– Аллах Акбар!
Али поднялся, держа голову в руке, подошел к Антонову.
– Видел, свинья немытая? Если за тебя не заплатят, то с тобой будет то же самое. В яму его, мразь!
Сергей позже, дня через два, когда его в очередной раз вытащили наверх, видел брошенный в высохший арык обезглавленный труп контрактника, который потом облили бензином и сожгли. А сморщенная, высохшая голова долго еще торчала на одном из колов ограды.
Пойдут ли наши на выкуп? Или, что более вероятно, предложат обмен? А может, ни то, ни другое? И он, капитан Антонов, разделит удел несчастного сержанта? Сколько таких, как он, томятся узниками по всей Чечне? Всех выкупать – денег не хватит. Не проще ли списать его? Исключить из списков части как без вести пропавшего? Может, Яковлев что-нибудь сделает? Хотя какой ему резон спасать им же самим приговоренного к смерти офицера? И все же, может, произойдет чудо и его вытащат отсюда?
С этой надеждой, последней надеждой, Сергей ждал, когда его поднимут из ямы и объявят приговор.
Около полуночи во дворе послышалось оживление. Кто-то отдавал распоряжения, кто-то эти распоряжения выполнял, причем в основном бегом. Судя по всему, прибыл Большой Чингиз.
Так оно и оказалось.
Примерно полчаса спустя крышка ямы поднялась, вниз упал конец веревки.
– Привяжись, поднимем.
Сергей обмотался, дернул за веревку. Его подняли.
Во дворе, несмотря на позднее время, общее построение. Широкомордый Али докладывал человеку огромных размеров, в военной, без знаков различия, форме. Урод стоял в строю, на правом фланге.
Командир повернулся в сторону пленника, которого подняли из ямы. Но тут же отвернулся и продолжил монолог, смахивающий на инструктаж. Обернулся вновь, приказал:
– В дом его.
Сергея втащили в знакомую комнату, бросили на кошму. На руки надели наручники. Капитан лежал, и, как ни странно, его охватило спокойствие. Тревоги и волнения, еще недавно терзавшие его, отошли, как отпустила когда-то боль.
Антон лежал и ждал, что произойдет дальше, только внутри пел голос:
И песня не раздражала, как прежде. Видимо, наступил тот момент, когда человек преодолевает невидимый барьер, позади которого остаются боль, унижения, страх перед смертью, и выходит на тот рубеж, где он уже выше и сильнее обстоятельств.
Вошел командир-чеченец. Лицо строгое. Аккуратно подстриженная бородка, короткая прическа, совершенно седые волосы. Правильные, даже привлекательные черты лица. И глаза: уставшие, печальные, умные. Глаза старика Кирхана.
Он прошел к окну, за ним следовал человек помоложе, но такой же подтянутый и строгий. Телохранитель или помощник? Скорее помощник. Командир приказал:
– Освободи его и оставь нас.
Говорил чеченец по-русски чисто, правильно выстраивая слова в предложения, почти без акцента. Помощник удалился, тихо притворив за собой дверь. Наступило молчание. Чеченец подошел к окну, закурил. Начал разговор совершенно неожиданно:
– Облака стелются низко, быть дождю.
Такого начала капитан никак не ожидал, поэтому переспросил:
– Дождю?
– Да. Ты любишь дождь?
– Мне ли об этом думать?
– Ты прав. А я люблю. Мощный, свирепый, с грозой. Так, чтобы все вокруг сверкало и безумствовало.
Антонову показалось, что чеченец как-то горестно вздохнул.
– Меня все называют Большим Чингизом, ты зови просто Чингиз.
– Это имя?
– Нет.
– Понятно. Что меня ждет?
– Ты умрешь.
– Спасибо за откровенность. Значит, за меня отказались платить?
– Именно так. И это плохо. Для тебя в первую очередь.
– Вероятно, новая политика. Не платить террористам, чтобы сделать похищения людей бессмысленными.
