Приветливо поздоровавшись со всеми, но не задержавшись ни на минуту, И. прошел прямо к столу, где и мы все заняли наши обычные места. Вся группа собеседников Раданды также заняла места за нашим столом. Прямо против меня сидел Деметро рядом с матерью, и я имел достаточно времени, чтобы разглядеть огромную перемену во внешности их обоих. Деметро нисколько не походил сейчас ни на свой первоначальный облик, хорошо сохранившийся в моей памяти, ни на того гонцастрадальца, врезавшегося в мое сердце в оазисе матери Анны. Сейчас передо мною сидело уравновешенное существо, совершенно не искавшее личного выдвижения. Он не был заинтересован в том, куда и как он поедет, где будет трудиться и кем будет окружен. Я видел яркий свет в сердце Деметро, не раз подмечал его взгляд, почти с обожанием устремленный на И., и понимал, что жизнь новая, творческая, радостная начинается для этого человека. Его бодрости, казалось, нет конца, и ни малейшего разочарования или страха не мелькало в его ауре.
В сидевшей рядом с ним его матери все было наоборот. В ней с большим трудом можно было признать ту красивую и элегантную даму, которая принимала меня в своем доме около двух лет назад и которую тогда можно было скорее принять за его старшую сестру, чем за мать. Сейчас от ее красоты не осталось и следа. Она была старушкой, хотя держалась прямо и манеры ее оставались элегантными. Я видел, что какое-то горе сокрушило ее, разбило все ее будущее, а в настоящем она не нашла ни мира, ни спокойного подчинения неизбежным обстоятельствам. Она подчинилась им, как трагедии. Печальный, померкший взгляд когда-то красивых глаз ничего не выражал, кроме горечи, разочарования и безнадежности.
Я задумался о ее судьбе, о том, зачем это олицетворение безнадежности поедет в оазис Дартана, как получил ответ сразу на все свои вопросы о ней. Взгляд, который она бросила на сына, подметив его обожающий взор, устремленный на И., взгляд, точно в зеркале отразивший обожание Деметро, был разгадкой для меня. Мать, обожавшая сына, пережила его обновление и переход в ученики Раданды, И. и Грегора как собственную личную драму, как разорение и опустошение собственного сердца. Любя его глубоко, она не сопротивлялась его стремлениям. Она сошла с его пути и не нашла себе места во вселенной, где могло бы ее сердце зацепиться за какой-нибудь труд или радость, чтобы включиться в общую жизнь людей. Крах личной привязанности сделал ее тенью Деметро, и все в его пути казалось ей гибелью собственной жизни.
Мне было глубоко жаль несчастную женщину, но я понимал, что никто ничего не мог сделать, чтобы облегчить ей ее путь, где без полной власти над обожаемым сыном она успокоиться не могла. Ее «я», «я», «я» давило ее со всех сторон.
Я перевел глаза на сидевших по другую сторону Деметро сестерматематиков, и сердце мое радостно дрогнуло, точно я соприкоснулся с источником живой воды. И Роланда, и Рунка, как пылающие цветы, испускали силу тепла, мира, энергии. Не только прежней неудовлетворенности не было в лице младшей, не только жажды опеки и поддержки со стороны старшей не искала младшая, но она как будто была впереди по лившимся от нее струям спокойной энергии.
Трапеза была окончена, мы вышли все вместе вслед за Радандой и И. и направились к дому Деметро. Мне пришлось идти рядом с Леокадией. Женщина, очевидно, почувствовала мое доброжелательство к ней, так как не прошло и нескольких минут, как она мне сказала:
– Благодарю Вас за то, что Вы простили мне и моему сыну тот малопочтительный прием, который мы оказали Вам в нашем доме, хотя и знали, что Вы пришли к нам от Учителя.
