принялся носками обуви быстро выбрасывать их за борт, не замечая, что от толчка его тела ладья плавно заскользила по чёрной поверхности, углубляясь в непредсказуемую кромешную тьму. Поглощённый своим занятием, он случайно заметил, что ладья движется к низкому зеву горловины свода, а три бронзовые пики с нанизанными на них скелетами целят из горловины прямо ему в живот. Подхватив уже рукой последнюю тварь, он успел пасть на дно, и ступни висящих скелетов глухо застучали по обоим бортам. Склизкая тварь выскользнула ему на лицо; передернувшись от отвращения, он швырнул её прочь за корму. После чего смог перевести дыхание, напрячь зрение и слух.
Ладья скользила в туннеле, потолок которого не позволял ему даже сесть. Послышалось и постепенно усиливалось звучание размеренных всплесков падающих на воду капель. Стоило досчитать до пяти, как падала очередная капля. Он лежал, плыл в неизвестность, а луч от каски высвечивал на потолке древние, непонятные ему рисунки и письмена. Их сменила часть очень большого рисунка, и он не сразу признал хвост крокодила. С замедлением хода ладьи появлялись задние лапы и провисшее брюхо. А когда пятно света вырвало из темноты болотного цвета шею, капля в падении стукнула о нос ладьи. Неожиданно свод оборвался, как бы взметнулся вверх и исчез во тьме, а над глазами нависла голова показавшегося живым огромного крокодила, с челюсти которого ему на подбородок упала кроваво-чёрная капля... Ладья глухо ткнула каменный тупик и остановилась. Но он некоторое время был не в силах шелохнуться, не мог не смотреть, как над ним на правдоподобных челюстях рептилии набухает следующая капля, набухает и срывается, падает ему у горла, тёплая, как сочащаяся из разрываемой острыми зубами живой плоти. Он медленно приподнял руку и отёр лицо правой ладонью. Это была не кровь. Вода просачивалась через минералы и в них приобретала такой цвет.
Он выбрался из ладьи на каменный пол дальнейшего продолжения лабиринта, сделал нетвёрдые шаги, тогда лишь оглянулся. Необъяснимый круговорот воды потянул ладью обратно в тоннель. Ещё не поздно было задержать её, но он уставился на морду крокодила и не имел воли ступить назад. При освещении светильником красные рубиновые глаза хищной рептилии сверкали с плотоядной ненасытностью, а с челюстей продолжали срываться большие капли с блесками свежей крови. Наконец и нос ладьи втянула в тоннель, под живот крокодила. Только после этого он осмотрелся.
Вместе с поворотами головы пятно света бегало по стенам, на которых и справа и слева, навстречу ему спешили возбуждённые неподдельной радостью павианы, искусно изображённые древними художниками немеркнущими красками. Это производило впечатление, какого он не ожидал.
– А-а, – прошептал он, отмахиваясь от тревожных мыслей. Плевать он хотел на опасности, о которых предупреждала кровожадная морда! Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Его уже порядком утомили эти лестницы, проходы, тупики, везде похожие одни на другие, – без каких-либо указателей лабиринт представлялся бесконечным. Свет пока не тускнел, но надолго ли хватит батарейки? Он спустился под очередной свод и вновь оказался перед каменной лестницей, ведущей наверх, в зловещую темноту. Воздух был затхлым, и он ощутил усталость, когда поднимался со ступени на ступень, которым не было конца. Однако на этот раз он выбрался к площадке с узким и низким проёмом в тёмной стене, подобного которому ему ещё не встречалось. Вызываемые им шорохи на слух как будто стали иными. Чудилось, за проёмом было замкнутое помещение, а если это так, он достиг цели плутания. Усталость отступила перед растущими осторожностью и любопытством.
Когда он присел на корточки, чтобы луч светильника проник как можно дальше внутрь кромешной тьмы, на границе видимости показалась золотая гробница. От волнения и от предыдущего движения на лбу выступил пот, и он смахнул каплю над бровью, чтобы она не попала в глаз. После чего пригнул голову и медленно шагнул в проём. Сделав второй и третий шаг, он очутился в небольшом кубическом помещении с красочно разрисованными стенами. В противоположной стене с изображениями суда Осириса в Царстве мёртвых выделялось продолжение узкого входа, и там, как живой, нависал чёрный скарабей. Пройти под каменным скарабеем можно было только согнувшись. Под брюхом скарабея он разглядел заострённое книзу жало, покрытое маслянистой иссиня-чёрной жидкостью, – очевидно, она просачивалась сквозь поры камня; в свете фонарика она переливалась недобрыми, зловещими отблесками. Не отрывая взора от брюха скарабея, он осторожно пробрался под его лапами, и вдруг – чего он никак не предполагал – плита под ногами резко накренилась. Теряя равновесие, он непроизвольно дернулся, и в шею ему впилось остриё жала, впилось глубоко, больно разрывая кожу.
