прост. Противник, выходя в нейтральную зону, просто давил шары, похожие внешне на кал овец, продвигаясь вперед. И сначала ничего не происходило. «Горох» срабатывал, когда враг отходил от лесного массива метров на двадцать-тридцать. Вот тогда шарики начинали взрываться с яркими вспышками и громким хлопаньем. Сами по себе они никакого вреда людям не наносили, но указывали постам раннего обнаружения противника не только сам факт появления последнего, но и точное место его сосредоточения. И долговременные огневые точки, имея прекрасные ориентиры, накрывали участок прорыва массированным огнем скорострельных зенитных пушек.
Вся ценность информированного проводника и заключалась в том, что он знал, как преодолеть нейтральную полосу и безошибочно войти в проход минного поля. Чтобы обезвредить «горох», достаточно всего лишь не раздавить шарики. И, определив вехи одного из проходов, предатель вывел к нему свою малочисленную сопровождающую группу. Затем лег на землю и пополз по траве, отодвигая «горох» в сторону. Таким образом, ему и его подельникам, мрачным молчаливым бородачам, удалось приблизиться к позициям внешнего периметра передового рубежа охранения базы, но не доходя до зоны контроля поста взвода радиотехнической разведки на триста метров. Отсюда, с небольшой возвышенности, предатель видел базу, прекрасно зная, что и где расположено. Он отметил на карте Ахмада ориентиры интересующих главаря моджахедов целей и вновь увел разведывательный дозор в лес.
Спустя час тридцать семь минут с момента начала своей работы проводник передал карту главарю банды.
Тот, осмотрев ее, похлопал русского по плечу:
— Ты хорошо работал, гяур! Я выходил за тобой и смотрел на твой действий. Маладец! Типерь иди грузовик. Там жди!
Проводник прошел к машинам, взобрался в кузов одной из них, полной боевиков. Не взглянув ни на кого, закурил. Это было запрещено, но тут находились рядовые душманы, так что замечания ему никто не сделал. Да и плевал предатель на их замечания. Он посмотрел на звездное небо, едва пробивающееся сквозь плотные кроны деревьев. Подумал, быстрее бы вернуться в полевой лагерь. Там душ, шашлык и на мягкой кошме доступная и послушная Гульра, на этот раз с молоденькой сестричкой. В меру приняв спирта — это ему, в отличие от других боевиков отряда Ахмада, состоящего из мусульман, разрешалось, — он заставит красавиц Востока перед дикой групповой случкой исполнить танец живота. Неизвестно, как малолетка, а Гульра делала это потрясающе, многократно увеличивая желание обладать ею. И с ней проводник не церемонился, заставляя исполнять самые развратные свои прихоти. То же будет и с сестрой Гульры, пусть девочке всего четырнадцать лет, ее проводник будет иметь более изощренно, добиваясь криков боли. Да и чего жалеть шлюх? Все равно судьба женщин, отданных ему в утеху, предрешена. Стоит проводнику отказаться от Гульры и ее сестры, тех тут же прирежут как овец. Спать с неверным — великий грех для правоверных. И жесточайшее наказание неизбежно, несмотря даже на то, что спать с русским женщин заставляет сам Ахмад. Для главаря отряда эти красавицы уже жертвенные животные, дожидающиеся своего часа кровью искупить смертный грех. И осознание такой ситуации возбуждало предателя, вызывая во время соития приливы поистине дикой страсти, сопровождающейся необузданной, звериной жестокостью.
За спиной взревели двигатели «УАЗов», расходясь в разные стороны на стартовые позиции для производства прицельных залпов по базе. Звук моторов постепенно ослабевал, что означало — вездеходы расходятся на приличную дистанцию между собой. Затем на несколько минут все стихло.
Получив доклады командиров расчетов, Ахмад вызвал Амирхана:
— Хан! Я — Молния!
Амир ответил немедленно, не спал в эту ночь:
— Слушаю тебя!
