суток все к черту», – думал лейтенант, раскладывая бумаги в порядке поступления.
Ивлев прямо из дежурки долго звонил в Орехово-Зуево участковому Коломейцеву, но телефонная связь, как всегда, оказалась ненадежной. И капитан решил лично съездить в этот город.
Не услышав никаких возражений от Махова, в тот же день капитан Ивлев отправился на Курский вокзал. Он торопился. Можно было бы воспользоваться служебной машиной и добраться до провинциального городка с шиком. Но как раз такого шика капитан Ивлев и не любил.
– Да и внимание не так сильно будут обращать на столичную штучку, – отшутился он, когда полковник предложил взять новенькую «Волгу».
Полтора часа, проведенные в дороге, в электричке, показались Ивлеву бесконечно долгими.
Он поглядывал на часы и удивлялся. Казалось, будто время нарочно растягивается, а стрелки на часах движутся по привычному кругу на удивление медленно.
Чтобы отвлечься, Ивлев стал смотреть в окно. Но мелькавшие пейзажи ему не нравились. Все выглядело уныло. А монотонный мужской голос из динамика, объявлявший остановки, даже раздражал.
Потом все надоело, и капитан, почувствовав дорожную усталость, как всегда бывает от утомительного пути, закрыл глаза и задремал.
Проснулся он от громких мужских голосов, раздававшихся совсем рядом.
Четверо подвыпивших мужиков в рабочих спецовках сидели напротив и резались в карты, в красках повествуя друг другу о житейских проблемах.
Как оказалось, Ивлев проснулся вовремя. Голос из динамика назидательно объявил:
– Платформа Восемьдесят пятый километр. Следующая остановка – Орехово-Зуево. – В динамике прохрипело, булькнуло, и он отключился.
Картежники отпустили в адрес динамика несколько нехороших шуток с матюками, не обращая внимания на пассажиров.
Ивлев встал и пошел к выходу.
После душной, шумной Москвы этот провинциальный городок показался Ивлеву спокойным зеленым оазисом. Тут не замечалось суеты, присутствующей в больших городах. Не было того напряжения, когда дни приносят одни только заботы. Отовсюду веяло умиротворенностью. Так, во всяком случае, казалось капитану Ивлеву.
И люди на улице никуда не спешили. Даже пассажиры возле вокзала вели себя вяло, словно не торопясь уезжать.
Капитан Ивлев взял поудобнее под мышку папку, в которой лежали приготовленные листы бумаги и авторучка, расстегнул на рубашке две верхние пуговицы, почувствовал в груди свободу и глубоко вдохнул провинциальный воздух, казавшийся ему необыкновенно чистым, не загаженным, как в столице. «До чего же хорошо, – мечтательно подумал столичный капитан. – Купить бы здесь где-нибудь на окраине домик. Забрать Наташку и навсегда перебраться сюда». Но тут же, впрочем, эти мысли он посчитал несбыточными по той простой причине, что его жене, привыкшей к переизбытку цивилизации, здесь покажется не слишком уютно. «Она скажет – какой смысл менять жизнь? И, возможно, будет права», – тут же огорченно подумал он и направился к гаишнику, который лихо расправлялся с водителем, проскочившим под знак «движение запрещено».
Молоденький сержант указывал жезлом на знак, а пожилой водитель «Москвича» только досадливо разводил руками. Вину свою он не отрицал. Ведь спорить с инспектором бесполезно.
Наверное, Ивлеву пришлось бы долго дожидаться окончания этой воспитательной процедуры, но тут водитель «Москвича», понимая, что просто так отвертеться не удастся, достал из кармана брюк сотенную купюру и незаметно для окружающих сунул ее в планшетку гаишнику.
Сержант сразу подобрел и великодушно отпустил старика, а у Ивлева появился шанс навести у гаишника справки.
Капитан подошел, поздоровался.
На приветствие гаишник ответил нехотя, измеряя глазом Ивлева, что он за человек.
– Где у вас управление внутренних дел? – спросил Ивлев.
Сержант смотрел на него подозрительно.
