внешность. От этого признака зародилась легенда о падшем ангеле, которого никто и никогда не рисовал себе уродом. Во внешности этих людей такое же разнообразие форм, как и среди остального человечества. Есть и гиганты, есть и карлики, есть и самые обычные формы, нормальных размеров и психики. Но что неизменно присуще всем людям, так или иначе попавшим в лагерь темных? У каждого из них на первом месте – эгоистическое стремление овладеть волей встречного. Раньше, чем вникнуть в смысл встречи, темный выпускает свою силу гипноза, в какой бы мере она ни была у него развита. Он стремится поставить своего встречного в подчиненное положение. Он отлично знает, что вцепиться в человека он может только через те или иные страсти, прочесть которые не составляет труда ни для одного наблюдательного человека. А темные оккультисты обучаются с самых первых шагов читать признаки человеческих страстей и разбираться в степени раздражительности человека. Раздражительность – первый и главный козырь темных в системе овладевания людьми. Всякими способами они пытаются нарушить равновесие человека, затем будят в нем страх и жадность, зацепляются бульдожьей хваткой за эти страсти и постепенно – с железным самообладанием и выдержкой – втягивают человека, его волю, в орбиту собственного сознания. Это первое общее всем темным правило их евангелия серого дня… Второе неизменное правило поведения – проносить в каждую встречу ложь, лицемерие и путать так сознание и внимание встречного, чтобы человек думал, что встретил великую, доброжелательную силу, которая окажет ему протекцию и помощь в той или иной его карьере жизни. Насколько светлая сила учит каждого человека понимать, что все в нем, что только он – независимый и абсолютно свободный творец и мастер всей своей жизни, настолько темные стараются внушить каждому, что он бессилен и немощен без внешней помощи и опеки, которые только и могут раскрыть двери к удачам, богатству, славе и почестям. Светлая сила говорит каждому человеку, что он никогда не одинок, что он всегда вдвоем: он и его Единый. А потому мощь его не имеет предела как частица Беспредельного, которую он носит в своей форме и которою единится с людьми. В речах же темного всегда звучит призов к отъединению. Обещая за полное послушание все материальные блага, какие только существуют на земле, темный говорит встречному: «Не ищи разделить свои блага с кем бы то ни было. Все, что я дам тебе, – все сложи в склады и держи про себя. Если это материальные сокровища – копи их, ибо они сила и ими завоевывается мир. Если это знания – помни, что ими приобретается умение овладевать волей людей. Ни с кем ими не делись, старайся всегда становиться в позицию силы и борьбы. Друзья тебе не нужны, а врагов победить надо, ссоря их между собой. Никаких других возможностей побеждать нет. Можно только в их ссоре и вражде вырывать себе удачи и богатства. И чем жестче ты обращаешься с людьми, тем больше твоя сила, тем выше ты поднимаешься как владыка жизни»… Эти наставления составляют третье правило евангелия темных. Действуя по этим трем правилам, темные овладевают огромным количеством людей инертных и слабовольных, завистливых и жадных, раздраженных и отрицающих, жаждущих внешних благ, карьеры и славы. Отрицание человека, его самость, его стремление всегда в жизни танцевать от своего «я» и всюду выдвигать это «я» часто приводят к встрече с темными. Человек может быть очень добрым и честным по существу. Его сердце может быть полно любви и благородства. И все же в его уме может бурлить протест против современности, узких рамок, которые ему предоставлены в каком-либо деле, или он может протестовать против участия в его работе каких-то ему неприятных людей; или же он бунтует против тех людей, от которых он получает вести Света… И темной силе готов новый раб, даже не заметивший, когда и как он попал в цепь железных лап темных. Повторяю, темные могут быть обворожительны по внешности, их манеры могут пленять мягкостью и их уговоры могут походить на журчание горных ручейков для людей, мало распознающих, не собранных в своем внимании. И только несколько раз попив этой горной водички, неосторожный человек сможет разобрать вкус ее горький, запах ее, пьянящий его страсти, осознать, куда он забрел, какое сам, своею неосторожностью соткал зло. Зачем я говорю вам об этом и почему Франциск сказал вам, что бездна горя и отчаяния карликов в трапезной была ничто в сравнении с несчастьем тех людей, которых мы встретим в Общине? Я говорю вам об этом, чтобы вы овладели всеми силами Жизни, что пробудилась в вас, и вылили ее потоком радости из ваших сердец в привет и встречу новым знакомым. Чтобы поток этой непобедимой Радости помог легче вздохнуть, глубже вобрать в себя Свет