Виктор, проводив взглядом машину Феликса, отошел за один из гаражей, откуда хорошо просматривалась большая часть переулка, из которого они прибыли и откуда должна была появиться погоня. Он готов был встретитъ их, встретить и остановить. Но время шло, а переулок оставался пустым. Постояв минут десять, Виктор прикинул, что Феликс уже сделал все, что должен был сделать, и теперь, скорее всего, направляется к посту. Он решил уходить, так и не поняв, почему никто их не преследовал. Как и планировалось, пост ГИБДД Феликс преодолел беспрепятственно и не благодаря документам, а благодаря инспектору, который вообще не обратил на его автомашину внимания, занимаясь дагестанцем- дальнобойщиком и его сомнительным грузом. Стало ясно, что о совершенном преступлении еще никто не был оповещен, да и немудрено – прошло всего каких-то полчаса. Подъехав к дачному поселку, Феликс не стал сразу въезжать на открытое пространство. Удовлетворившись разведкой, он вернулся к машине и через несколько минут, открыв поочередно ворота забора и гаражные створки, неспешно въехал в полуподземное помещение. Закрыв все наглухо, Феликс поднялся на второй этаж, откуда можно было контролировать пространство вокруг дома. Он бросил автомат в кресло, закурил. Теперь оставалось дождаться Виктора. Акция прошла успешно. Клиент, надежно упакованный, полулежал на заднем сиденье «восьмерки».
Виктор появился только к вечеру.
– Все путем? – спросил Феликс.
– Вроде да. Я тут поселок осмотрел, как будто спокойно. Удивительно. Такой жилой массив и практически без охраны.
– Охрана может быть внутри, а так действительно на улице – ни души. За весь день ты – первый посетитель поселка.
– Ну и хорошо. У тебя-то как?
– В порядке, голубок пока спит. Как ты отмахался от погони?
Виктор задумался.
– А никак, – наконец произнес он.
– Не понял?
– Вот и я не понял. Какая-то ерунда получается. Дело в том, что нас никто не преследовал.
– Не может быть!
– Может. Вопрос: где спецгруппа? Они не могли нас упустить, никак не могли. И объявиться должны были обязательно. Другое дело – смогли бы они нас перехватить? Но появиться были обязаны. Ты прав, группа нас не упустила бы, но... при одном условии.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что они вмешались бы обязательно, но при условии контроля за передвижением Гальянова. Если же контроль не осуществлялся, то они не джинны, чтобы оказываться там, где надо, по мановению волшебной палочки.
– Ты думаешь, что группа не наблюдала за Гальяновым?
– Иначе объяснить их бездействие я не могу.
– Но тогда вообще непонятно: для чего, собственно, они здесь? Ведь очевидно, что только на захвате Гальянова или Земина нас можно было реально взять. Ничего не понимаю. В чем дело, Феликс? Ты можешь допустить, что сюда из Центра могли прибыть дилетанты или стажеры? При том, что им предстояло сделать?
– Это исключено.
– Тогда что происходит? Нам дали возможность их захватить? Абсурд какой-то.
– Витя, а если у них просто что-то вдруг не сработало? Ну, не сошлось именно этим утром? Ведь ты же сам делал ставку на то, чтобы опередить группу. Вот и опередили, и они не были готовы к ответным действиям. Наблюдали? Да. Контролировали? Да. Но активно действовать по неизвестной причине были не готовы. Разве такой расклад невозможен?
– Хотелось бы, чтобы все было именно так. Хуже, если с нами затеяли игру.
– А цель? Не вижу смысла играть с нами. Что это им даст? Отдать нам в руки Гальянова и на что-то рассчитывать? Нет, просто нам удалось переиграть их. Тебя настораживает, что переиграли сравнительно легко? Значит, мы оказались сильнее их, вот и все. Другого объяснения быть не может.
Виктор задумчиво стоял возле окна и смотрел на огненно-красный закат. Странно, но внутри была пустота, мысли, как опавшая листва, разлетались в разные стороны, не давая сосредоточиться и принять какое-либо решение. После чудовищно напряженного дня наступила депрессия, как иногда бывает, когда долго стремишься к цели, а едва достигнешь ее, возникает вопрос: что же дальше? И ответа на поставленный вопрос не находишь. Усталость, загнанная внутрь, наконец нашла выход, и Виктор почувствовал, что сегодня он уже ничего не сможет делать, даже думать.
