запасам как в металле, так и в монете, не только в самом Египте, но и в Судане. Египетская золотая монета ашрафи получает в некоторых провинциях империи хождение под турецким именем эшрефи алтун или шерефи (европейцы называют ее шериф или султани).

В обращении продолжает находиться и иностранная золотая монета: венецианский цехин, пользующийся здесь большим спросом еще со времен Византии (он даже выполняет функцию монетарного эталона, так как его стоимость в течение веков остается неизменной); венецианский дукат и германский дукат, несколько уступающие по стоимости цехину.

В коммерческой практике, как и в обыденной жизни, в ходу только серебряная монета.

Самая распространенная из серебряных монет до последней четверти XVII века — акче, «беленькая»; во времена Селима I за один пиастр (куруш) дают 40 акче; в середине XVI века — 50; в 1600 году — 80; в 1630-м — 96; в 1640–1641 годах — от 120 до 125, но тогда же чеканится новая акче, содержащая несколько больше благородного металла, а потому восстанавливается курс: за пиастр — 80 аспров; в 1656 году их соотношение — 1:90; в 1664-м — 1:120; в 1687-м — 1:160. Аспр, теоретически «серебряная монета», содержит медь в большой пропорции. «Эта монета настолько мала и настолько тонка, что ее легко потерять между пальцами»^{317}. Переплавка монеты (1700) приводит ее в соотношение 1 пиастра 120 акче. Однако никакая переплавка не может изменить той реальности, что акче в течение не менее чем двадцати лет служит всего лишь разменной монетой, то есть практически вытеснена из денежного обращения несколько более стабильным пиастром.

Однако и пиастр за два века не раз обесценивался. Один шерифи в период с 1510 по 1640 год стоил 1,5 пиастра, но в 1642 году он стоит уже 2 пиастра, в 1669-м — 2,25 пиастра, в 1700-м — 2,5 пиастра. Собственно говоря, подлинный османский пиастр появляется только в конце XVII века: ранее под «пиастром» разумелась имитация той или иной иностранной монеты. Наибольшей популярностью среди многих образцов для подражания пользовался голландский талер с изображением льва под турецкими названиями эседи куруш, эседи и арслани (от арслан — лев). Европейцы эту турецкую монету, имитирующую голландский образец, называли «асселани» или «абукель» (от арабского абу кельб, что значит «отец собаки»). Голландский талер пользовался в Османской империи большим спросом, несмотря на то, что голландцы, как и англичане, оплачивая свои закупки в Империи звонкой монетой, портили ту «звонкую монету», что предназначалась для употребления на Ближнем Востоке: процент примеси к благородному металлу в голландском талере, имевшем хождение на Западе, был равен 30, а в его восточном варианте достигал 40^{318} . Другие европейские нации с успехом следовали голландскому примеру, сбывая туркам и арабам порченую монету (часто те же самые арслани), которая тем не менее принималась за полноценную.

Еще более высоко котировался севильский или мексиканский пиастр, пущенный в обращение на Ближнем Востоке итальянскими торговцами из Генуи и Ливорно. Французы тоже использовали севильский пиастр, но лишь вот в каком кругообороте товаров и, следовательно, денег: марсельские коммерсанты закупали в Османской империи товары, оплачивая их испанской монетой; затем они эти товары сбывали за границей, главным образом в Испании, получая за них севильские пиастры, которые тратились потом в Османской империи^{319}.

Однако монета эта дорогая, и французы решают пустить в обращение ее восьмую часть (по-турецки — сюмюн, европейцы же это название преобразовали в «темин», или «тимин»), которая первоначально имела большой успех. Но этот успех повлек за собой спекуляцию, что привело к падению ее стоимости с 1/8 до 1/12 пиастра; в конце концов турки запретили ее ввоз в Империю, что, впрочем, не могло помешать недобросовестным коммерсантам продолжать ее ввозить, но уже контрабандой; некоторые из них, чтобы облегчить решение этой задачи, даже предлагали послу Франции де ла Ай комиссионные.

Среди других серебряных монет следует упомянуть пара, турецкую монету стоимостью в 3 или 4 акче, в зависимости от эпохи; а среди медных монет — мангир, выпуск которого в обращение имел целью вытеснение акче и который к концу XVII века в самом деле превратился в самую распространенную мелкую монету.

Если Османская империя в XVI веке благодаря своим завоеваниям переживала период экономического процветания и монетарного обилия, то к концу того же столетия она стала жертвой финансового кризиса, который проистекал из непомерно больших расходов султанской казны на украшение Стамбула и других больших городов Империи, на содержание большой свиты и огромной армии: на их покрытие денежных поступлений уже не хватало, так как войны Империи не приносили больше ей богатую добычу. В середине XVII века кризис обостряется: расходы не уравновешиваются доходами ни на год даже хотя бы в виде исключения^{320}; правительство чеканит монету низкой пробы, которую население вынуждено принимать — мера, посредством которой государство пытается наложить руку на запасы полноценных (или считающихся таковыми) золотых и серебряных монет, остающихся дотоле в распоряжении частных лиц. Неудивительно, что иностранцы стремятся обратить создавшееся положение к своей выгоде. Происходит утечка золота и серебра не только на Запад но и на Восток: в Персию и Индию уходят караваны верблюдов, груженных хорошей монетой и слитками благородных металлов для закупки там очередной партии товаров. Османская империя превращается в зону монетного транзита, и в ней остаются монеты лишь самой низкой пробы. В этих условиях торговля монетой становится прибыльным делом — например, для французов: «Французы не имеют разрешения на ввоз ни олова, ни свинца. Еще не появились их сукновальные фабрики, чтобы обеспечивать им, с согласия турок, достаточную норму прибыли. Это и вынуждает их специализироваться на продаже монеты, особенно монеты в 5 су, которую они фальсифицируют на 80, а иногда и на все 100 процентов… Подданные его величества — по меньшей мере те, кто занимается этой торговлей, — извлекают из нее немалую выгоду»^{321}. Однако торговлей этой занимаются не одни только французы: голландцы, англичане и венецианцы, не забывая правил приличия, все же не упускают удобного случая заняться ею, хотя высшими виртуозами этого дела должны бы быть признаны генуэзцы. От мастерских по чеканке монеты, расположенных по большей части в центральной Италии, а также и Провансе, от портов Марселя, Генуи и Ливорно через все Средиземноморье тянется «сеть распределения», охватывающая все порты и большие города Леванта. Некоторые торговцы получают прямо-таки баснословные прибыли: Матье Фабр и его брат Жан Батист заявляют, что они «в состоянии из десяти тысяч экю сделать шестьдесят тысяч».