– И спокойнее, Редут, спокойнее! Конец связи.
Переведя бортовую радиостанцию на режим приема, Куршин взглянул на своего водителя сержанта Аданяна:
– Как дела, Тофик?
– Нормально, товарищ полковник! – улыбнулся водитель.
– У вас в Ереване сейчас тоже теплая погода?
– Нет, в Ереване сейчас снег. И все равно там хорошо… Сплю и вижу, как вернусь домой.
– Недолго осталось!
– А вы не знаете, когда нашему полку уходить отсюда?
– Нет. Но до 15 февраля все войска ограниченного контингента должны покинуть Афганистан.
– Это хорошо, месяц переживем как-нибудь.
– Месяц – это по максимуму. Не исключено, что уйдем и раньше. Тебя дома кто ждет? Мы ни разу за полгода так и не поговорили по душам.
– Мама и Алмаст.
– А отец?
– Нет у меня отца, товарищ полковник. Умер перед тем, как меня призвали в армию.
– Болел?
– В том-то и дело, что совсем не болел…
– Отчего же умер? Хотя, если не хочешь, не отвечай.
– Сердце остановилось. Утром, как обычно, вышел из дома – у нас свой дом на окраине города, – пошел к автобусной остановке. Я в окно видел. А потом вдруг присел на скамейку у соседнего дома, голову набок наклонил и сидит. Я мать позвал – раньше отец никогда по пути к остановке не останавливался. Мы к нему, а отец… Мама заголосила, сосед вызвал «Скорую». Потом сказали, что умер от острой сердечной недостаточности. Ему только сорок лет исполнилось.
– Извини, я должен был знать об этом. Но в последнее время людей то и дело перебрасывают из части в часть, некогда все было… Извини.
– Да что вы, товарищ полковник, не за что извиняться, – смутился водитель.
– Ты в семье один или у тебя есть братья, сестры? – поинтересовался Куршин.
– Один.
– Так почему тебя призвали в армию? По закону ты мог получить отсрочку.
– Мог, но не захотел.
– А в Афганистан как попал? Тебя не должны были отправить сюда.
– И не хотели отправлять. Собирались в учебке оставить, только я сам напросился, чтобы в Афган послали. У нас на улице трое пацанов здесь служили в разное время. Один погиб, хоронили с почестями, двое вернулись. Вся улица встречала. Вот и я решил проситься «за речку». Командиры недолго думали, отправили. Теперь и я вернусь домой с медалью «За отвагу», а мама и Алмаст гордиться мной будут.
– Лучше бы ты остался в учебке, – еле слышно проговорил полковник.
Сержант не расслышал слов командира полка, переспросил:
– Вы что-то сказали, товарищ полковник?
– Я хотел узнать, кто это, – Алмаст?
– Это моя девушка. Очень хорошая девушка, рядом живет. Матери помогает. А красавица! Таких во всем Ереване не найти. На нее многие обращали внимание, а она выбрала меня. Письма каждую неделю пишет. Красивые письма. Ждет!
– Это хорошо, что ждет… А что означает имя Алмаст?
– Алмаст – значит бриллиант. А для меня она дороже всех бриллиантов на свете!
– Любишь?
– Люблю! А у вас, товарищ полковник, большая семья?
– У меня?
Лицо командира полка исказила гримаса.
– Нет, солдат, у меня была небольшая семья.
– Почему была, товарищ полковник?
– Почему? – вновь переспросил Куршин. Что-то дрогнуло в его душе, защемило сердце, и он, боевой командир, умевший держать себя в руках в самых тяжелых ситуациях, вдруг неожиданно для самого себя разоткровенничался перед своим бойцом, которого едва знал. – Потому что дочь два года назад, отдыхая с однокурсниками – она у меня училась в университете, – утонула в море. Заплыла слишком далеко, сил вернуться назад не хватило, а так называемые друзья, крепкие парни, и не подумали броситься спасать ее. Жена же загуляла.
– Что? Как это загуляла? – изумился водитель.
– Ты не знаешь, как загуливают бабы? Мужья в командировках, а они с хахалями в постели кувыркаются. И плевать им, что мужья на войне. Им на все наплевать, лишь бы…
Куршин замолчал.
– Странно! От вас – и загуляла… – выдержав паузу, проговорил водитель.
– И что в этом странного? – усмехнулся Куршин.
– Да вы же полковник, командир полка, в Союзе генералом станете, большой пост займете. И зарплата у вас о-го-го!
– По-твоему, полковник, генерал, маршал не такие люди, как все?
– Конечно, не такие. Вы начальник.
– Как видишь, и от начальников жены гуляют. Но прекратим этот разговор.
Тут командира полка вызвал на связь начальник охранения:
– Ольха! Я – Редут! До начала опасного участка менее километра.
– Я в курсе. Что еще?
– Разрешите мне все же выйти вперед?
– Нет! И я, по-моему, просил: спокойнее, старший лейтенант. А теперь уже приказываю. Нет резона «духам» сейчас нападать на нас, создавать себе совершенно лишние проблемы.
– Понял вас, Ольха!
Командир полка переключил радиостанцию.
…В этот момент замаскировавшийся в кустах на ближней справа от дороги высотке афганец извлек из кармана камуфлированной куртки современную японскую портативную радиостанцию:
– Абдул! Это Али. Колонна русских в восьмистах метрах от моста.
– Полковник в машине?
– Да, в «УАЗе», что идет первым. За ним БМП-2.
– Солдаты на броне или в десантном отсеке?
– На броне. Укутались в бушлаты, холодно.
– Скоро им будет ни тепло, ни холодно… За колонной больше никого нет?
– От спуска с перевала – никого.
– Хоп! Ты сделал свое дело. Отходи.
Командир группы душманов Абдул, получив сообщение разведчика, передал бойцам своего отряда, занявшим позиции на склоне холма, в близлежащей «зеленке» и в неглубокой балке на подъезде к мосту:
– Внимание! Гяуры приближаются. Всем приготовиться. Атака строго по ранее определенному плану и по моей личной команде!
Между тем колонна из «УАЗа» и БМП-2, выдерживая скорость в пятьдесят километров в час, неумолимо сближалась с мостом через реку Урдальку – неширокую, но глубокую, с сильным течением. Водитель, объехав предпоследний до реки холм, доложил:
– Вижу мост. Цел. Рядом никого.
– А кого ты хотел около него увидеть, Тофик? Отару овец с чабанами или банду душманов?
– Да нет. Хорошо, что мост цел, – значит, «духов» здесь действительно нет. Они бы подорвали мост. А искать тут переправу – дело гиблое, пришлось бы уходить на север.
Командир полка, промолчав, незаметно для водителя расстегнул кобуру и бесшумно снял пистолет с
