— Вообще-то я думал, что ты зайдешь, — сказал он, усмехнувшись.
— Ты один? — спросил я.
— Один, — он снова усмехнулся.
— У меня к тебе дело.
— Пойдешь обедать — загляни, — сказав это, Вадим отключился.
А случай-то, видно, серьезный, если Вадим не доверяет даже внутренней связи, коммутация которой не позволяет подключиться к линии и тем самым перехватить информацию.
Я поймал себя на том, что лезу в область психогигиены, и успокоился. И занялся работой, которая отбивала всякие посторонние мысли, так как свою работу я старался делать хорошо. Привычка, так сказать, воспитание, самоосознание, наконец, себя в полезном для общества проявлении. Но, несмотря на это, во мне моментально завелся микро-Добрынин, который немедленно приступил к арифметике.
Итак, чистый разум, для краткости Чер. Предположительно — это цивилизация, достигшая всех мыслимых высот и в силу своего развития отказавшаяся от бренности. Распространенность в галактике — неизвестна, возраст — неизвестен.
Обнаружен полтора земных года тому назад. В первой фазе обнаружения запеленгован дрейфующей станцией «Габарит» как объект, отражающий сигналы ДВ-локатора. Для «Габарита», не сменившего курс, оказался проницаем без какого-либо видимого ущерба, но с повальной галлюцинацией у членов экипажа. «Габарит» отправлен в зону карантина. Следующий этап — поисковая станция «Каскад». Станция была оборудована психозондирующими «поплавками». Рассказывать о «поплавке» сложно, да и не нужно, главное, что он «плывет» по радиоканалу к абоненту, как по течению.
Это при условии установления контакта с абонентом. Естественно, «поплавки» прибивало обратно к «Каскаду». Контакт был осуществлен после множества попыток.
Объект позволил психозондам равномерно распределиться по своему участку протяженностью в 300 километров. «Каскад» искал связи по всем разумным частотам около двух недель, после чего вынужден был уступить место «Утесу». Если говорить честно, знаков отличия в первую очередь заслуживал трудяга «Каскад», но никак не «Утес». Кстати, «габаритчики» в это время находились в изоляторе и как бы выпали из благодатной зоны наград. Тем не менее, открытие Чера было приписано экипажу «Утеса». Такого грандиозного банка информации еще свет не видывал, и на его освоение были брошены крайне щедрые средства.
В настоящее время в районах локализации Чера постоянно дрейфовали жилые станции, в том числе наша, поэтически именуемая «Глыбой» (существовали названия и поизящнее, например — «Зелень», «Скирд», «Апельсон» и т. д.). Команды станций были малочисленны, что компенсировалось обилием автоматики.
Именно эта автоматика позволила одному умнику подключаться к Черу и втихомолку решать свои куриные проблемы. Для Чера это было раз плюнуть.
С этого умника и началось потребительское отношение к чистому разуму. Тот тип, про которого рассказал Тае Ильин, умудрялся подключаться к Черу напрямую.
Настраивая автоматику на биоритмы своего мозга, он вызывал ответную реакцию, в результате чего получалось довольно оригинальное наложение двух гармонических колебаний (суперпозиция) различного информационного уровня. Тип начинал мыслить масштабами Чера, а Чер — масштабами типа. Отловил его дежурный электрик, который зафиксировал несанкционированную утечку энергии. По крайней мере, мне преподнесли это именно в таком виде. Хотя, может быть, и приврали для пользы дела. А вот про то, что тип этот, по словам Ильина, испытал тяжелейший информационный шок, который отправил его к праотцам, никто из нас не знал.
Теперь по крайней мере было понятно, почему на «Глыбе» появился инспектор Ильин.
Все. Обед. Я сдал управление уже откушавшему эмэнэсу Люкакину и покинул вахту, спеша предаться чревоугодию. Но перед этим заглянул к Вадиму.
Мы прошли в оранжерею, которая располагалась на пути в столовую. Здесь всегда можно было найти укромный уголок, а также полакомиться спелым бананом или авокадо.
Вадим — парень не из разговорчивых, хмуроватый, можно сказать, парень, серьезный, а сегодня вообще какой-то суконный, будто работал три смены подряд.
Хотел я его маленько подковырнуть по этому поводу, но вдруг он сказал:
— На тебе что, всю ночь воду возили, что ли?
Стало быть, и у меня такая же безрадостная физиономия.
Нет, братцы, ночь надо спать, кому нужно это бдение? Хряпнул бы того же барбамила, благо от барбитуратов аптечка ломится, — и баиньки. Нечего уповать на ионный душ, если бессонница приняла хронический характер. А еще — нервы надо укреплять, братцы, вот что я вам скажу.
Мой ответ Вадиму был стандартный, на уровне песочницы и детского совочка:
— На себя посмотри, приятель.
— Что именно тебя интересует? — последовал немедленный вопрос.
— Видишь ли, Вадик, — сказал я. — Сегодня ночью Чер общался с кем-то из экипажа.
Игнорируя нашу технику.
— Что ты говоришь, — без всякого энтузиазма процедил Вадим.
— Точнее, общался он с двумя… товарищами. Одного товарища я знаю наверняка, а вот второй… Будем вычислять дальше или сам расколешься?
— Аристотель, — буркнул Вадим. — Будь добр, подай вон ту грушу.