тем страдальцам, что не знают всю жизнь мира в сердце. Франциск сказал вам о них потому, что знал в вас чистоту и верность, знал, что вы можете освободить в каждом из новых встречных какую-то щель, куда вольете мир и доброту. Строптивцы, живущие в дальней Общине, все без исключения, так или иначе столкнулись в своем бунте с темной силой и послужили ей, даже и не подозревая этого. Их самость в большинстве случаев была щелью для темных; и они проводили в мир свои дела и идеи через бедных строптивцев, которым и в голову не приходило, что именно они идут проводниками злу. Все, кого вы увидите в дальней Общине спасенными и устроенными в ней, спасены Белыми Братьями милосердия и охранены, защищены целой сетью добрых, через невинные сердца которых злым прохода нет. Вступая в зону этих охраняющих, несите им свою помощь, свою чистоту, мир и радость. Ни на одну минуту не думайте о себе, но только о тех страдальцах, к кому приехали. Если в ком-либо из вас есть сомнение, что он не сможет так забыть о себе, чтобы ни разу не дойти до раздражительности, поверните своих мехари обратно в оазис. Здесь, – прибавил И., остановив своего верблюда, –, живет пустынник, среди этой маленькой группы пальм. Кто в себе не уверен, кто не имеет безграничного самоотвержения, чтобы служить проводом энергии своему Учителю для помощи несчастным, чья верность дрожит перед необходимостью полного внутреннего самообладания и слияния с деятельностью Учителя, останьтесь здесь и подождите первого случая вернуться обратно в оазис Дартана. Сосредоточьтесь, воззовите каждый к своему Учителю и слушайтесь беспрекословно, что бы ни сказал вам Он. Если прикажет возвратиться, знайте, что, нарушив Его приказ, поступив так, как Вам кажется прекрасным и нужным, вы не только не сотворите добра, но соткете еще одну нить зла. Вы отрежете себе самим надолго возможность продвинуться вперед по пути освобождения…
И. замолк. Мы остановились в пустыне, вокруг царила полная тишина, даже дыхание животных ее не нарушало. Я воззвал так глубоко к Флорентийцу, как еще ни разу не звал Его.
«Тки сеть защитную вместе со мною вокруг всего каравана, – услышал я Его голос. – Тки сеть защитную вдвое бдительнее вокруг себя и порученной тебе в пути женщины. Помни, что рыцарь Мой не может стоять один в своей задаче земли, но всегда стоит со Мною. Чаша в Моей руке –это твои дела и поведение в дне. Мужайся и сплетай Огонь Моей чаши с Огнем сердца той, чьим рыцарем тебе ведено быть в пути. И. велел тебе опекать ее только в пути, я же велю тебе опекать ее и в Общине. Не размыкай сети защитной между тобою и ею во все время пребывания здесь, вплоть до возврата домой. Будь благословен, следуй за Моей верностью».
На этот раз я особенно пережил мгновенное слияние моим дорогим Учителем. Я не ощутил никакого содрогания в теле, меня наполняло ликование, границ между «я» и «не я» я не сознавал…
Когда я опомнился, мехари И. стоял перед нами, И. у нас улыбаясь. У меня нет слов описать эту улыбку. Это была улыбка Бога и младенца, невинности и Мудрости, доброты и силы.
– Аминь, дети мои. Несите же смело и радостно, радостно и просто дары своей Любви. Первое испытание Ей уже идет.
Мы снова двинулись в путь. Я не понял, о каком испытании говорил И., но очень скоро мне пришлось это узнать. Не успели мы перейти в галоп, как навстречу нам издали понеслось маленькое облачко пыли.
– Вот, Левушка, первое испытание, о котором говорил И., – указывая на пыльное облако, сказала мне Андреева, которая продолжала быть молчаливой, и это были ее первые слова.
Я с удивлением взглянул на нее, считая пыльное облако внезапным порывом ветра, очень неприятного, сухого, забивающего песком глаза и ноздри, с которым мы уже несколько раз встречались в пути.
– Это не ветер, а человек, – прибавила она, так серьезно и пристально взглянув на меня, что я в сотый раз был удивлен выражением ее огромных глаз.
Все ее лицо, обычно носившее в себе нечто от иронии, точно она знала так много, что внутреннее содержание каждого казалось ей забавным пустяком, не заслуживающим серьезного внимания, теперь было не только строго, но какая-то неумолимая суровость на нем меня поразила. Больше она не прибавила ни слова, точно вдруг забыла обо мне и обо всем, кроме приближавшегося к нам облака, с которого не спускала глаз.
Подчиняясь приказанию Флорентийца, я приблизил своего мехари к животному Андреевой. Умные животные пошли совсем рядом друг с другом, так что я мог наблюдать за всеми оттенками выражения лица Натальи Владимировны. Через некоторое время вдали стали вырисовываться верхушки пальм. И. сдержал ход своего верблюда, и вскоре весь караван перешел на шаг. Облако пыли было уже близко к нам, и теперь я различают в нем ясно фигуру всадника на коне.
