– Моя дорогая Наталья Владимировна, Истина, живущая в Вас, не нуждается уже в раскрепощении. Она бьет из Вас чистейшим фонтаном. В Вас лежат еще плотным покровом только те условности, которые связаны с иерархическим устройством обществ людей и всей вселенной, – ласково сказал И. Владея огромными развитыми духовными cилами, Вы поневоле движетесь в мире духовного больше и дальше, чем в мире земли. Отсюда идет некоторое Ваше внешнее высокомерие к тем формам людей, где мало понято, что нет одного только земного пути, или где людям кажется, что можно достигнуть знания неумелыми упражнениями йоги. Уроки последнего времени – и леди Бердран, и Левушка – помогли Вам сбросить с телесных глаз давящие покровы плотской любви или предубеждения и помогли понять личное бессилие в воздействии на человека. Вы научились вскрывать всю совокупную ценность встреч как монолитное творчество Жизни. Сейчас уже никто не помешает Вам выполнить миссию, данную Вам Али. Вы скоро уедете в Америку и в Европу, там оставите часть Ваших трудов и вновь вернетесь сюда, чтобы получить силы еще раз передать людям речи звучащего голоса Безмолвия. Вам было очень странно пройти трудный путь духовного этапа с помощью юноши. Вы бунтовали и готовы были отрицать возможность движения вперед через помощь «ниже» Вас стоящих. Сейчас Вы ясно ощутили, что нет ни «ниже», ни «выше» стоящих. Нет ни добра, ни зла как таковых. Есть только то место во вселенной для каждого человека, в которое он может встать по силе своей раскрепощенной Любви. И здесь никакой роли не играет, грамотен он или нет; но звучание гармонии в человеке так огромно, что никакие самые колоссальные его силы не убивают встречного, а лишь бодрят каждого, кто подошел. С сегодняшнего дня действие Ваших психических сил не будет мешать кому бы то ни было жить. Вы сумеете справляться с ними так, чтобы сила Вашего такта раскрывала Вам сразу возможность служить помощью ближнему, стоящему рядом с Вами. До сих пор Вы умели служить только дальним, передавая им знания, продиктованные Вам Учителем. Теперь Вы сами, вливаясь любовью сердца, будете раскрывать во встречных их устойчивость своей гармонией.
Мы расстались с нашими приятельницами. После завтрака И. повел меня к выздоравливающему Игоро, которого я не видел со дня его болезни. У Игоро, который сидел на балконе, мы застали Бронского, Альвера и еще нескольких его друзей, которых он приобрел в Общине за время своей болезни. Игоро не узнал меня. Он был так поражен происшедшей во мне переменой, что сказал И.:
– Я был совершенно уверен в Ваших необычайных силах, доктор И., и испытал на себе их действие. Но чтобы можно было человеку быть волшебником – это я считал преимуществом сказок из персидской жизни.
– Если Вы, Игоро, находите, что я так разительно переменился, то что же мне думать о Вас? Ведь я не только не мог бы узнать Вас, но не мог бы и поверить, что можно так измениться в короткое время.
Игоро, которого я видел в начале нашего знакомства, был бледным юношей. Сейчас передо мною сидело существо, отдаленно напоминавшее мне Андрееву. Черные глаза его загорелого лица вращались с такой энергией, что я невольно думал о Наталье Владимировне. Голос Игоро звучал сильно, все движения были быстры и властны.
– Я очень рад, что Вы оказались таким послушным пациентом, – смеясь, сказал И. и положил свою руку на плечо Игоро. – Я вполне понимаю, как трудно было Вам повиноваться и не выходить из комнаты, когда Вы чувствуете себя уже несколько дней совершенно здоровым. Зато сегодня Вы сделаете сразу довольно большую прогулку. Я приглашаю всех здесь собравшихся в парк. Там мы найдем садовника, вооружимся лопатами и насадим новый питомник эвкалиптовых и хинных деревьев. Затем я обещал взять Вас с собой в объезд дальних общин. Для этого Зейхед-оглы каждый день будет обучать всех вас езде на мехари. Кто уже умеет ездить и кто совсем не умеет – всем надо научиться владеть в совершенстве верблюдом, иначе вам не пробраться через пустыню. Предупреждаю, путешествие будет не из легких.
– Неужели вы не возьмете меня, считая, что я еще недостаточно здоров? – взмолился Игоро.
– Возьму, если и дальше Вы будете так же послушны в смысле режима, – засмеялся И. ему в ответ.
