— Все готово, капитан. Мы держим ровно тысячу футов. На обоих летучках у каждого клапана стоит человек.
— У всех есть спасательные тросы?
— Да. — Боцман вышел.
— Вам тоже он нужен. Пойдемте.
Руори взял Трезу за руку и повел на галерею. Почти со всех сторон их окружало небо. В лицо дул ветер, палуба под ногами ходила, будто была живой. Руори увидел, что к поручням было привязано множество легких канатов, взятых с «Дельфина».
— С парашютами прыгать нельзя. Слишком большой риск для необученных людей, — сказал он. — Но вам не приходилось спускаться по таким тросам. Я вам сделаю обвязку, чтобы подстраховать. Постепенно перебирайте трос руками и спускайтесь. Когда будете на земле, обрежьте веревки. — Руори отрезал ножом несколько кусков каната и связал их с моряцкой ловкостью. Когда он примерил его на Трезе, она вся напряглась.
— Но я же ваш друг, — пробормотал он.
Она расслабилась и даже улыбнулась. Руори отдал ей ее нож и вернулся на мостик.
Корабль пиратов уже поднялся с земли и приближался. Дирижабли Руори не двигались. Было видно, как солнце играет на гранях металла Руори понимал, что пираты видели, как было захвачено последнее судно, и на этот крючок не попадутся. Если ничего другого им не удастся, пираты просто могут поджечь его и спрыгнуть с парашютом. Он не отдавал лучникам приказа стрелять. Когда их разделяло уже всего несколько саженей, Руори крикнул:
— Открыть клапаны!
Из обоих мешков вылетел газ. Связанные между собой дирижабли стали падать.
— Огонь! — закричал он. Хити навел катапульту и выстрелил гарпуном в днище нападавшим. К снаряду был привязан якорный трос. — Поджигай и сматываемся!
Стоявшие на палубе разлили из бочек нефть и подожгли ее. Вспыхнули языки пламени.
Корабль каньонцев тянули вниз два привязанных к нему дирижабля, и он начал быстро падать. На высоте пятисот футов сброшенные спасательные тросы коснулись плоских крыш и потащились по улицам. Руори перепрыгнул через борт и чуть не сжег себе ладони, спускаясь.
И как раз вовремя. Загарпуненный дирижабль надул камеры газом из танков и взмыл вверх на тысячу футов, таща за собой свой груз. Наверное, никто еще не заметил, что этот груз горел. А от гарпунов Хити им будет очень непросто избавиться.
Руори поглядел вверх. Дыма от раздуваемого ветром пламени не было. Казалось, на дирижабле горит маленькое, но яркое солнце. Руори не рассчитывал, что огонь застанет пиратов врасплох. Он полагал, что Они выпрыгнут с парашютами на землю, где их смогут атаковать мейканцы. Он даже почти хотел предупредить их.
Тем временем пламя добралось до баллонов с остатками газа. Казалось, что громко вздохнул какой-то невероятный великан. Дирижабль с пиратами превратился в гигантский летающий костер, и ветер отнес его за городские стены. Несколько фигурок величиной с муравья попытались выпрыгнуть вниз. У одной горел парашют.
— Пресвятая Мария, — прошептала стоявшая рядом Треза, бросилась к нему на шею и спрятала лицо у него на груди.
7
С наступлением темноты во Дворце зажгли свечи. Правда, нельзя было скрыть уродства исполосованных стен и закопченных потолков. Стоявшие у трона часовые были все в лохмотьях и имели усталый вид. Не было заметно веселья и в городе. Слишком многие погибли.
Руори сидел на троне кальде. Справа от него находилась Треза, слева — Паоло Донойю. Последним предстояло выполнять функции власти, пока новая не будет официально утверждена. Вид у дона был строгий, и перевязанную голову он держал прямо. Треза широко раскрытыми глазами выглядывала из-под края окутывавшей ее мантии. Руори сидел свободно — после окончания сражения настроение у него несколько улучшилось, но лишь очень ненамного.
Это было трудное дело, даже после того, как воспрянувшие духом городские солдаты бросились на вылазку и погнали уцелевших врагов. Слишком многие из пиратов в плен не сдавались и дрались до тех пор, пока их не убивали. Несколько сот пленных, захваченных в основном еще в море, были опасным трофеем. Никто не знал, что с ними делать. — Ну, по крайней мере покончено с их войском, — сказал Донойю. Руори в ответ покачал головой:
— Нет, сенор. Жаль, конечно, но конца пока не видно. Там, на севере, тысячи таких дирижаблей и толпы сильных и голодных людей. Они были здесь не в последний раз.
— Мы будем готовы к этому, капитан. И встретим их достойно. Увеличим гарнизон. Поставим заградительные аэростаты. Приготовим зажигательные паруса, пушки, которые могут стрелять вверх. Может, даже воздушный флот удастся сделать… научиться летать самим.
Треза пошевелилась. В ее голосе снова зазвучала жизнь, хотя это была жизнь, полная ненависти.
— В конце концов, мы сами придем к ним с войной. В Корадских горах ни одного не останется.
— Нет, — ответил Руори. — Этого быть не должно.
Треза резко повернулась к нему и пристально посмотрела из-под мантии. Наконец она сказала:
— Да, мы должны возлюбить наших врагов. Но к ним это не относится. Они не люди.
Руори обратился к пажу:
— Пошлите за главным пленником.
— Чтобы объявить ему наш приговор? — спросил До-нойю. — Это надо сделать официально, при всем народе.
— Нет. Просто поговорим с ним.
