перестало походить на ужасную, гримасничающую маску.
И. велел мне достать из аптечки два лекарства, смешал их вместе, разв„л в них какой-то порошок красного цвета из флакона, которого я ещ„ не видел и который показался мне золотым. Жидкость, закипев, стала ярко-красной. Я поднял голову княгини, а И. осторожно стал вливать лекарство ей в рот.
Как только, с большим трудом, последняя капля была проглочена, княгиня глубоко, облегч„нно вздохнула, закрыла глаза и задремала.
Мы вышли из комнаты, предупредив сестру милосердия, что больная может проспать около суток беспробудно.
Вернувшись в кабинет князя, мы присели на прежние места, и И. сказал:
– У меня к вам просьба, князь. Вы вс„ время стремитесь отблагодарить нас с братом за оказываемую вашей жене помощь.
– О нет, не только жене, для меня вы явились новым смыслом жизни, которую я считал загубленной, – вскричал князь. – Вы ведь не знаете, что порыв заставил меня жениться на моей теперешней жене. Я вообразил, что спасаю е„ от тысячи новых ошибок. И ни от чего не спас, а оказался сам слаб и попал в презренное и бедственное положение. Вы не знаете…
– Я знаю, – перебил его И., – что вы и благородный, и очень честный и добрый человек. Вот к этой-то доброте я и хочу сейчас воззвать. Вы, вероятно, слышали, что мы с капитаном помогли одной бедной француженке с двумя детьми добраться до Константинополя. Она рассчитывала отыскать здесь своих родственников. Но, я думаю, найти их она не сможет. Здесь мы е„ оставляем под покровительством одной чудной семьи. Но бедняжка так молода, неопытна и плохо воспитана, что, несомненно, создаст себе множество трудностей, из которых ей самой будет, пожалуй, и не выбраться. У не„ вспыльчивый, неуравновешенный характер. А ваш такт и доброта помогут ей разбираться в жизненных сложностях. Мы вскоре уедем; вам же прид „тся здесь жить не менее полутора-двух лет, так как движение вашей жене смертельно опасно. Если вы согласны, пойд„мте с нами к Жанне Моранье. Мы познакомим вас с ней, и я буду спокоен, что у Жанны над„жный и честный покровитель.
– Я буду очень счастлив, – ответил князь, – если мне удастся сделать что-либо хорошее для мадам Жанны. Но я сам так мало верю в свои силы и так горько переживаю разлуку с вами. Конечно, я готов идти хоть сию минуту. И буду видеть в ней только то сердце, которому должен отдать всю мою благодарность вам, и перенесу на не„ всю свою преданность.
Расставаясь, мы условились с князем, что завтра, около полудня, после визита к княгине отправимся к Жанне.
Мы возвратились домой, и я был так утомл„н, что немедленно должен был лечь в постель, совершенно ничего не соображая. Мысли мои все спутались, и я не помню, как заснул.
Довольно поздним утром следующего дня меня разбудил стук в дверь, и звенящий голос капитана стыдил меня за леность.
– Я уже сто дел переделал. Мой пароход отвед„н в док для ремонта, солнце успело порядком испечь улицы, а вы вс„ нежитесь, будущий великий человек? Я голоден, как гончий п„с. Вставай, Девушка, скорее; я закажу завтрак, и мы его уничтожим на тво„м балконе, если ты принимаешь меня в компанию, – громко продолжал говорить за дверью капитан.
Я ответил согласием, быстро проскочил в ванную, и через четверть часа мы уже сидели за столом.
И. уш„л, не оставив мне записки, из чего я понял, что он сейчас верн„тся. И действительно, вскоре послышались его шаги, и он вышел к нам на балкон, как-то особенно сияя свежестью и красотой.
Поздоровавшись, он осведомился у капитана, в каком состоянии его пароход.
Лицо капитана омрачилось. Судно нуждалось в довольно серь„зном ремонте; задержка парохода, на котором большая часть грузов и пассажиров направлялась дальше, грозила множеством осложнений.
– Но ваше присутствие, доктор И., мне так дорого; встречу с вами я считаю одной из самых значительных в своей жизни! И потому я готов вынести вдвое больше, только бы провести ещ„ некоторое время в вашем обществе, если это вам не в тягость, – закончил тихим голосом капитан, глядя на И. Его глаза сейчас смотрели печально. И это был вовсе не тот «волевой» капитан, «царь и бог» своего судна, перед которым трепещут все.
Так ещ„ раз мне было дано увидеть скрытую грань души человека; и ещ„ раз пришлось убедиться в необычайной разнице между тем, что видишь, и тем, что в человеке жив„т.
– Я тоже очень счастлив, что встретил вас, дорогой капитан, – ответил ему И. – И мне не только не тягостно ваше общество, но, наоборот, в мо„м сердце жив„т большая братская дружба. Сегодня я получил чудесные вести и о брате Л„вушки, и о сво„м близком друге Ананде, которого я не ждал сюда так скоро. Твой брат и Наль, Л„вушка, обвенчаны в Лондоне в присутствии Флорентийца и его друзей. Что же касается Ананды, то он рассчитывает через десять дней быть уже здесь. Мне бы очень хотелось, капитан, чтобы ваши заботы задержали вас здесь на некоторое время. Ананда так высоко превосходит обычного человека, что увидеть его и понять, чего может достичь на земле человек одинаковой с вами плоти и крови, значит войти в несравненно более высокий круг идей, чем те, в которых вы жив„те сейчас. Я читаю в вашей душе целый томик вопросов, который становится вс„ толще по мере нашего сближения. Можно было бы составить не только серию вопросов и ответов, но и круг чтения «на каждый день», если изложить в литературной форме бурление вашего духа. Но вопросы нарастают именно потому, что я не так высок в своих знаниях и духе, как Ананда. Характерным признаком присутствия истинного мудреца является то, что вопросы не нарастают, они исчезают. Раст„т активность не ума, а интуиции. И подсознание приводит в гармонию мысль и сердце, потому что атмосфера, окружающая мудреца, указывает каждому на тщету и иллюзорность одних только личных достижений и желаний. Я уверен, что встреча с Анандой уничтожит в вас целый караван кастовых и национальных предрассудков. В вас так много истинно ценного, истинно прекрасного, чем не может похвастаться ваше окружение, равные вам по положению ваши приятели.
Папироса капитана погасла, вино осталось недопитым; он сидел неподвижно, глядя в прекрасное лицо И., точно находился под гипнозом. В воцарившемся молчании слышен был только шум города, да изредка сюда доносились резкие гортанные крики разносчиков.
Каждый из нас уш„л в себя, и никто не хотел нарушать молчания, в котором, очевидно, – каждый по-своему – создавал и переживал образ великой мудрости.
– Да, если говорите так о другом вы, выше которого я – человек – не видел человека, то каков же должен быть он, ваш Ананда? – отирая лоб, вс„ таким же тихим голосом произн„с капитан.
Я хотел ему сказать, что я-то видел, это мой друг Флорентиец. Но внезапно почувствовал то особое состояние л„гкости во вс„м теле, ту собранность внимания в одну точку, которые каждый раз предшествовали видению образа или слышанию голоса тех, кого в этот миг со мной не было.
Я вдруг вздрогнул, точно меня ударило электрическим током, и увидал Ананду, сидящего за столом в той позе, в какой я увидел его однажды ночью:
– Не бойся и не беспокойся. И. не забыл ни о Флорентийце, ни о сэре Уоми. Но о них сейчас говорить не следует. Старайся больше молчать. Ценность слова так велика, что иногда одно только произнес„нное не ко времени слово может погубить целый круг людей. Дождись моего приезда, – поговорим.
Я долго сейчас это рассказываю. Но тогда вс„ промелькнуло как вспышка молнии.
Я протянул руки к Ананде; очевидно, что-то сказал, так как капитан в одно мгновение был подле меня, подавая мне стакан с вином.
– Бедный мальчик! Опять голова заболела? – нежно спросил он. И. тоже подош„л ко мне, ласково улыбаясь; и по его сверкающим глазам я понял, что он знал истинную причину моего внезапного беспокойства.
Моя мнимая болезнь отвлекла внимание капитана от нашего разговора. Побыв с нами ещ„ несколько минут, он отправился хлопотать по своим многочисленным делам. Вечер у него тоже был занят, и мы условились встретиться на следующий день часов в пять. Он хотел свезти меня обедать в какую-то знаменитую «Багдадскую» ресторацию, уверяя, что увижу там сюрпризы почище, чем живая ч„рная женщина. Я на вс„ был согласен, лишь бы скорее остаться с И. и узнать подробности о брате и Наль.
Проводив капитана, И. вернулся ко мне на балкон и присел на кушетку, потому что я вс„ ещ„ лежал, чувствуя и на самом деле какую-то слабость.
– Ты будешь несколько разочарован, милый друг, ведь я знаю чуть больше того, что уже сказал тебе. Ананда вообще скуп на подробности. А на этот раз он особенно тщательно следил за каждым своим словом. У тебя такой вид, точно ты огорч„н свершившимся браком? – спросил меня И.
– Не огорч„н, конечно, – ответил я. – Если в браке счастье моего брата и Наль – значит, ценность их жизни, – для них самая главная сейчас, – ими достигнута. Но по всему я представлял себе нечто огромное, гораздо большее, чем самый обыкновенный брак.
И. неожиданно для меня весело-превесело рассмеялся, обнял меня, погладил нежно мою неразумную голову и сказал:
– Откуда же ты взял, мой дорогой философ, что брак это такое простое и обыкновенное дело? Вс„ зависит от людей, кто в него вступает. И могут быть браки огромного значения, а вовсе не только личного. Всякий брак, как ячейка, где рождаются и воспитываются люди, дело чрезвычайно важное и ответственное. Отцы и матери, – если они поднялись до осознания себя единицами Вселенной, если их трудовой день вносит красоту в единение всех людей, – будут готовы к воспитанию новых человеческих жизней; они будут проводить свои системы воспитания не на словах, но собственным живым примером увлекать своих детей в красоту. Если же они поднялись до больших высот творчества, они образуют те ячейки, где воплощаются будущие великие люди, творцы и гении, чь„ вдохновение составляет эпохи в жизни человечества.
Гармония семьи не в том состоит, чтобы все е„ члены думали и действовали одинаково, имели или не имели тайн друг от друга. А в той царственно расточаемой любви, где никто не требует обязательств друг от друга, в той высочайшей чести, где нет слов о самопожертвовании, а есть мысль о помощи, о радости быть другому полезным. Я уже говорил, что приедет Ананда, – ив тебе забурлит творческий дух, а не Ниагара вопросов. Об одном только должен ты подумать, и подумать очень крепко: в сердце тво„м уже не раз шевелился червь ревности. Большего ужаса, нежели пронизать свою жизнь ревностью, нельзя и представить.
Можно всю жизнь себе и окружающим отравить и даже потерять совершенно смысл долгой прожитой жизни только от того, что дни твои были разъедены ревностью. Можно иметь великий талант, можно увлечь человечество к новым вершинам в литературе, музыке, скульптуре, – и тем не менее создать для себя такую железную клетку страстей, что прид„тся века изживать ту плесень на сво„м духе, которую успел нарастить в подобной семейной жизни. И наоборот, одна прожитая в мире и гармонии жизнь проносится над человеком века и века подобно очищающей атмосфере, невидимой помощи и защите.
Не задумывайся сейчас над браком твоего брата. Много пройд„т времени, прежде чем ты пойм„шь великий смысл его жизни и проникнешь в духовный его мир. Ведь до сих пор ты знал его как любимую нежную няньку, как воспитателя и отца.
Встань, дружок. Вот тебе часть пилюли Али. Пойд„м к князю, мы обещали его познакомить сегодня с Жанной. Что касается твоего брата, то поверь: ни о каком легкомысленном шаге, ни о самопожертвовании во имя спасения Наль здесь не может быть и речи. Здесь один из величайших моментов его жизни. Отнесись к нему с полным уважением и даже благоговением.
Я принял лекарство, захватил свою аптечку и молча пош„л за И.
В доме князя мы нашли вс„ ту же гнетущую атмосферу. Князь, провожая нас к жене, рассказывал о беспрерывных попытках княгини улыбнуться и говорить, попытках мучительных для всех, не приводящих ни к каким результатам.
– Здравствуйте, княгиня, – сказал И., наклоняясь над измученным, старческим лицом больной, которая казалась тяж„лой, мертвенной массой среди чудесных, благоухающих цветов.
Княгиня с трудом подняла веки, но увидав И., совершенно преобразилась. Глаза блеснули сознанием, губы сложились в улыбку без всякой гримасы.
– Вы прекрасно себя вед„те. Я очень доволен вами, – говорил И., держа старуху за руку. – Можно немного раздвинуть гардины и впустить в комнату солнце, – обратился он к сестре милосердия.
Когда солнце осветило комнату, я поразился, с каким вкусом, с какой тщательной заботливостью она была обставлена. Казалось, князь, забывший совершенно о себе, перен„с сюда вс„ сво„ внимание, чтобы вознаградить больную за е„ страдания.
Я оценил; какой высокой внутренней культурой должен обладать этот человек, чтобы расточать доброту и заботу полум„ртвому телу своей ужасной супруги.
Смог бы я когда-нибудь вознестись на такую высоту, чтобы забыть все горести и унижения совместной жизни и так ухаживать за женой, отравившей мою молодую жизнь?
Мне даже холодно стало, когда я подумал, что представляло собой существование князя, эта его «жизнь». Мысли опять увели меня от действительности, – «Л„вушка-лови ворон» Сидел вместо внимательного помощника лекаря, и очнулся я только от прикосновения И., смотревшего на меня с укором.
– Л„вушка, князь уже несколько минут жд„т пилюлю и держит перед тобой стакан с водой. Этак мы задержимся здесь, и Жанна снова обидится на господина младшего доктора за опоздание, – сказал он, улыбаясь только губами, но глаза его пристально и строго смотрели прямо в мои. Я покраснел и подумал, что он снова проч„л вс„ – как я судил, как копался в жизни