Он достал бутылку водки, разлил по двум фужерам – меньшей тары в комнате не было, – и друзья выпили за удачно проведенный день. После этого Виктор, не раздеваясь, прилег на софу и тут же уснул. Феликс приготовил прибор ночного видения, пододвинул кресло к окну и занял наиболее удобную позицию для наблюдения.
Гальянов начал приходить в себя под утро. После убойной дозы газа и снотворного сознание возвращалось медленно. Сначала он начал различать окружающие его предметы, но никак не связывал увиденное в единое целое. Мозг фиксировал отдельные детали: салон машины, темное помещение, в котором стоял автомобиль, полки вдоль стен, сами стены, металлическую дверь. Но особо его внимание привлекли часы на передней панели. Гальянов остановил на них свой взгляд и сосредоточенно смотрел на движение зеленой стрелки. Оборот, еще оборот. В голове шевельнулась мысль, но ухватить ее он не смог, так как тело вдруг свело судорогой внезапного приступа тошноты. Он инстинктивно нагнулся и зашелся в рвотном кашле – долгом и мучительном, перебивающем дыхание и приносящем резкую боль. Наконец он более осознанно осмотрелся. И увидел, что наручниками прикован за правую руку к боковой стойке неизвестной машины. Боль в затылочной части головы мешала сосредоточиться, но, превозмогая свое состояние, он пытался найти ответ на вопрос: что произошло?
Гальянов закрыл глаза и в обрамлении светящихся, пульсирующих бликов увидел обрывистые части произошедшего. Он увидел, как вместе с Вадимом выходит из подъезда. Они с охраной садятся, едут. Какой-то непонятный хлопок сзади, что-то белое, перегородившее дорогу, резкое торможение, вдруг разлетевшееся лобовое стекло, тупой удар по голове. Семен Дмитриевич свободной рукой ощупал голову. Дальше – ничего. Мрак и тишина... Предупреждение Саркиса, секретная спецслужба, «Призраки»... И тут Семен Дмитриевич понял. С его уст сорвался протяжный стон... Значит, он в руках этих полоумных мстителей! Господи, но как это произошло? Где Вадим? Где охрана? Его не могли вот так просто захватить, ведь Вадим уверял... Но где он сам? Что с ним? Или он где-то рядом, также схваченный? А может, его уже нет в живых?
Семен Дмитриевич откинул голову. Господи, это же конец! Конец его, Гальянова, жизни. Страх пронзил тело, сдавив сердце ноющей болью. Он заплакал. Жалость к себе захлестнула его, и слезы обиды за все, что произошло, непроизвольно заструились по его щекам. «Господи, как же это? Я не хочу, не хочу умирать! Господи, почему твоя кара так сурова? Почему настигла именно меня? Ведь таких, как я, множество?» Семен Дмитриевич резко дернулся, но эта бесполезная выходка ничего, кроме боли в запястье, не принесла. Он некоторое время еще дергался в истерике, пытаясь вырваться из этого склепа, в нестерпимом желании обрести свободу, чтобы бежать, бежать отсюда! Бежать ото всего – от должностей, от денег, от привилегий. Сейчас он готов был с радостью оказаться на месте последнего несчастного бомжа и всю оставшуюся жизнь провести где-нибудь на свалке. Только бы вырваться, освободиться. Но все тщетно. Наручники держали крепко, и истерика вновь перешла в бессильный плач, сменившийся каким-то оцепенением.
Таким и застал его Феликс, спустившийся, чтобы привести Гальянова наверх. Увидев вошедшего, Семен Дмитриевич сжался и, насколько позволяли оковы, отодвинулся в глубь салона – Феликс молча смотрел на перекошенное страхом лицо пленника. Он готовил резкие слова, чтобы сразу дать понять мерзавцу, куда он попал и что его ожидает. Но они не понадобились. Все было ясно без слов. Взгляды их встретились. Смертельно испуганный с одной стороны и презрительно безжалостный с другой. Феликс снял наручники и коротко бросил:
