Солоухов достал сигарету, прикурил, пододвинув поближе стоявшую на журнальном столике пепельницу, метнул пронизывающий взгляд в сторону пытающегося бессовестно лгать предателя:
– Так, значит, ты не продал своих чеченам?
– Нет, я же сказал, майор, нет!
– Предупреждаю: говори правду! Иначе ты очень пожалеешь о том, что врал.
Сергей достал диктофон со второй кассетой, переданной ему курьером Дервиша, включил клавишу «воспроизведение». В комнате прозвучал голос Шорина:
– Корсар слушает!
Затем заговорил Балаев:
– Это Дервиш, говорить можешь?
Где-то посередине пленки Сергей остановил диктофон:
– Узнаешь голоса, Корсар? А ведь не зря Балаев особо интересовался мной! Позже, когда ему удалось захватить меня в плен, Дервиш многое рассказал о тебе со Штерном, а недавно, перед кончиной, через курьера передал весь материал по вашей с генералом преступной деятельности в войсках. В частности, он подробно изложил схему продажи боевикам вооружения через станцию Огородную, прикрываемую полковником Корольчуком, которым сейчас уже плотно занимается ФСБ. Что теперь скажешь, ублюдок? Голоса на пленке идентифицированы с голосами оригиналов, так что официально доказано – с Дервишем в данном случае говорил ты, Шорин Александр Алексеевич, бывший майор оперативного отделения штаба дивизии. Продолжим слушать диктофон?
Шорин опустил голову, обхватил ее руками и пролепетал:
– Не надо! Не надо ничего больше включать! Я... я... был вынужден действовать в интересах боевиков. Иначе Штерн уничтожил бы меня.
Сергей изобразил удивление:
– Так ты, оказывается, не преступник, а жертва?
Оборотень выдохнул:
– Да! Конечно, это не снимает с меня ответственности, но...
Солоухов вновь оборвал предателя:
– Никто, тварь, не принуждал тебя продавать Родину, ты сам ради паршивых долларов решил торговать жизнями солдат и офицеров. И ты торговал. Определял счета, мразь, куда боевикам следовало сбрасывать деньги. А теперь, когда наступил час расплаты, извиваешься, как подлая гюрза?
Сергей поднялся, приказал:
– Встать!
С животным ужасом глядя на офицера, Шорин, заикаясь, спросил:
– Вы... вы ... убьете меня?
Солоухов рявкнул:
– Встал, паскуда, пока я не всадил в твой череп девять граммов свинца!
Окрик подействовал – Шорин вскочил.
Сергей, отбросив пистолет, нанес предателю удар в солнечное сплетение. Оборотень согнулся пополам. Второй удар в челюсть выпрямил его, третий, ногой в промежность, заставил Шорина, выпучив от дикой боли глаза, присесть на корточки. Солоухов, развернувшись, рубанул предателя ногой по голове, заставив тело отлететь к стенке. Майор подхватил Шорина и рывком поднял на ноги. Еще удар, и хрустнули ребра. Шорин попытался закричать, но крик захлебнулся от боли в горле. Солоухов бил оборотня жестоко, безжалостно, но расчетливо, понимая, что не имеет права убить мразь, заслужившую смерть.
Остановился Сергей, когда туша Шорина растянулась у дивана.
Майор встряхнул головой. Все, хватит, шабаш! Присел, закурил. Оборотень шевельнулся, но не поднялся, даже не перевернулся. Может, Сергей все же переборщил? Но нет, предатель был жив. Он застонал.
Солоухов затушил окурок, поднял тело и швырнул его в кресло. Достал из сумки веревку, купленную в магазине хозтоваров, надежно спеленал Шорина, оставив на свободе лишь правую руку. Несколько раз ударил предателя по щекам. Тот очнулся. Открыл глаза. В них майор увидел боль, отчаяние и все тот же животный страх.
– Ну как, Корсар, хватит с тебя или добавить?
Шорин прохрипел:
– Хватит!
– Так ты признаешься, гнида, что предавал своих по собственной воле?
– Признаюсь!
Сергей поднял с дивана пистолет:
– Твое счастье, козел, что ты еще кое-кому нужен! Иначе я разделал бы тебя так, что ни один твой подельник в морге не узнал.
– Так вы не убьете меня?
– Нет! Но при условии, что дальше ты в точности будешь исполнять все мои указания.
– Но, господин майор, как я смогу что-то исполнять покалеченный и связанный? К тому же боль в теле адская! Я могу в любую минуту потерять сознание!
Солоухов посмотрел на предателя:
– Ничего! Чтобы исполнять свою роль, свобода тебе не нужна. А боль я сниму. Есть у меня боевая аптечка. Вот только когда это сделать? Сейчас? Или позже?
Шорин взмолился:
– Сейчас! Ради бога, сейчас! Мне плохо!
– Могло быть гораздо хуже. Но... ладно, черт с тобой... хрипящий и стонущий ты мне не нужен.
Сергей ввел Шорину сильнодействующий обезболивающий препарат. Предатель облегченно вздохнул. Спросил:
– Что вы от меня хотите?
Солоухов усмехнулся:
– Ожил? Это хорошо. То, что я хочу, ты узнаешь позже, а пока сиди и сопи в две дырки. Понял?
Сергей вышел на кухню, достал сотовый телефон, вызвал Капустина. Тот ответил с некоторым опозданием:
– Да, Сергей Викторович?
– Шорин упакован, готов к полному и искреннему сотрудничеству.
– Надеюсь, ты не сильно изуродовал его?
– Да нет, пару ребер сломал, да еще почки помял немного, но ничего – дней десять поссыт кровью в утку на больничной койке, все пройдет! Пощадил его. Но только исключительно в интересах общего дела.
– Хм, не сильно, значит? Но ладно, он заслужил этого.
Солоухов поинтересовался:
– Что делать дальше?
Генерал ответил:
– Находись рядом с Шориным. Да он говорить-то может?
– Может!
– С утра ему обязательно позвонит Штерн. Надо чтобы Шорин ответил ему следующее...
Капустин проинструктировал майора.
– И дай ему бумагу и ручку, пусть пишет все о своих преступных делах – как в войсках, так и здесь, на «гражданке»! Только, смотри, Сережа, чтобы ручкой он не попытался пробить себе горло.
– Не беспокойтесь, генерал! Я лишу этого козла удовольствия самовольно уйти из жизни. Да и не из той он породы, чтобы кончать с собой. Как родственницы Брединского?
– Доставлены домой! Я, кстати, сейчас тоже поеду к нему готовить нашего кандидата в губернаторы к завтрашнему дню!
– А Шаламеев?
– Им и оставшимися наемниками займется спецназ Костина. Усадьба в Хвосте окружена и полностью заблокирована.
