Солдаты, стоявшие впереди, сделали два шага и одновременно развернулись, образовав между шеренгами своеобразный коридор, по которому медленно, вглядываясь в лица военнослужащих, пошел командир части.
Остановился возле рядового 2-го отделения.
– А что это у тебя за ссадина под глазом, боец?
Солдат представился:
– Рядовой Степанов!
И объяснил:
– Во время занятий по физподготовке сорвался с турника и... неудачно приземлился. Ударился о бордюр. Хорошо вскользь!
– Сколько служишь, Степанов?
– Полгода, товарищ подполковник!
– Вот как? И за полгода так и не научился выполнять упражнения на перекладине?
– Виноват!
– Да, виноват! А скажи мне, Степанов, кто тебя вчера ночью заставлял под кроватями полотер таскать?
Рядовой изобразил удивление:
– Извините, товарищ подполковник, но ночью я спал!
– Спал, значит?
– Так точно!
– И все из тех, кто прослужил полгода вчера, как положено отдыхали после отбоя и до подъема?
Грабов обратился ко всему взводу. И это подтвердили голоса с разных сторон.
– Значит, прошедшей ночью все молодые солдаты спали безмятежным сном?
За подчиненных ответил Жуков:
– Так точно, товарищ подполковник, за исключением, естественно, внутреннего наряда.
Подполковник повысил голос:
– А вот у меня имеется другая информация. О том, что ночью старослужащие издевались над молодыми. Так кто лжет? Тот, кто проинформировал меня о проявлении во взводе «дедовщины», или все вы, стоящие в строю?
Взвод молчал.
Подполковник вывел все того же Степанова:
– А ну-ка, рядовой, доложи, что на самом деле ночью происходило в вашей казарме? И предупреждаю, солжешь, я тебя в пехоту отправлю, с гранатометом по полигону бегать! Ну?
Степанов упрямо пробурчал:
– Ничего не знаю, товарищ подполковник, я вчера лично спал.
Грабов толкнул рядового в строй:
– Ладно! Будем считать, что мне предоставили недостоверную информацию! Но предупреждаю всех военнослужащих: сокрытие даже малейшего проявления внеуставных взаимоотношений грозит в дальнейшем, если сразу не принять соответствующих мер, обернуться серьезными проблемами! А посему разрешаю и требую ото всех, кто станет жертвой или свидетелем проявления «дедовщины», докладывать об этом непосредственно мне, а не командиру взвода, как того требует субординация. А если кто из сержантов или так называемых «дедов» попытается помешать этому, то я тому служаке не завидую. Под трибунал отдам тут же. Следующий вопрос. Переписка с родителями.
Подполковник указал на рядового, стоявшего рядом со Степановым:
– Вот ты, боец, когда последний раз отправлял письмо домой?
Солдат ответил:
– Рядовой Дядько! Недели две назад, товарищ подполковник!
– А получал из дома когда?
– Три дня как прошло!
– И не удосужился ответить? Или у тебя для того, чтобы матери пару строчек черкануть, времени не хватает? Стыдно, рядовой! А тебе, сержант, я объявляю выговор.
Сержант Жуков ответил:
– Есть выговор!
Подполковник приказал:
– Исходя из того, что у вас во взводе бардак с перепиской, приказываю, раз в неделю, конкретно в пятницу, после ужина всему взводу под надзором командиров отделений писать письма родным и близким. Сдавать их сержантам. Тем – командиру взвода. Ну а далее послания пойдут по адресам. А то, смотрю, по- другому не получится. С этим все ясно?
Взвод хором ответил:
– Так точно, товарищ подполковник!
Грабов недовольно спросил:
– Мало каши в обед съели? Не слышу ответа!
Личный состав уже гораздо громче проорал:
– Так точно, товарищ подполковник!
– Вот так! Сержант Жуков, разведите подчиненных по рабочим местам и – ко мне!
Когда командир отделения, выполнявший обязанности заместителя командира взвода, вновь подошел к комбату, подполковник сказал:
– Теперь вижу, что конфликт вам удалось погасить. Это хорошо, но не дай вам бог еще раз устроить подобное.
– Я все понял, товарищ подполковник!
– Надеюсь! Теперь насчет писем. Я не зря завел о них речь. У вас во взводе с этим делом бардак. Кто, когда и что пишет, не контролируется. Почтальон со всем справиться не может. Поэтому данную миссию возлагаю на вас, старослужащих. Рассаживайте солдат и следите, чтобы все писали. Письма принимать в открытом виде. И передавать взводному. Ни одна жалоба не должна выйти за пределы части. Время на послание ограничьте. Особо расписывать нечего. Только: служба идет нормально, командиры заботливы, как отцы родные, никакой «дедовщины» нет и в помине, часть образцовая. И все! Ясно?
– Так точно, товарищ подполковник!
– А ясно, свободен! Да гляди, чтобы больше ни у кого ссадин на мордах я не видел. Пошел!
Отправив сержанта к подчиненным, командир части покинул парк. Присел у казармы первой мотострелковой роты. Закурил. Взвод материального обеспечения нужно держать под особым контролем. Особенно первое отделение взвода боеприпасов, чья боевая техника стоит в боксах верхних складов. Там, где хранится ценный товар – наркотик. Лишних лиц туда допускать нельзя, но и совсем закрыть склад невозможно. Просто необходимо обеспечить надежный контроль над действиями солдат при обслуживании техники. Этим займется сам взводный Кутенко. Он в курсе нелегальных дел комбата, получает свою долю, вот пусть и отрабатывает ее. До поры до времени.
Грабов только собрался направиться в клуб части, выбросив в урну окурок, как его сотовый телефон издал сигнал вызова.
– Слушаю!
Раздался знакомый голос Рустама:
– Это хорошо, что слушаешь, Сергей! Послушать есть что!
– Ну, так говори!
– Не по телефону! Ты давно в запасном районе части не был?
– Тебе какая разница? Или ты записался в проверяющие штаба бригады?
– Нет! Мне с мусорами не по пути. А вот к тебе разговор имеется. И не по телефону! Выезжай-ка в лес, подполковник. К своим капонирам, здесь и поговорим.
– Что-то серьезное?
– Я все сказал! Жду!
Грабов, отключив телефон, чертыхнулся: «Чертов басмач. С чего это он сегодня сюда прикатил? Какой- то сюрприз приготовил».