Всадник бешено мчался к нам. Не замедляя бег, он подскакал к самому каравану, остановив своего коня шагах в пятидесяти от нас. Он поставил коня поперек нашего пути, точно приказывая нам остановиться. Пыль еще не улеглась, я не мог рассмотреть лица всадника. Но конь его был великолепен, и сам он сидел на нем как классически вылепленная скульптура. Его дерзостное намерение остановить наш караван всем нам было ясно. Но И. ни на минуту не замедлял шага своего верблюда, мы приближались к всаднику, и мне показалось, что неминуемо верблюд И. столкнется с конем всадника. Когда мы были не более чем шагах в пятнадцати от всадника, он поднял руку и прокричал:
– Разве вы не понимаете языка пустыни? Если я стал поперек дороги, караван должен остановиться.
Голос незнакомца был груб и резок. Теперь я видел и его фигуру, и его лицо совершенно отчетливо. Он был молод и довольно красив. И при всей своей сравнительной красоте он был отвратителен теми наглостью и вызывающей дерзостью, которые лежали на всем его облике. У меня мелькнула мысль, что это разбойник, хотя его внешность была скорее элегантной, чем небрежной.
И. все так же двигался вперед, а всадник все так же держал свою руку вытянутой по направлению к нему. Вот-вот, казалось мне, должна была произойти стычка животных. Не доезжая шагов пяти, И, слегка поднял правую руку и сделал едва заметное легкое движение, как бы стряхивая что-то с кончиков пальцев, по направлению к коню и всаднику. Рука всадника мгновенно упала, как плеть, на шею его коня, конь, точно бешеный, взвился на дыбы, закружился, вмиг вынес всадника прочь с нашей дороги, и довольно долгое время всадник не мог справиться с взволнованным животным.
Я вспомнил приказ Флорентийца, усердно призывал Его имя, строя защитную сеть вокруг всего нашего каравана и особенно вокруг Андреевой и себя. Она, очевидно, почувствовала мое духовное напряжение, отвела глаза от всадника и очень тихо сказала мне:
– Спасибо, Левушка. Когда Али несколько минут приказал мне быть под Вашим покровительством не только в пути, но и во все время пребывания в Общине, у меня был момент почти протеста и негодования. Ваша любовная забота тронула меня. Я поняла, что Вы именно та сила самообладания, которая может быть тушителем моей раздражительности. Спасибо, мой верный рыцарь, я совершенно спокойна. Этот человек только и рассчитывал на возможность вызвать в ком-либо из нас страсть и воспользоваться ею, чтобы найти брешь в нашей воле. Но он не знал, что И. Ему не соперник. Будьте, друг мой, и дальше так же внимательны и защищайте весь караван своею сетью. Я буду Вам помогать слева, Вы защищайте правую сторону, спереди И. – непроницаем, а сзади Ясса – защита верная.
Всадник успел наконец справится со своим конем и резко закричал:
– Что такое? Почему Вы не остановили караван и перепугали моего коня, не привыкшего к такому невежливому обращению? Ведь Вы не дикарь и не дикарей ведете за собой? Мне надо с Вами говорить, потому я и остановил Ваш караван.
В голосе незнакомца меня удивила гамма очень разнообразных оттенков. Начал он дерзостным выкриком, а последние его слова были сказаны несколько извиняющимся, примирительным тоном.
– Вы не остановили моего каравана, – ответил ему своим обычным тоном И. – И если бы Вам вздумалось повторить Ваш дерзостный маневр, он стоил бы Вам жизни.
– Вот как Вы разговариваете в пустыне, где я являюсь владыкой, – снова дерзостно закричал незнакомец, однако резко дернул своего, коня и отъехал от нас подальше.
Это меня так рассмешило, что я не в силах был удержать смеха. Но тут же был очень наказан за свою; смешливость. Всадник поднялся на стременах, пронзил меня своим взглядом – глаза его были черные и выпуклые – и в бешенстве закричал:
– Щенята Вашего каравана оскорбляют меня, а Вы молчите!
– Перестаньте кривляться, несчастный человек, и говорите, что Вам нужно? О чем Вы просите? – ответил И.
-Я ни о чем не намерен Вас просить, я при… при… я напомнить Вам хотел, что въезд в эту Общину охраняю я и я никого туда не пропущу. Вы можете отдохнуть в моем доме, если хотите. В моем саду хватит места для всех вас, но вы обязаны вернуться назад, –говорил всадник, точно он чем-то давился и с трудом выговаривал слова.
– К Вашему сведению должен заметить, что охранник въезда Вы плохой, так как наиболее многочисленная группа моего каравана уже в Общине, а Вы даже не видели ее, несмотря на всю Вашу воображаемую власть над этой частью пустыни. Я уже сказал Вам, что еще одна попытка остановить мой караван будет стоить Вам жизни. Постарайтесь собрать свое самообладание хоть сколько-нибудь и просите о том, о чем давно обращаетесь с просьбами к Али.
– Али – это Али, а Вы… пф… Вас я не знаю и с Вами разговаривать о важнейших для меня вещах, да еще в присутствии Ваших спутников, и не подумаю. Али в древнем долгу у меня, и он должен меня выслушать.