Он, видите ли, не желал на моих глазах прыгать да скакать за высоко растущей грушей. Приподнявшись на цыпочки, я сорвал ее и подал со слащавой улыбочкой и поклоном, как официант в старинном кинофильме.
Вадим впился в сочный желтый плод и не успокоился до тех пор, пока не обглодал до косточки.
— Порядок, — сказал он, ополаскивая руки в фонтанчике. — Значит, так. Чер может связаться, игнорируя нашу технику, как ты изволил выразиться, с любым из нас, но это ему достается ценой больших потерь и не доставляет радости. Напротив, связь через Таин ВИБР ему нравится, он испытывает наслаждение. В чем тут суть — не знаю. Наверное, при прямом контакте он теряет много энергии, а тут все-таки мощный радиоканал. Так вот, наш разлюбезный Ильин лелеет мечту наложить на психозонд запрет — как на зонд прямого контакта. Он, оказывается, практикует именно на этих вещах. Чер сказал, что Ильин его обворовывает и лишает того минимума удовольствия, который он испытывает при общении с нами, то есть с мыслящей протоплазмой. Роль Таи мне не ясна, но Чер предупредил, что ей не стоит больше общаться с этим инспектором. И дело, как я разумею, вовсе не в психозонде, сам знаешь — он прост в изготовлении, а в его принципиальной новизне, стихийно возникшей после Таиных доработок ВИБРа. Почему я так думаю?
Объясню. Чер намекнул, что Таин вариант позволяет отфильтровывать ненужную ему информацию. Больше я ничего не знаю.
М-да, попробуй теперь состыкуй Вадькино изложение и Таин сон. Хотя она ничего толком и не успела рассказать, меня больше интересовал ее вчерашний разговор с Ильиным.
На всякий случай я сказал:
— Тут что-то не то.
— Ага, — согласился Вадим.
Не знаю почему, но во мне постепенно зрела уверенность, что от этого психозонда будет большой вред. Бывает иногда такое предчувствие грозящей опасности. Оно тем более сильное, если не знаешь, откуда ждать опасность.
— Тут есть один непонятный момент, — сказал Вадим.
— Какой именно?
— Зонды есть на всех станциях. Хуже того, они предусмотрены инструкцией по контакту. И вдруг появляется официальный чиновник, можно сказать создатель инструкции, и начинает на эти самые зонды накладывать запрет. Темновато?
— Действительно, — сказал я. — Действительно темновато… Если только это правда.
Вадим удивленно посмотрел на меня.
— Ты уверен, что Чер сказал тебе правду? Это, как-никак, ставит под сомнение деятельность Ильина.
— А зачем ему врать? — совсем уж удивился Вадим. — Как может соврать ребенок?
— Что ты сказал?
— Погоди, — Вадим опустил глаза. — Дай вспомнить. Ах, да, вначале была мощная посылка, что наш Чер очень юн.
— Все, сейчас мы окончательно запутаемся. Есть предложение подкрепиться и продолжить вечером. Вместе с Таей.
— Идет, — согласился Вадим. — Значит, первый товарищ — она?
— Вы очень проницательны, уважаемый.
Сразу после обеда меня вызвал Ильин. Эмэнэс Люкакин заскрипел было, что не обязан, что вахта — дело не его оклада, но потихоньку, полушепотом. Я не ответил, и он быстро успокоился. Понимал свою зависимость.
Опросом экипажа Аркадий Семенович занимался в кают-компании, днем обычно пустовавшей.
До этого я его видел лишь мельком, теперь разглядел получше. Ему под пятьдесят, и он похож на какого-то киноактера. Очень характерное такое лицо — с двумя продольными складками у рта, пристальным взглядом и редкой, но, как говорится, неотразимой улыбкой. Все это я выхватывал фрагментами, в процессе разговора, так как старался не встречаться с ним глазами. Терпеть не могу смотреть на человека в упор, тем более, если накануне этот человек был нелюбезен с моей женой.
— Меня интересует, Анатолий Иванович, где вы находились в момент происшествия? — начал Ильин.
— На месте происшествия.
— Да вы поконкретнее. Не стесняйтесь.
— В постовой.
— Так-так, и чем вы там занимались?
— Сидел в кресле.
— Нет, дорогой Анатолий Иванович, так не пойдет. Меня интересует зачем вы туда пришли, кто конкретно присутствовал, в какой момент в постовой появился капитан Фунтиков, ну и так далее. Понимаете? Меня интересуют подробности.
Я пожал плечами, но этого человека трудно было вывести из себя.
— Ну, хорошо, — терпеливо сказал Ильин. — Итак, вы сидели в кресле. Как вы оказались в этом кресле?
— Я был свободен от вахты, — разразился я наконец, и Ильин одобрительно кивнул.
— Зашел. Вдруг, понимаете ли, понадобится моя помощь? Чер не любит простых вопросов. Так что, как правило, во время сеанса нас там трое-пятеро, а то и больше.
— Вот видите, как чудненько, Анатолий Иванович, — обрадовался Ильин. А вы не припомните, кто еще присутствовал при этом?
— М-м… Коржиков. Гусейнов… Э-э… Я. Кэп, разумеется. Лаптев… Пожалуй, все.
— Так. Роль Коржикова?
— Ассистент.
— Гусейнова?
— Ассистент.
— Лаптева?
