Галина сориентировалась быстро и выбрала единственно правильную в ее положении тактику нападения как способ самозащиты.
– О чем ты говоришь, Галина? Каких женщин имел я?
– Ну, только не надо мне заливать, что не пользовался моим отсутствием и жил монахом, когда вокруг столько шлюх. Всяких молоденьких, холостых, разведенных, да и замужних, что особо не меняет дело, контрашек и вольнонаемниц! Но я понимала тебя и не обращала на это никакого внимания. Тебе тоже нужно разнообразие, которое лишь усилит тягу ко мне.
– Ты все это серьезно?
– Абсолютно.
– Какая же ты мразь.
– Вот как? Ну, раз я мразь, а ты один такой правильный, разговаривать дальше не имеет смысла.
– Готовься, я подам на развод!
– Это твое право! Что, нашел более темпераментную чеченку? Их там вы, наверное, имеете сколько захотите. Вы же сила!
Слушать ее бредни Горелов не стал, предупредив:
– Когда буду в Москве, завершим разговор.
– Ради бога!
И он отключил телефон. Внутри все кипело. От негодования, незаслуженной обиды и... от бессилия что-либо изменить.
И вот подвернулась командировка в Москву. Необходимо было доставить в Управление, в непосредственном подчинении которого находился отряд, проект нового штата, представленный подполковником Кирилловым. Подразделению требовалось усиление для действия в усложнившейся обстановке. Вышестоящее командование запросило обоснование требований командира отряда, и, составив его, Кириллов послал в столицу майора Горелова. Дав одновременно возможность навестить семью. О его проблемах командир не знал, Дима решил не посвящать в них подполковника, опасаясь, что тот, и это будет правильно с точки зрения боевой работы, отстранит командира группы от нее. Нельзя выводить на врага офицера, да еще руководителя автономного подразделения, полностью не заряженного на бой, тем самым подвергая огромному риску и его самого, и подчиненных. Горелов понимал это и целиком был согласен с такой постановкой вопроса, но и оставаться за пределами боевых действий не мог. Поэтому он не доложил командиру о возникших осложнениях в семье, о чем был обязан доложить. И никто про его странное поведение при захвате Умара из подчиненных офицеров и прапорщиков, составляющих его группу, словом не обмолвился! Так что Дмитрий остался на должности и получил возможность, без огласки в отряде, разобраться со своими проблемами за время командировки.
Дмитрий посмотрел на часы: 15–15!
В Управление он успевает. Горелов поднял кейс с документами и дорожную сумку со сменой белья, подарком для матери – чучелом варана, блоком сигарет и небольшим бурдюком отличного выдержанного кавказского вина и пошел к входу в метро.
На службе его задержали до 19–00. После сдачи секретных документов и прохождения положенных при этом формальностей майор случайно попался на глаза генерал-майору Веригину – непосредственному начальнику над его отрядом. Тот завел Горелова в свой кабинет и долго, в подробностях, расспрашивал Дмитрия о делах в подразделении. Затем Дима зашел к своему однокурснику по училищу, также переведенному из ВДВ в ФСБ, Владу Яшкину, ныне майору, оставленному для прохождения службы в центральном аппарате. Они дружили еще курсантами, и дружба их продолжалась по сей день. Настоящая мужская дружба.
Горелов нашел его кабинет, без стука заглянул в него. Влад сидел над какими-то бумагами, перед ним дымилась чашка свежезаваренного кофе. Больше в помещении никого не было.
– Владик! – позвал Горелов, не входя в кабинет.
Яшкин поднял голову, оторвавшись от бумаг, лицо его расплылось в радостной улыбке:
– Димка! Чертила! Ну что в проходе стоишь? Иди, обнимемся, что ли? Сколько не виделись? С момента награждения тебя Звездой, наверное? – говорил Влад, поднимаясь и направляясь навстречу другу.
– Да, не позже! – ответил Горелов перед тем, как они обнялись.
– Ну проходи, Герой, рассказывай, – пригласил Диму Влад, указав на стул против себя, – как там в горах?
– В горах? Ничего! Орлы летают, шакалы по склонам шатаются, иногда вместе с боевиками. Охотимся как за теми, так и за другими. Покоя не дают! Без дела, короче, не сидим.
– Знаю, на оперативках о вас постоянно докладывают. Теперь вот против Кулана и Джумы выставили?
– Против них, родимых! Слушай, Влад, у тебя выжрать нет ничего? – неожиданно спросил Горелов.
– В смысле, выпить?
– Да, в смысле, выпить, и чего-нибудь покрепче!
– Странно, ты как-то раньше в этом замечен не был!
– Влад, ты не ответил на вопрос.
– Ты же знаешь, как у нас с этим строго, но ... запретный плод, понимаешь... есть в заначке початая бутылка коньяку. Будешь этот клоповник?
– Налей граммов сто пятьдесят.
– Только с закуской голяк. В буфет бы кого отправить, но все мои ребята по делам разъехались...
– Обойдемся без закуски. У тебя в кабинете курить можно?
– Кури возле окна, там и пепельница.
– Наливай!
Влад открыл свой огромный сейф, выложив из него почти всю наличную бухгалтерию, достал из самой глубины металлического шкафа бутылку «Арарата». На стол поставил чайный бокал. Плеснул в него изрядную долю спиртного.
Дмитрий махом опрокинул в себя обжигающую светло-коричневую жидкость. Закурил, отойдя к окну.
– Я развожусь с Галиной, Влад!
Горелов ожидал иной реакции друга. Но тот спокойно сказал:
– Делов-то! Мы вон с Маринкой тоже разбежались. А ведь семь лет прожили. Полюбила другого, вот так! И ничего не сделаешь. Жизнь! Поначалу тяжело будет, потом пройдет. Верь свежему опыту! А ты отойдешь быстро. Схлестнетесь с Куланом и Джумой, все забудешь.
– Может быть. Но сейчас на душе хреново. Если бы Галина полюбила другого, то, кажется, легче было бы, но она все время, сколько мы с ней прожили, изменяла мне! И, представляешь, это в ее понимании ничего особенного. Вроде так и должно быть. Вот что обидно!
– Такой расклад, безусловно, другое дело, но, Дима, не раскисай! Детей у вас нет, а это главное. А бабы, они и есть бабы, народ более чем коварный и непредсказуемый. Пройдет все, Дим. Ты только водкой боль первоначальную не заглушай. А то затянет, не отпустит!
– Об этом не беспокойся! В общем-то, у меня к тебе просьба будет.
– Давай! Что в моих силах, сделаю. Цепануть ее хахаля? Или ее саму?
– Нет. Не надо. Пусть живет, как хочет. Я сейчас поеду к ней, подписать бумагу одну да вещи кое-какие забрать. Надо будет дня через два остальное взять, что она приготовит. И доставить к матери. Сделаешь?
– А ты сам-то почему не заберешь?
– Не успею. Да и не хочу я в барахле всяком копаться.
– Не успеешь? Ты что, ненадолго в Первопрестольную?
– Завтра поутру бортом на Ханкалу.
– Понятно. Какой разговор? Сделаю! Но мы и не посидим вместе, получается?
– Если только вечером, но, признаться, не до посиделок мне сейчас. Вот в отпуск прибуду, тогда и оторвемся! Как, Влад?
– Понимаю, а посему ни на чем не настаиваю. Приедешь – позвони, телефон не забыл?
– Помню.