— Я не понимаю вас, — сказала Треза. Она запиналась, и говорить презрительно не получалось. — После всего, что вы сделали, в вас неожиданно пропало мужество.
Руори не понял, почему его слова ее задели. Если бы это сказал кто-нибудь другой, ему было бы глубоко безразлично.
Вошел Локланн. Его сопровождали два охранника. Руки пирата были связаны за спиной, на лице — запекшаяся кровь, но он шел как победитель. Подойдя к трону, Локланн остановился, расставив ноги, и ухмыльнулся Трезе.
— Значит, — сказал он, — эти тебя не удовлетворяют и ты решила позвать меня?
Треза вскочила на ноги и закричала:
— Убить его!
— Нет! — крикнул Руори.
Стражники замялись, и мачете остались наполовину в ножнах. Руори встал и поймал Трезу за руку. Она вырывалась и шипела как кошка.
— Ну хорошо, не убивай его. — Она согласилась так быстро, что в это даже не верилось. — Не сразу. Медленно. Пусть его задушат, сожгут заживо, сбросят на копья…
Руори крепко держал ее до тех пор, пока она не успокоилась. Когда же он отпустил ее, она села и заплакала.
— Кажется, Я понимаю, — раздался стальной голос Паоло Донойю. — Надо найти ему подходящее наказание.
Локланн плюнул на пол.
— Конечно, — сказал он. — С беспомощным человеком можно вытворять любые штуки.
— Стой спокойно, — произнес Руори. — Ты этим себе никак не поможешь. И мне тоже. — Он сел, положил ногу на ногу, скрестил на коленях пальцы и уставился перед собой, в окутанную темнотой часть зала. — Я знаю, что этот человек причинил вам боль, — осторожно произнес он наконец. — И возможно, что вы будете страдать от, его сородичей и в будущем. Это молодая раса, неосторожная, как все дети. Такими были и ваши, и мои предки. Может быть, вы считаете, что Перио была создана мирным путем? Или, если я только правильно помню вашу историю, инейцы были рады приходу сланцев? А ингличдне воцарились в Новозеллании без. насилия и кровопролития? А маураи не были раньше людоедами? В эпоху героев должны быть и антигерои.
И ваше оружие против обитателей небес — не армия, которая просто обречена потеряться в непроходимых горах… Ваши священники, художники, купцы, ремесленники, воспитанность, мода, образование — если вы используете все это, то поставите их на колени.
Локланн вздрогнул.
— Ты дьявол, — прошептал он. — Ты на самом деле хочешь обратить нас в… бабскую веру и обречь на жизнь в этой городской клетке? — Он откинул назад рыжую гриву и проревел: — Нет!
— Это займет одно-два столетия, — сказал Руори. Дон Паоло улыбнулся себе в усы.
— Очень утонченная месть, сенор капитан, — согласился он.
— Слишком утонченная! — Треза подняла заплаканное лицо, жадно глотнула воздух, подняла руку с длинными ногтями и скрюченными пальцами и резко опустила вниз, как будто впиваясь в глаза Локланна. — Даже если бы это было возможно, — огрызнулась она, — даже если бы у них была душа, что нам с ними делать или с их детьми и внуками… с ними, которые сейчас убивают наших малюток?! Да услышит Всемогущий Господь: я, последняя из рода Карабан, обращусь к народу, и мейканцы пойдут за мной! И я говорю: только истребление для этих тварей! Мы можем сделать это, клянусь! Текканцы нам помогут за право грабежа. И я еще увижу, как горит твой дом, ты, свинья, и как псы пожирают твоих сыновей! Она резко повернулась к Руори.
— И как еще мы можем защитить наши земли? Мы со всех сторон окружены врагами. И у нас нет выбора — если мы не уничтожим их, они уничтожат нас: А мы — последняя мериканская цивилизация!
Треза села на место и задрожала. Руори потянулся, чтобы взять ее за руку. Она была холодной. Треза на мгновение бессознательно напряглась и отдернула ее.
Он устало вздохнул. — Я вынужден не согласиться, — сказал он. — Простите. Я понимаю ваши чувства.
— Ничего вы не понимаете, — сквозь зубы произнесла Треза. — И не можете понимать.
— Но все же, — сказал он, заставляя себя говорить сухо, — я не просто высказываю пожелания, которые у каждого человека свои. Я представляю свое правительство. Мне надо вернуться, чтобы рассказать о том, что здесь происходит. И я заранее знаю, что они на это скажут.
Они помогут вам противостоять нападениям. Ведь вы от этого не можете отказаться? Люди, которые будут стоять во главе Мейко, не отклонят наше предложение о союзе, только чтобы сохранить эту необоснованную независимость действий, как бы ни возражала горстка экстремистов. И требовать мы будем очень немногого. Основное требование будет состоять в том, чтобы, когда обитатели небес устанут от бесплодных попыток пробить нашу совместную оборону, вы начали завязывать с ними тесные мирные отношения.
— Как? — спросил Локланн. Его голос прозвучал в полной тишине. Белые глаза уставились из-под шлема прямо на Руори.
— А начнем мы с тебя, — сказал маурай. — Когда настанет время, тебя и твоих товарищей отправят домой. И вашим выкупом будет как раз то, что вы согласитесь принять дипломатическую и торговую миссии.
— Нет, — сказала Треза так, как будто слова вызывали у нее, боль в горле. — Только не его. Пошли остальных; но не этого, чтобы он там хвастался тем, что сделал здесь сегодня.
Локланн опять ухмыльнулся.