– Стоит ли вспоминать об этом неудачном поступке, который так давно был и не оставил никакого следа горечи в моем сознании? Если в эту минуту он всплыл в Вашей памяти, то только для того, чтобы Вы ярче и глубже подумали, как много раз мы теряем важные и нужные нам встречи только потому, что не вдумываемся вообще в великий смысл нашего дня, который весь только и состоит во встречах и подготовке к ним. Я прошу Вас не огорчаться прошлым. Оно не существует более, Вы сами восстанавливаете его из праха энергией Ваших психических сил. Если бы Вы могли ясно видеть, как мутится Ваш дух в эту минуту в страстях скорби, горечи и беспокойства и как они мешают Вам проливать радость и ловить Свет, который окружает Вас и течет к Вам целыми реками от И.! Но кора Вашего упорного устремления только на одну рану сердца: «Сын отошел, для меня нет ничего больше в жизни», – кора непроницаемого Вашего эгоизма не позволяет ни одному лучу коснуться Вашего сердца. Только те сердца, что достигли мира, способны воспринять невидимые, но тем не менее глубоко действенные благие силы, окружающие их. Успокойтесь, отодвиньте от себя постоянно давящую мысль о себе и думайте о пути Вашего сына, если Вы действительно его любите. Вы представляете себе только иллюзию материнской любви, на самом же деле погружаетесь только в инстинкт животной любви, лишенной первого человеческого элемента: отдачи. Простите, мы приближаемся к цели, кто знает, будет ли у меня возможность новой встречи и разговора с Вами, – прервал я Леокадию, явно желавшую мне что-то возразить.
– Если Ваша сила любви именно Сила той Жизни, что каждый из нас в себе носит, будьте бдительны в эти серьезнейшие минуты начала новой творческой жизни Вашего сына и постарайтесь найти в себе примиренность. Только полное Ваше самообладание, забвение себя и бесстрастие всех Ваших мыслей и суждений в течение всего времени, пока Учитель И. здесь с Вами, могут помочь Деметро сложиться в крепкую духовную единицу, где зло больше не сможет сломать его прекрасный и чистый творческий путь.
Мы подошли к дому Деметро. И. остановятся, окинул каждого из нас пристальным взглядом, задержавшись несколько долее на Леокадии, и сказал голосом такой доброты, миролюбия и проникновенного внимания к каждому сердцу, что я радостно встрепенулся и получил еще один урок, что значит пощада Учителя.
– Остановитесь на минуту, мои дорогие друзья, не переступайте порога этого дома в смятенном состоянии. Глубоко-глубоко вверьте себя Великой Матери Жизни, вберите в сознание Ее закон целесообразности и понесите каждый в своем сердце ту силу доброжелательства к людям, до которой каждый из вас созрел. Перед началом каждого дела, каждой встречи и каждого нового творческого импульса сердца не надо стоять на перекрестке дорог и думать: «Куда? Как? Что могу я?» Но надо крепко стоять на твердой и пламенной дороге: «Любя, несу любовь, ею коснусь Любви встречного, а не телесной рамки его». Сосредоточьтесь. Вы войдете в дом, где люди много лет ждали момента этого свидания, и здесь воля к победе, любящая и стойкая, каждого из вас может помочь встречным только тогда, когда каждый будет в полной верности, то есть в паяном самообладании. Только в этой силе духа, напряженного до крайних пределов любви и мира, самоотречения и радости служить ближнему по масштабам духовных сил каждого, может совершиться предельное, вдохновенное озарение каждого встретившегося вам.
Мы постояли в полном благоговейном молчании несколько минут, в течение которых я и мои дорогие спутники – я четко это чувствовал – взывали к Владыкам мощи, к Великому, через них познанному, Благому Милосердному, твердя имя: «Санат Кумара».
Мы двинулись дальше и прошли к веранде Деметро. И снова, как в первый раз, говор многих голосов донесся до моего слуха.
Мы вошли в дом, И. пропустил первым Раданду, и вслед за обоими Учителями вошли все мы. Леокадия, точно пронзенная словами И., старалась не отходить от меня, шепча мне, что чувствует себя сильной и стойкой подле меня.
Я узнал комнату Леокадии, куда входил первый раз в сопровождении сестер-математиков. Все было в ней как бы так же, и вместе с тем все было по-другому. Что бросилось в глаза прежде всего – это огромное количество всевозможных работ, лежавших в порядке на многочисленных столиках Леокадии и Деметро, служивших прежде только столиками для еды.
За каждым из столиков стояли фигуры мужчин и женщин, которым принадлежали разложенные на столах работы. И чего только тут не было! И тонкие кружева, и батистовые стопы белья и платьев, и изделия из слоновой кости, от довольно простых ножей до самых тончайших резных фигур, и чашки из стекла по моделям Грегора и Василиона, и прекрасные картины, и простые сандалии, и ковры, и детские игрушки, и книги, и рукописи, и огромные фрукты, и плоды…
Всего я даже не мог и взглядом окинуть. Огромная комната походила на выставку. Да так оно, пожалуй, и было. Выходцы из оазиса Дартана встречали Учителя И. плодами своих трудов, где каждый подавал то, на что был способен. Как этот день, день смиренных тружеников, боявшихся, не покажется ли их труд великому Учителю недостаточным, не походил на тот бурный хор протестов и отрицания, которым был встречен Раданда здесь два года назад!
Глубоким поклоном и молчаливой надеждой, с которой смотрели люди на И., был встречен Учитель. Учителем-грозою отображался образ И. в трепетных мыслях собравшихся здесь вчерашних грешников, и… Учителем пощады и радости вошел он сюда.
– Привет вам, друзья и братья, труженики на общее благо. Я вижу, что мне не надо задавать вам вопросов, добровольно ли и радостно ли вы выполняли ваш труд. Все, что я вижу здесь выставленным, излучает так много любви и доброй энергии усердия, что все вопросы об этой стороне дела излишни. Вы научились трудиться усердно, вы сами захотели включиться в жизнь Общины Раданды, но… почему вы боитесь? Почему в эту встречу со мною, значительности которой я не отрицаю, вы вкладываете так много страха и сомнений? Ваш ближайший друг и защитник, отец Раданда, неустанно говорил вам о бесстрашии и твердил вам, что вся сила и весь новый смысл вашего существования – научиться ничего не бояться. Не бесстрашие злодея, убивающего или грабящего свою жертву, если око закона его не видит; не бесстрашие сильного, понимающего, что его кулак бьет крепче; но бесстрашие знающего, что весь закон в нем живет, что внешнее есть только следствие, самим человеком сложенное от его внутренних причин, – вот то бесстрашие, к которому звал вас Раданда, к которому звал вас Дартан, к которому зову вас я и будет звать вас все Светлое Братство, в чьем бы лице вы его ни встретили. Мужайтесь, друзья. Оставьте этот ужасный предрассудок страха; выключитесь из суеверия возмездия и наказаний; перестаньте чувствовать себя стоящими перед великаномУчителем; но сознавайте себя, меня и всех здесь сейчас живущих единицами одного Творца, слугами Его, Его творящим дыханием Вечности; а в Вечности не может быть иного закона, как закон любви и пощады: он же претворяется на Земле в закон причин и следствий. Чего, кого, где вам бояться? Если все только в вас? Если Единое Все – неразделимо, как океан одной и той же Материи всей Вселенной, Материи, раздробленной на отдельные существа, часть из которых зовется людьми. Вы смотрите на звезды и солнце – и вы видите их светящимися. Почему? Да только потому, что миры эти, равные вам по Единой Материи, недостижимы для ваших недостатков; вы не можете перенести на них своей темноты, и потому они не меркнут от вашей близорукой тьмы. Почему же вы не видите людей светящимися? Потому, что раньше, чем встретить человека, вы уже ему привесили темные простыни собственного эгоистического мрака и увидели прежде всего этот – собственного порождения – мрак. Вы не Единого в нем искали самой простой добротой сердца, вы не оправдание его невежеству несли – вы искали понять, где он ниже вас, в чем он виновнее вас перед всей мировой жизнью, если только ваше мышление смогло уже расшириться до ощущения себя единицей вселенной. В худшем случае – вы тонете в топкой болотной суете одной улицы или одного дома… Не унывайте, не печальтесь. Нет такого человеческого существа, которое не могло бы двигаться к совершенству, если оно поняло, что иного