– Удивительно! Только сегодня я собрался опротестовать мой режим, и Вы точно прочли, что я держал под моей черепной коробкой. Разумеется, доктор И., теперь я буду кроток как ягненок и послушен как голубь.
Мы вышли в парк и вскоре принялись за чудесную работу, причем И. прочел нам целую лекцию по ботанике. Игоро, которому было приказано смирно сидеть в тени, выказал удивившие меня знания по ботанике и по геологии. Еще раз я был поражен своей невежественностью и невольно воскликнул:
– Когда же, Игоро, у Вас было время стать ученым? Ведь Вы всю жизнь отдали театру?
– Я отдал душу и сердце театру и человеку. Но мозг мой я не запечатывал. Я старался проникнуть в высший разум жизни и в разум моих бессловесных братьев земли – растений, животных. Много ли я в этом успел, этого я сам не знаю.
Его ответ меня поразил. Как мало я сам вникал в окружающую меня природу! Меня хватало только на человека, и то – хватало ли?
До обеда мы сажали деревья. Затем я пошел учиться в комнату Али и по обыкновению забыл время, место и текущие обязанности. Мой милосердный Учитель И. пришел за мной и после чая мы отправились в дальнюю долину учиться езде на мехари.
Много было смеха и шуток над нашей неловкостью, особенно туп оказался я, никак не умещавшийся в маленьком седле, где И. сидел как приклеенный.
Мне на помощь пришел Никито, и все же первый урок не был мною осилен. Я не мог вынести ни медленного, ни быстрого шага мехари и скатывался довольно благополучно, но преуморительно. Умное животное терпеливо и мгновенно останавливалось, хотя могло несколько раз наступить на меня.
Бронский обогнал всех, и я упрекал его, шутя, что он скрыл от всех свое давнишнее умение управлять мехари. Он же совершенно серьезно уверял меня, что единственный раз ехал на мехари, когда примчался в Общину, и что стоит мне почувствовать себя арабом, и я помчусь, правильно управляя собой и мехари. Очевидно, огромная артистичность этого человека и здесь помогала ему.
После урока верховой езды, всех нас утомившего, мы отправились купаться, потом ужинать и вечером слушать музыку Аннинова.
По дороге к жилищу музыканта я вспоминал так ярко Константинополь, Анну, ее музыку и божественный, человеческий голос виолончели Ананды. Некоторое смущение было в моей душе. Я не мог себе представить, чтобы кто-либо был в состоянии играть лучше Анны и Ананды. Я боялся, что не смогу быть таким вежливым вовне, как меня учил И., чтобы не выразить человеку своего разочарования, человекуартисту, чью жизнь заполняла только музыка.
Как примирить прямолинейную внутреннюю правду с внешним лицемерием, если мне не понравится его музыка? По обыкновению, я получил ответ от И., который без моего словесного вопроса сказал мне:
– Разве ты идешь сравнивать таланты? Ты идешь приветствовать путь человека. Идешь найти в себе те качества высокой любви, которые могут принести другому человеку вдохновение. Люби в нем, в его пути все ту же Силу, двигающую вселенной. А в каком месте совершенства Она, эта Сила, в данный момент остановилась в человеке – это не должно тревожить тебя. Она должна будить твою энергию радости и помогать тебе нести человеку привет. Бросай цветок в его храм, как я тебе говорил не раз, а не критикуй, каков на твой вкус этот храм.
Вечером, оставшись один, я снова раскрыл книжку брата и стал читать вторую запись.
«Ты полон бурлящих мыслей от моих вчерашних слов. Ты не постигаешь, как можешь ты приветствовать в каждой текущей встрече Истину, вошедшую к тебе в той или иной временной форме. Многие встречи тебе отвратительны. Отвратительны тебе попойки твоих соратников, их вечные карты, их ссоры и мелочные интересы.
А между тем ты ни разу их не осудил. Напротив, ты сумел быть так беспристрастен к каждому из них, что все солдаты и офицеры неизменно идут к тебе со своими вопросами, выбирают тебя судьей чести и надеются получить облегчение в своем горе и недоумении.
Все, даже отъявленные буяны, стремившиеся поначалу задеть или запугать тебя, отходили, смирившись, после того как пытались вызвать тебя на личную ссору. Твоя храбрость лишала их всех поводов к раздорам, а сила твоей любви к человеку заставляла каждого уходить от тебя в уважении к тебе и твоему дому. Многие уходили с сознанием, что приобрели друга. Иные уходили примиренными, иные в недоумении, но никто не уносил желания повторить озорные выходки.
«Перейди теперь из понимания, что любовь и Бог – это только одно прекрасное. Самое худшее, что кажется тебе таковым, ничто иное, как та же любовь, лишь дурно направленная в человеке.
Любовь вора к золоту – все та же любовь, лежащая под спудом предрассудка жадности и стяжательства. Любовь мужа к жене, любовь матери к детям – та же любовь, не имевшая силы развязать тугие ленты своей любви и увидеть Бога в человеке, за гранью личного предрассудка «моя» семья.
Переходи в своем теперь расширенном сознании в иные формы понимания окружающих тебя живых временных форм людей. В каждой встрече, в каждой из них прочти свой урок дня, пойми одно задание: Тот, кто пришел к тебе, – он главное и самое важное твое дело. То, чем ты занят в данное «сейчас», оно первое по важности, отдавай ему всю полноту сил и чувств и не оставляй каких-то частей духа и разума для дальнейшего.
Идя день, неси бескорыстие делам, мир и отдых трудящимся рядом с тобой. Ты ведешь жизнь целомудрия. Веди ее и дальше. Но если ты будешь думать, что целомудрие как таковое, как самодовлеющая сила может ввести человека в высокие пути жизни, – ты ошибаешься. Это только одно из слагаемых, многих слагаемых духовной жизни человека, которое ведет к гармонии и освобожденности, но само по себе не имеет цены.
Если человек полон предрассудков разъединения, все его целомудрие не двинет его с места в его стремлении к совершенству. И наоборот, если человек ищет общения с Учителем и не имеет сил стать на путь целомудрия, все его попытки пройти в высокое духовное слияние с Учителем останутся засоренными попытками, всегда грозящими попасть в смятенные круги астрального плана.
Не задумывайся о дальнейшем. Прими на данное «сейчас» задачу и урок целомудрия как необходимое для тебя на сегодняшний день звено самообладания, ведущего к гармонии.
Нет ничего неизменного в пути ученика, все течет и изменяется в единственной зависимости: развитие творческих сил человека-ученика ведет его к совершенству, где его самообладание и гармония – первоначальные основы.
Они составляют верность ученика Учителю, они растят равновесие его духовных сил. Но, повторяю, они движутся, и нет ничего мертво стоящего в жизни неба и земли. Силы духа в человеке движутся и приводят его к бесстрашию.
Все твои мысли, приводившие тебя к радости, были мыслями, соткавшими мост от тебя ко мне. Если бы твое сердце молчало и один здравый смысл вел тебя по земле, ты не мог бы достичь этого мгновения, когда видишь меня перед собой.
Отныне все твои встречи имеют только один смысл: прочесть твой собственный, урок, раскрыть твоему пониманию, что мешало тебе начать и кончить встречу в радости.
Характер ученика не может складываться так, как его складывает обыватель. Обыватель ищет наибольших внешних удач. А ученик ищет наилучших мыслей в себе, чтобы наполнить ими те сердца, что пришли с ним в соприкосновение в данное летящее мгновение.
Порывы мозговых центров не укладываются в духовном движении и не ведут к совершенствованию. Они составляют только путь к озарению и вдохновенному творчеству. Но сами по себе не составляют двигателей духа.
Вот почему люди малограмотные могут быть мудрецами и оказаться на голову выше миллионов ученых, постигающих лишь то, что можно доказать геометрически, физиологически и иными материалистическими способами. Но там, где дело идет о материи духа, то есть об интуиции, там творит только сердце. Поэтому не ищи отныне в книгах ответа на свои вопросы.
Читай книгу собственной жизни, живи по Евангелию собственного трудового дня, и ты постигнешь все йоги мира твоим – невозможным для другого – путем».
Я невольно опустил книжку, и мысль моя вернулась к Пережитому за сегодняшний день. Я снова и снова видел перед собой тех людей, с кем встретился сегодня. Лица и слова выплывали передо мной, как на экране, и я четко видел, как мало я был истинным учеником.
Чем, какими наилучшими мыслями я наполнил сегодня вселенную? И с особой ясностью я остановился на проведенном у Аннинова вечере. Музыкант встретил нас, весь горя желанием играть. Глаза его смотрели на нас, но точно скользили по нашим лицам, не различая, кому именно он подавал свою красивую, но такую огромную руку, что моя в ней совершенно утонула.
Очень странно я чувствовал себя в зале Аннинова. Я подмечал здесь все внешнее, все движения музыканта: как он подошел к роялю, как поднял крышку, как расправил складки своего европейского платья, садясь на табуретку, как, сидя, подвинтил винт табуретки, подняв ее на нужную ему высоту, как положил руки на клавиши, точно задумавшись и забыв обо всех нас.
