всю ночь слышалась непрекращающаяся стрельба. Впрочем, в районе вокзала стреляли круглосуточно.
День прошел без приключений, но мучительно медленно. Ближе к вечеру десантники начали готовиться к прорыву. Замполит смотрел за приготовлениями подчиненных: кто-то набивал магазины патронами, кто насухо протирал автомат, кто-то чистил камуфляж. Все подшились чистыми подворотничками. Готовились молча, сосредоточенно. Понимали, что не все выйдут к своим, кто-то останется в этом секторе навсегда. Смотрел капитан на солдат, а в груди покалывало сердце. Вот они, молодые пацаны, еще осенью, в полку, беззаботные, веселые старослужащие. Бывало, водочку втихую где-нибудь в закутке пили, в самоволку к рязанским девушкам бегали, за что получали наряды вне очереди, сидели на гауптвахте. Писали домой письма, фотографировались для дембельского альбома. Служили. Случалось всякое: и в столовой подерутся при смене наряда, и в казарме чего-нибудь не поделят. Служили они в тяжелых, но мирных условиях, выполняли учебно-боевые задачи, занимались хозработами, но главное, все были уверены, что дембель неизбежен. И вот – оказались на войне. И сразу попали в переплет. Никто не дрогнул, не проявил слабость. Восемнадцать духов положили. Подготовленных боевиков. А Лукрин? Раненный в живот, скорее всего, смертельно, что уж душой кривить, нашел-таки силы выстрелить из гранатомета, обеспечив уничтожение группы боевиков. И сейчас никто не ноет, все спокойно готовятся к прорыву. Не к увольнению в город, не к девочкам, не в наряд, а к прорыву боевых порядков самого что ни на есть настоящего противника.
Капитан вздохнул. Эх, ребята, ребята, вам уже сейчас памятник ставить надо. Кто ночью выйдет к своим? Возможно, что и никто. Но драться будут до конца. Не бросят товарища, не оставят раненого или убитого. Умирать будут, но понесут на себе. Вот тебе и пацаны! Вот тебе и современная молодежь… О себе Сомов не думал. Мысль о том, что может погибнуть сам, отогнал, еще когда оказался с отделением в тылу врагов. Ему, офицеру, следует думать о подчиненных, как вывести их к своим, не дать погибнуть. Семью, конечно, жалко… Ее Сомов вспоминал часто. Трудно без него придется, но что поделаешь? Привыкнут. А там, может, и вернется… Несмотря на то, что для себя капитан определил самую сложную задачу в предстоящем прорыве. Он пойдет первым, атакует пост, а затем, пропустив солдат, займет место в тылу. И будет прикрывать ребят, пока те не дойдут до своих. И только после этого начнет собственный отход. Сомов мог принять любое другое решение, увеличивающее шансы на личное выживание, но тогда он перестал бы быть офицером. А Евгений – офицер. Он стал им добровольно, выбрав тяжелую профессию, и останется офицером до конца дней своих.
От невеселых мыслей замполита роты оторвал Руденко:
– Товарищ капитан, Алексеев с чердака передал, духи возвращаются. Двое, что оставались в хате, вышли во двор – наверное, встречать.
– Я наверх! Всем занять позиции обороны! Быстро!
– Есть!
Капитан поднялся на чердак и прилег рядом со штатным пулеметчиком отделения. Алексеев указал на колонну внедорожников, приближающуюся со стороны привокзальной площади.
– Возвращаются, суки!
– Вижу…
На этот раз «Нива» и «УАЗ» остановились на дороге. Никто из машин не вышел. Напротив, в «УАЗ» сели боевики, остававшиеся на день в доме. Приняв их, колонна пошла к кварталам многоэтажных домов.
Алексеев взглянул на Сомова:
– Никак ушли, товарищ капитан!
– Да, вроде ушли. Вопрос, надолго ли? Продолжай наблюдение до смены, я вниз!
Сомов спустился в большую комнату.
– Свалили духи, товарищ капитан? – спросил его Руденко.
– Свалили. Но могут вернуться. Так что все по плану: в 23.50 сбор, постановка задачи, а в полночь начало выдвижения к посту духов.
– Понял!
Но дальнейшие события кардинальным образом изменили обстановку, спутав все планы десантников.
В 23.00 находившийся на чердаке рядовой Никонов неожиданно сообщил:
– Вижу свет от фар автомобиля, идущего в сектор!
Сомов быстро поднялся наверх:
– Что за машина?
– Похоже, «УАЗ», товарищ капитан!
– Черт! Неужели наши соседи возвращаются? Как же некстати!
– Может, не они?
– Может…
Но уже через минуту капитан проговорил:
– Наши, суки! Черт их принес…
По дороге шел уже знакомый «УАЗ». Но автомобиль не доехал до дома, где ранее находились боевики, он остановился у жилища чеченской семьи.
– Не понял! – удивился Сомов. – Чего духам у Бэлы делать?
– Так, может, она и вызвала их? Прочухала, что мы рядом, и вызвала. Или мужик раненый связался с дружками.
– Не похоже. Если боевиков вызвали соседи, то те блокировали бы дом скрытно. Или, напротив, подогнали бы БТР или БМП да и разнесли бы этот дом вместе с нами. Нет, тут что-то не так. Я к торцу, оттуда лучше видно соседнее здание.
Сомов перешел к торцу. Увидел, как из «УАЗа» вышли двое боевиков – славяне в российской военной форме без знаков различия. Они были явно пьяны и говорили громко, по-русски:
– Ну вот, Диман, и хата нашей сучки. Доставай спирт, гулять будем.
– Это я мигом, Калач, – гоготнул Диман. – А может, вернемся? Чечены узнают, что мы их бабу того, головы в момент снесут!
– А как они узнают? Кто им расскажет? Некому будет базарить. Да не ссы ты. Один хер от черных валить надо. Долго им не продержаться. Не сегодня завтра выбьют из города. Не идти же с ними в горы! В обратку к своим подадимся. Типа, в плену были. Кто проверять будет? Идем, не хрена время терять. И запомни, первый Бэлку тяну я. Ну, а дальше муженька и детенышей валим. И в развалины. Въехал?
– Въехал. Давай выпьем!
– Без базара!
Предатели по очереди приложились к фляжке. Бросив автомобиль на дороге, они, заметно шатаясь, направились к дому чеченской семьи. А Сомов, поняв, что задумали отморозки, рванулся вниз, предупредив Никонова:
– Пост не оставлять!
В комнате крикнул командиру отделения:
– Руденко! За мной!
– А че эти козлы к соседям пошли? – спросил сержант. – Отсюда их базар слышно не было.
– Эти козлы, Паша, решили изнасиловать Бэлу, затем всю семью убить и к нашим сдернуть – типа, из плена бежали.
– Ах они суки!
– Вперед, Паша! Приготовь нож. Работаем тихо!
– Понял!
Оставив автоматы, замполит и командир отделения выскочили через окно на улицу и бросились к дому чеченской семьи. У двери остановились. Услышали голос Бэлы:
– Что вы делаете, шакалы? Оставьте меня, не трогайте!! Нет!.. Нет!..
И пьяный крик:
– Заткнись, стерва! Или всех положим! Раком ее ставь, Диман, раком!
Донесся детский плач.
Руденко сжал в руке холодную рукоятку ножа:
– Ну, твари! Падлы!
– Врываемся, – приказал капитан, – я впереди, валю ближнего, второй твой. Его в нокаут. Допросим,