пути, как вечная эволюция, имеющая конечной целью это совершенство, для человека земли не существует. Будьте смелы. Не останавливайтесь в пути, чтобы оплакивать неверные шаги прошлого. Каждая такая остановка кладет на ваше настоящее разъедающий пластырь. Учатся на своих ошибках только те, кто вырастает духом, поняв свое вчерашнее убожество. Тот, кто окреп сегодня, потому что увидел в своем вчерашнем недоразумении или ссоре с людьми собственную ошибку и решился более ее не повторять, тот сегодня вырос на вершок во всех своих делах и встречах. Кто же залил слезами, жалобой, унылостью свою вчерашнюю неудачу, тот сегодня разделил судьбу сорного растения, которое обошло широким кругом даже голодное животное… Представляя себе будущее, не ищите великих дел, высоких порывов и мечтаний о новой красоте, которую вы вольете в каждого, как широчайшую реку из молока и меда. Думайте только о своем текущем дне, помните, что каждая его минута – это ваша протекающая доброта. Ложась спать, отдайте себе отчет в трех вещах: 1. К каждому ли человеку вы были добры? Совсем просто добры? 2. Что вы вносили в дом или комнату людей, куда входили? 3. Чьим именем вы, знающие, что такое любовь, благословляли свои встречи, людей и всю земную жизнь, неотъемлемую частицу которой составляете? Следите за собой, но следите легко. Не изображайте из себя знающих и строжайших наставников себе, как вы не желаете быть ими для других. Душа каждого из вас – тот же нежный цветок, который нуждается в ласке и заботливости. Но надо понять, что собственная душа растет и очищается только силой той доброты, что источает сердце встречному, а не приказом воли, повиноваться которой без легкости и доброты
– и есть путь злых… Завтра под предводительством Грегора, который назначен мною вам Учителем и водителем, в компании еще многих людей, также ему порученных, вы двинетесь обратно домой. Многих из вас ждут горячо любящие дома, многим придется встретить пустыми свои бывшие дома. Не носите в сердце скорби, возвращаясь в оазис. Учитесь у Жизни Ее мудрости и стройте новый дом на новой силе своего сердца. Не несите в себе мелочи сожалений, что надо уходить из одних условий в другие, а несите всюду только одно: счастье жить еще один день в мужестве и мудрости, в единении с трудящимися неба и земли, в понимании, что небо и земля – Единая Любовь, Великая Матерь Жизни. Будьте благословенны; все, что будет надо вам знать дальше; все, что повысит ваше понимание творчества сердца в текущем трудовом дне, все скажет вам Грегор, а Дартан, Бронский и Игоро, которых вы здесь видите и которые тоже поедут с вами, помогут тем из вас в их личном образовании, кому велит Грегор ехать дальше в широкий мир за ним. Что же касается Василиона, которого доброту вы все хорошо знаете, и не раз он был многим из вас спасителем, то ему я поручаю всех ваших детей. Перестаньте считать себя хорошими воспитателями. Из многих сотен живущих здесь взрослых, постоянно наставляемых и поддерживаемых Радандой, вряд ли есть десяток людей, которых можно назвать громким именем «воспитателей». Большинство из вас, видя недостатки и грубость своих детей, даже не понимает, что это последствия ваших же собственных убожества, эгоизма и отсутствия доброты. Положитесь на Василиона и несите бремя воспитания детей так, как он вам укажет.
На этом И. закончил речь. Он стал обходить все столы, внимательно рассматривал все на них разложенное, беседовал с каждым человеком и, каждого обняв, каждому указав новый путь усовершенствования в его труде, после чего вышел из дома Деметро. В саду И. отпустил всех наших спутников, велев им приготовиться к пути рано утром, а мне приказал остаться подле него и Раданды. Расставшись с друзьями, мы прошли сокращавшими путь дорожками прямо к часовне Радости и, когда она стала виднеться на своем воздушном пьедестале, сверкая среди густой зелени и синевы неба, И. спросил меня:
