— Стало быть, вы один из команды гангстеров.
Выпрямившись, я ответил:
— Не знало, что господин генерал-фельдмаршал имеет в виду, так как никаких гангстерских команд у нас нет. Я — представитель спецподразделения, в котором собраны лучшие солдаты мира.
Он взглянул на меня (видимо, ему понравилась моя выдержка) и продолжил:
— Может, вы и не гангстер, но у нас сложилось плохое мнение о таких подразделениях. Они показали себя во многом с отрицательной стороны.
— О подобном я ничего не знаю — совершенно честно — и не могу в такое поверить, — возразил я.
На это мое высказывание он никак не прореагировал, но сказал:
— Вы осознаете, что взяты в плен при необычных обстоятельствах?
— Не думаю, что они были необычными, скорее — неблагоприятными и для нас несчастливыми, — ответил я.
— А вы понимаете, что произвели впечатление диверсанта? Ведь вам известно, как мы поступаем с подобными людьми.
На эти его слова я возразил:
— Если господин генерал-фельдмаршал считает меня диверсантом, меня вряд ли пригласили бы сюда.
Засмеявшись, он произнес:
— Так вы, стало быть, считаете это за приглашение?
— Да, конечно, — сказал я, — и чувствую себя весьма польщенным.
Он опять засмеялся, заулыбались и остальные — атмосфера была непринужденной.
Вдруг он обернулся ко мне и спросил:
— А как дела у моего друга, фельдмаршала Монтгомери?
— Насколько мне известно, у него все хорошо. Сейчас он готовит вторжение.
— Стало быть, вы считаете, что он планирует вторжение и что англичане, наконец-то, перейдут к боевым действиям? — продолжил Роммель.
— Да, ведь я читал «Таймс» — лучшую газету в мире. Так там обо всем этом сказано, — ответил я.
— Знаете ли вы, что это будет первый случай, когда англичане начнут серьезные боевые действия?
Я был несколько удивлен и спросил:
— А Африка?
— О нет, — ответил он, — в Африке бои были небольшими, и мне пришлось отойти, так как было нарушено снабжение немецких войск.
Тогда я сказал:
— Я, во всяком случае, думаю, что сражения там были упорными, А если англичанам удается находить людей, которые идут за них в бой, то это означает: англичане пользуются уважением других народов.
Он улыбнулся, сохраняя дружелюбное ко мне отношение, и у меня создалось чувство, что этот человек был настоящим солдатом и что солдатское в нем превалировало над всем остальным. Складывающаяся ситуация стала мне даже нравиться. Может быть, мне удастся продлить беседу, если я и сам задам несколько вопросов. И я обратился к переводчику и спросил:
— Как вы думаете, могу ли я задать несколько вопросов — до сих пор спрашивали только меня?
Тот перевел мой вопрос, и Роммель ответил:
— Хорошо, скажите ему, что он может задать свои вопросы.
Я судорожно думал, что бы такое спросить, как вдруг мне в голову пришла мысль, думаю, что правильная, и я сказал:
— Не может ли его превосходительство поведать мне, являются ли военная оккупация и военное правительство идеальной ситуацией для побежденного народа?
Как солдату мой вопрос должен был ему понравиться. Как оказалось, я был прав, поскольку он дал весьма интересное пояснение, считая, что только солдаты в состоянии правильно реагировать на любые изменения обстановки и решать вопросы обеспечения населения водой и продовольствием и гарантировать работу различных служб.
Ответ его был самым настоящим рефератом, интересным и поучительным, из которого я почерпнул много для себя полезного.
Тем не менее, я не смог удержаться, чтобы не заметить:
— Все это хорошо и прекрасно, но ведь нельзя утверждать, что люди действительно находят удовлетворение жить в условиях оккупации и с военным режимом.
На это он ответил:
— Если вы ныне проедете по Франции, то сможете лично убедиться, что французский народ счастлив и доволен своим положением, так как люди знают, что им делать — а это мы им показываем — народ остается народом.
Я рассмеялся и сказал:
— Но я не могу ничего видеть — каждый раз, когда я еду с вашими людьми, мне завязывают глаза, да еще накладывают наручники.
Роммель сказал было:
— Хорошо, теперь будете обходиться без повязки.
Но тут один из офицеров произнес что-то быстро по-немецки, и он добавил во изменение только что сказанного:
— Мне очень жаль, но приказ есть приказ и исключений из него быть не может. Но я посмотрю, что смогу для вас сделать. Когда будете отсюда уходить, можете осмотреться. Постараюсь обеспечить, чтобы о вас была проявлена забота и вы были в безопасности.
На этом все и закончилось. Для меня это было огромное событие и я благодарен судьбе за это. Я встал, поклонился, а Роммель сказал в заключение:
— Прощайте!
Он сдержал свое обещание. Оба англичанина пережили войну, находясь в лагере для военнопленных в Нойенгамме, где встретились со своими товарищами, попавшими в плен при выполнении задания в Сен-Назере.
Немцы старались убедить союзников в нецелесообразности вторжения, свою руку к этому приложил и Роммель.
Крупные маневры танковых войск, в которых принимали участие дивизии СС, в районе Па-де-Кале должны были показать союзникам прибытие туда дополнительных сил и средств. Отборные эти части были стянуты сюда не просто так: по другую сторону пролива, в устье Темзы была отмечена концентрация союзных войск. Служба радиоперехвата немцев установила увеличение объема работы войсковых радиостанций в английском юго-восточном графстве Кент, из чего был сделан вывод о нахождении там главного штаба союзников. То, что содержание радиограмм, которые потом выходили в эфир, передавались в Дувр из штаба главного командования англичан в Портсмуте по телефону, немецкая служба радиоперехвата, конечно же, не знала.
Основные подразделения и части 1-ой американской армейской группы, дислоцировавшейся в районе Дувра, были переброшены в Западную Англию в ходе мероприятий по дезинформации противника и переименованы в 12-ую армейскую группу. Чтобы убедить немцев, что 1-ая армейская группа по-прежнему находится на своем месте, командование несуществующей группировкой войск было возложено на известного американского генерала Паттона.[33] Его «штаб» в графстве Кент изображали несколько радиостанций, ведших оживленный радиообмен не только днем, но и ночью.
Немецкая воздушная разведка доставляла доказательства широкомасштабной подготовки к вторжению: передвижения железнодорожных составов с техникой, многочисленные палаточные городки (лагеря) на полях, в которых видны стоявшие рядами танки и автомашины, полевые аэродромы, забитые планерами, и десантные средства в устье Темзы.
Откуда немцам было знать, что в этих лагерях находилось всего несколько солдат, которые время от времени разжигали огонь в полевых кухнях и изображали активное движение, снуя туда и сюда на паре автомашин, и что танки были резиновыми, а самолеты и планеры — деревянными макетами.
Авиаразведка продолжала докладывать о концентрации союзных войск.
«Любая неожиданность исключена — наша разведка контролирует подготовку союзников к вторжению…» — такова была реакция немецкой пропаганды.
Немецкие самолеты-разведчики, пытавшиеся облететь Западную Англию, сбивались. В последний раз одному из немецких пилотов удалось проникнуть в тот район 19 мая, но с тех пор он был закрыт буквально герметично от внешнего мира.
Даже массированные авианалеты, которые должны были предшествовать вторжению, производились в соответствии с оперативным планом дезинформации. Основные удары наносились по франко-бельгийскому району — севернее и восточнее Сены. Когда же все мосты вниз по течению Сены от Парижа до побережья были разрушены, немцы восприняли это как признак готовящегося вторжения союзников в Па-де-Кале.
Неподалеку от цирка «Пикадилли» в центре Лондона находится широко известный театр комедии. Так вот там весною 1944 года в конце спектаклей на сцену выходил фельдмаршал Монтгомери. Только через некоторое время восхищенной публике стало ясно, что это был его двойник — актер, унтер-офицер Клифтон Джеймс.
Сразу же после его первых выходов на сцену, Джеймс был приглашен в разведслужбу военного министерства. Ошеломленному актеру было заявлено, что министерство рассматривает возможность его посылки в Северную Африку в качестве фельдмаршала Монтгомери для проведения инспекции находящихся там войск. И через несколько недель интенсивных репетиций простой унтер-офицер превратился в знаменитого фельдмаршала. В своей работе Джеймс использовал кинообозрения, фотоснимки, изучал манеры поведения Монтгомери, как говорится, вблизи и несколько раз с ним встречался. Фельдмаршал был в восторге от затеи.
И вот, наконец, все было готово: Джеймс получает несколько носовых платков с инициалами Монтгомери, которые во время поездки будет «забывать» то тут, то там. Его доставляют на аэродром, где он на глазах восторженной публики садится в специальный самолет Черчилля.
На следующее утро самолет приземляется в Гибралтаре, где его встречают с соответствующими почестями. В тот же день губернатор устроил в его честь прием, на котором «фельдмаршал» был представлен нескольким испанским гостям, известным как немецкие агенты. Затем он полетел в Северную Африку, где сразу же поползли слухи, что фельдмаршал прибыл туда для того, чтобы сформировать армию вторжения в Южную Францию. Он принимает военные парады, раздает автографы и следует поэтапно в Каир. Немецкое верховное командование вздыхает с облегчением: если Монтгомери находится в Африке, то никакой речи о вторжении союзников через пролив сейчас идти не может.
В бюро по созданию новых образцов оружия, находившая в Лондоне по Лоуэр Регент стрит, как раз в то время заявился австрийский инженер Теодор Сухи, принесший с собой реквизиты, подготовленные им для съемок кинофильма «Цезарь и Клеопатра». Когда он выложил их на стол, его чуть было не выставили за дверь.
Дело в том, что серебристо-бронзовая краска, примененная им для покраски реквизитов, после нанесения ее на ткань, делала ее проводящей электрический ток. Когда же британский эксперт по радарам нанес ее на оболочку привязного аэростата, оказалось, что он отражает радарные импульсы.
Проведенные в Шотландии эксперименты с трофейными немецкими радарными станциями показали, что отражаемые от такого аэростата сигналы воспринимаются ими как тяжелый крейсер.
Тогда же англичане произвели более двух тысяч самолетовылетов, главным образом на низких высотах, и разбомбили большинство немецких радарных станций на всем побережье пролива.
Би-Би-Си передавала во все больших объемах шифрованные указания группам движения Сопротивления во Франции, как всегда в конце своих сообщений, касавшиеся предстоявшей