— Я готов нанести по русским реактивный удар!
— Отлично! К отходу подготовился?
— Да!
— Смотри, Ахмад, твое спасение в быстроте и слаженности действий. Ты должен покинуть «зеленку» до того, как гяуры окружат ее. А сделать это они могут оперативно!
Ахмад сказал:
— Я знаю, Хан!
— Тогда, бисмаллах (во имя Аллаха), начинай, дорогой!
Отключившись от главного саиба, Ахмад вновь вызвал расчеты, отдал короткий приказ:
— Огонь!
Тут же тишина леса разорвалась воем выпускаемых реактивных снарядов. Каждая установка имела двенадцать стволов, следовательно, тридцать шесть зарядов обрушилось на советскую военную базу. Обстрел длился недолго — минут семь-восемь. Вдали, там, куда ушли огненные молнии, пространство за лесным массивом озарилось обширным заревом разрывов 107-миллиметровых снарядов. Хоть и ложились они в разные цели, но с расстояния в семь километров зарево выглядело сплошным.
Спустя полчаса к грузовикам собралась вся банда. Заминированные установки залпового огня были брошены на позициях. Ахмад приказал всем занять места в грузовиках и начать быстрый отход в сторону Жанавы. Проводник подумал, что его бывшие сослуживцы не успеют ничего предпринять против отряда душманов и тот сумеет уйти из опасного района, раньше чем начнет разворачиваться маховик ответных мер базы. Что вполне устраивало предателя.
На часах было четыре часа утра.
Через сорок минут грузовики достигли Жанавы, откуда, оставив машины в селении, вьючным караваном продолжили путь в горы, в свой лагерь.
Для Калинина ночь прошла спокойно.
А вот утро встретило командира взвода специальной разведки экстренным вызовом на связь.
Вызывал его командир батальона:
— Олень-1! Я — Весна! Ответь мне.
Калинин бросил в эфир:
— Я — Олень-1, слушаю вас.
Слышимость была плохая, в наушниках все время что-то завывало и трещало, но смысл разговора с вышестоящим начальством понять было можно.
Комбат сообщил старшему лейтенанту, что около четырех часов утра из Карской «зеленки» по базе был нанесен удар реактивными снарядами систем залпового огня, предположительно китайских СЗО. Применялись как минимум три установки с разных позиций. В результате сильно повреждена взлетно- посадочная полоса аэродрома, наполовину разрушен штаб дивизии, уничтожены шесть боевых машин пехоты «придворного» полка и один барак мотострелков. Огонь велся с удаления примерно в семь-восемь километров. Далее майор Глобчак приказал Калинину готовить взвод к срочной переброске на северную оконечность «зеленки». Ее блокируют со всех сторон силами парашютно-десантного полка и разведывательного батальона.
Калинин на мгновение задумался. Затем ответил:
— Весна! Считаю переброску взвода нецелесообразной!
— Что? Ты плохо понял меня?
— Поймите, товарищ майор, базу наверняка обстреляли духи, которые днем поднимались рядом со мной в Кидрабском ущелье. Только они не вышли на блокпост, а пошли дальше через Арихель и Аяд, обойдя наш плацдарм, и, скорее всего у Жанавы, перейдя Кидрабку, вошли в «зеленку». Вероятнее всего, банда мобильна. Прочесывание и блокирование «зеленки» уже ничего не даст. Духи, отстрелявшись, вполне могли успеть покинуть Кару.
Комбат язвительно проговорил:
— Стратег, да? Умный, да? А мы тут все так, погулять вышли?
— Но вы же сами понимаете, что я прав! К чему эта солдафонская упертость?
— Ну, ты выражения-то подбирай! Ладно, что ты сам предлагаешь?
— Остаться здесь, в ущелье! Уверен, банда будет возвращаться тем же путем, каким и выходила в «зеленку», а значит, неминуемо окажется на перевале в квадрате 36–17. А тут мой взвод. Я и организую им встречу по полной программе.