«Наверное, догадался, что я видел, как он огреб с водителя сотенную, – подумал капитан и не смог сдержаться, чтоб не ухмыльнуться. – Дать бы тебе хорошую взбучку! Только сейчас с тобой мараться неохота. Здесь хозяева вы, провинциалы. Но когда-нибудь сам доиграешься. А пока расслабься и не обмочи штаны».
– В общем так, – сказал гаишник, сверля подозрительного гражданина своими карими глазами, как радаром, – по этой улице прямо до парка. Примерно с километр. Парк будет справа, а управление внутренних дел – слева. Напротив парка. Можно доехать на третьем автобусе пару остановок.
От совета проехаться на автобусе капитан Ивлев отказался. Примитивный городской транспорт ему и в Москве надоел. А так есть возможность частично познакомиться с городом.
– Спасибо, сержант. Я пешком, – сказал Ивлев и на прощание не удержался, намекнул: – Лихо вы тут, я смотрю, работаете, в провинции.
У гаишника все внутри опустилось и ноги сделались точно деревянными. Мысли путались. Как назло, ни одной дельной. Он сначала глупо улыбнулся. Потом с ним произошло такое, во что бы он никогда не поверил, если бы рассказал кто-то другой. Он вдруг покраснел, чувствуя внутри такой жар, что хоть раздевайся догола, и тут же сделался бледным. Ледяной озноб прошил его изнутри. Он стоял холодный, как сосулька, и зубы выбивали дрожь. «Все. Кажись, вляпался. Он ведь из наружки. Наблюдал за мной. Старикашка мне деньги, а этот все зафиксировал. Ведь говорили, предупреждали». Он вспомнил, как на разводе командир роты предупреждал, что из Москвы приехала группа сотрудников милицейской службы безопасности проконтролировать работу ГАИ на предмет взяток на дороге.
Ноги у сержанта отяжелели настолько, что он едва их передвигал. Кое-как доковылял до служебного «жигуленка», открыл дверь и, прячась за нее, достал из планшетки сторублевку, разорвал ее на маленькие кусочки и выбросил на газон. «Пусть теперь попробуют доказать факт взятки. Нет у меня наличности. И не было». – Он повеселел, радуясь своей сообразительности. Он связался по рации с дежурным по отделу ГАИ, но тот его ошарашил, сказав, что наружники утром уехали обратно в столицу.
Сержант плюнул с досады, отматюкав в душе Ивлева, и от сердца отлегло. Он прислонился к капоту своей машины и уныло водил глазами по газону, где валялись малюсенькие клочки варварски разорванной им сторублевки.
Рядом проезжали машины, но сержант их не видел. Он смотрел, как ветер разносил кусочки сторублеки по газону, и думал: «Ну надо же так обгадиться!»
Майора Коломейцева Ивлев нашел в отделе милиции общественной безопасности. У участкового были какие-то дела, но, узнав, кто такой Ивлев, майор все отложил, лишь бы угодить столичному капитану уголовного розыска.
– У нас тут все по-простому, – сказал он несколько неопределенно. – Это вы там, в Москве, серьезные дела ведете. А у нас мелочевка.
Ивлев так и не понял, как воспринимать эти слова старшего участкового инспектора. Просто не подозревал никогда, что тут, в области, затишье преступности. Но не стал ни опровергать мнение пожилого майора, ни приводить какие-либо доводы. Уместнее всего было промолчать. В конце концов, каждый имеет право на собственное мнение.
Ивлев достал из папки телефонограмму.
– Ваша?
– Моя. Я посылал, – сказал Коломейцев и по-стариковски раскашлялся. Ивлеву этот майор показался древним, как ворон. Небольшого роста, щуплый, весь седой, и лицо в глубоких морщинах. «Небось под шестьдесят. Вот уж поистине незаменимый человек», – удивился капитан. Нигде в Москве такого старослужащего в милиции не встречал.
Ивлев достал фотографию.
– Из вашей телефонограммы я узнал, что…
– Да. Это Сизов. Вот, взгляните. – Майор достал из своей папки похожую фотографию. На ней было лицо того же мужчины, только чуть более худощавое и, как показалось капитану, моложе, чем на