Он быстро выбрался в просторное и мрачное помещение, распрямился напротив золотой гробницы. Как будто от затхлого воздуха стало трудно дышать, а потом закружилась голова. Вдруг почудилась, что мумия великого завоевателя в гробнице шевельнулась. С усиливающейся тревогой он растёр пальцами кровь у раны на шее. Она, как ни странно, не зудела, не беспокоила.
Чувства и мысли были неопределёнными. Обеспокоенный поиском ответа на вопрос о назначении иссиня-чёрной жидкости, которая явно попала ему в кровь, он не мог разобраться, что же хотел или ожидал увидеть. Ни корон Нижнего и Верхнего Египта, ни жезла и плети – этих непременных символов власти, обязательных при погребении фараона, – здесь не оказалось. На мумии вместо них лежал греческий меч. Свет от светильника позволял различить на коротком лезвии ряд оттиснутых иероглифов и символических знаков. А в рукояти меча тускло сверкал крупный изумруд, внутри которого застыл чёрный как смола шарик. Изумруд с шариком притягивал неодолимо... Его рука невольно потянулась к рукояти, дотронулась ... и тут же вспышкой коротких голубых молний необъяснимого разряда его ударило с такой силой, что он отлетел на пол. Он не мог бы сказать, сколько времени катался по полу, извиваясь и корчась от жестоких нескончаемых судорог. Светильник разбился, свет перестал метаться перед затуманенным взором, и судороги внезапно отпустили его. Он затих в изнеможении.
Не сразу, но он начал приходить в себя, удивляясь, что видит во тьме подобно ночному животному. Какая-то необоримо могучая воля проникала в него, постепенно вытесняя его собственную, и не было сил пытаться сопротивляться ей. Чужая могучая воля заставила его подняться на колено, встать. И странно, его ничуть не изумило увиденное. Бледно-голубой призрак Александра Македонского в военном красном плаще, без шлема и с мечом в правой руке, стоял у гробницы, возвышался над ним, как повелитель. Призрак взмахнул мечом, ударил его по голове, – однако рассёк лишь ремешки каски, и она с разбитым светильником упала на пол. Неотрывно глядя на призрак, он посредством взора жадно впитывал струящее из него голубое сияние, будто пил из источника подлинного смысла существования и миропонимания.
– Ты знаешь, кто ты? – наконец спросил призрак.
– Да. – Он запнулся на мгновение и продолжил: – Но как... как я узнаю, где эта крепость, где Ключ Азии?
– Не знаю, – признался призрак. – Я искал её. Искал с неистовой страстностью. Там должно быть средоточие всех разрушительных сил мира. В конце текущих времён они начнут отчаянно сопротивляться. – Призрак охватило лихорадочное возбуждение, рука подняла меч. Казалось, он готов был ринуться в схватку с теми силами, о которых говорил. – Кто овладеет Ключом, тот установит власть над всем, что движет миром! Тот навсегда обуздает разрушение.
Призрак смолк, посмотрел ему в глаза, пронзив почти безумным взглядом. От этого взгляда он, как от толчка, едва устоял на ногах.
– Я буду искать её, эту крепость! – хрипло произнёс он.
– Найди! Лишь тогда моя воля в тебе обретёт покой.
...Он не помнил, какими путями и проходами выбрался наружу. Ночь отступила от неба. Оно серело, но так, как это бывает в горах, без признаков близкого рассвета.
Он спускался по уклону подола к БТРам с неторопливым спокойствием, какого никогда не знал в прежней жизни. На полпути его ожидал капитан. Они встретились, капитан протянул ему загорелую ладонь для крепкого рукопожатия. Дальше они пошли рядом.
– Делать зомби, – холодно улыбаясь, заговорил капитан, – забава дикарей, так и не понявших, что им достались объедки, брошенные со стола древней цивилизации с её Великими Тайнами. Мы не зомби. Мы наследники великой и непреклонной воли.
Из стальных машин вылезали те, кто были взводом потерянных и потерявших вечный покой воинов света. Они признавали в нём товарища, своего лейтенанта.
Безжалостное послеполуденное солнце давно загнало почти всё живое в укрытия и в тени. Но
