иметь много разных мнений в одно и то же время. Когда мы верим во что-то, то верим в это сто, пятьсот лет. Так меньше путаницы. Я, конечно, не хочу сказать, что китайцы никогда не меняют своих убеждений. Это не так. Мы можем изменить наше мнение, если есть веская причина. Я просто хочу сказать, что мы не мечемся туда-сюда, вправо-влево, чтобы привлечь к себе внимание. На самом деле сейчас, вероятно, китайцы очень изменились. Они смотрят туда, где пахнет деньгами, их мнение теперь определяют деньги. — Она толкает меня в бок: — Либби-я, ведь это правда, как ты думаешь? В Китае сейчас взращивают больше капиталистических идей, чем поросят. Они уже позабыли о тех временах, когда капитализм был врагом номер один. Короткая память — большая выгода.
Я издаю вежливый смешок.
— У американцев тоже короткая память, как мне кажется. Никакого уважения к истории. Только то, что популярно! Но у мисс Баннер была хорошая память. Очень нетипичная. Вот почему она так быстро выучила наш язык. Она могла услышать что-нибудь всего один раз и повторить это на другой день слово в слово. Либби-я, у тебя тоже такая память — правда? — только ты помнишь глазами, а не ушами. Как это будет по-английски?.. Либби-я, ты спишь? Ты слышала мой вопрос?
— Фотографическая память, — отвечаю я.
Кван приперла меня к стенке. На этот раз мне не отвертеться.
— Фотографическая, да. У мисс Баннер не было камеры, так что фотографировать она не могла, но память у нее была потрясающая. Она всегда слово в слово запоминала то, что сказали другие люди. Иногда это было хорошо, иногда — не очень. Мисс Баннер помнила то, о чем говорили за обедом, и как те же люди говорили абсолютно другое на следующей неделе. Она помнила то, что беспокоило ее, и никак не могла избавиться от этих мыслей. Помнила то, о чем молились другие, и то, что они получали взамен. А еще она очень хорошо запоминала чужие обещания. Стоило пообещать ей что-нибудь, ох, она никогда не позволяла забыть об этом. Такая уж была у нее особенность. Но она помнила и о своих обещаниях. Для многих людей дать обещание вовсе не значит выполнить его. Но только не для мисс Баннер. Для нее обещание — это на веки веков, а не на одну жизнь. Когда она отдавала мне музыкальную шкатулку и смерть была уже близка, она пообещала мне… Либби-я, ты куда?
— Подышать, — отвечаю я и шагаю к выходу из туннеля, пытаясь не думать о том, что рассказала Кван. Мои руки дрожат, и это не от холода… Она все время твердила об обещании, а я наотрез отказывалась слушать, потому что мне было страшно. Почему, скажите на милость, она вспомнила об этом именно сейчас?..
А потом я думаю: чего мне бояться? Что я, не дай бог, поверю, что ее рассказ — правда? Что я дала ей обещание и сдержала его, что жизнь повторяется, что наши надежды остаются с нами, что у нас всегда есть шанс все исправить? Что в этом ужасного?
Я смотрю на ночное небо. Она уже успело очиститься от облаков. Я вспоминаю другую ночь, с Саймоном, когда я сказала какую-то глупость по поводу ночного неба — что эти самые звезды светили первым любовникам на земле. Я так надеялась, что когда-нибудь он полюбит меня больше всех на земле. Но это чувство длилось всего минуту, потому что моя надежда была беспредельна, как небеса, и было гораздо проще бояться, взирая с опаской в синюю бесконечность. Сейчас я снова смотрю на ночное небо. Саймон тоже смотрит на это небо. На это небо мы смотрим всю нашу жизнь, вместе и порознь. На это небо смотрит Кван, на него смотрели все ее призраки. И мисс Баннер… Только теперь я воспринимаю его не как кладбище несбывшихся надежд или воплощение собственных страхов. Я начинаю видеть то, что так ясно и просто. Небо — вместилище звезд, планет, луны, самой жизни, и это навечно. Небо всегда со мной, над моей головой. Небо — это тьма и свет, свет и тьма. Оно ничего не обещает — только быть постоянным и волшебным, пугающим и загадочным. И если я научусь помнить об этом, глядя на небо, то смогу использовать его как компас, чтобы выбираться из хаоса, что бы ни случилось. Мое сердце преисполнится верой, и небо всегда будет рядом, чтобы не дать мне упасть…
— Либби-я, ты опять задумалась? Хочешь, я продолжу?
— Я тут подумала… — начала я.
— О чем?
Я стою спиной к ней, разглядывая небо, ища свой путь от звезды к звезде. Их мерцание и блеск прошли путь длиною в миллионы световых лет. А сейчас я вижу только смутное воспоминание, трепетное, как сама жизнь.
— А вы с мисс Баннер когда-нибудь смотрели на небо в такую ночь, как эта?
— О да, много раз. — Кван встает и подходит ко мне, — тогда у нас не было телевизора, так что по вечерам нам только и оставалось, что смотреть на звезды.
— Я хочу сказать, была ли в вашей жизни ночь, когда вы обе были напуганы и не знали, что может случиться?
— Мм… Да, было такое. Она боялась смерти и к тому же потеряла человека, которого любила.
— Йибана?
Она кивает.
— Я тоже боялась… — она делает паузу, а потом сипит, — он исчез из-за меня.
— Что? Как это произошло?
— Произошло… О, может, тебе лучше не знать.
— Это… Это грустно?
— Да, и грустно, и радостно, зависит от того, как вспомнить.
— Тогда я хочу это вспомнить.
В ее глазах блестят слезы.
— О, Либби-я, я знала, что когда-нибудь мы вспомним это вместе. Я так хотела, чтобы ты знала, что я — твой верный друг. — Она отворачивается, собираясь с духом, потом сжимает мою руку и улыбается. — Ладно, ладно. Только это тайна. Никому не говори. Обещаешь, Либби-я?.. О да, я помню темное небо. Оно прятало нас. И между теми горами вон там, вдалеке, оно становилось все ярче и ярче. Разгоралось жаркое пламя…
Я молча слушаю ее. Меня больше не пугают ее тайны. Она протягивает мне руку. Я бесстрашно беру ее, и мы вместе улетаем в Мир Йинь.
21. Когда сгорели небеса
Раньше я уже была с Йибаном в этой пещере, где светящееся озеро и деревня каменного века на берегу. И когда я была там, Либби-я, я сделала ужасную вещь, которая повлекла за собой еще более страшную беду. Мой последний день на земле стал днем лжи.
Прежде всего, я нарушила обещание, данное мисс Баннер. Я сделала это, потому что мне стало жалко Йибана. Я рассказала ему правду: что мисс Баннер только притворялась, что любит Кейпа. Она хотела защитить его, убедиться, что он в безопасности. И теперь он в безопасности!
Видела бы ты его лицо! Радость, облегчение, ярость, тревога — словно четыре времени года промелькнули за один миг.
— Зачем мне эта жизнь, если ее нет рядом? — закричал он. — Я убью этого негодяя Кейпа. — Он вскочил на ноги.
— Эй! Куда это ты? — воскликнула я.
— Найти ее и привести сюда.
— Нет-нет, тебе туда нельзя, — и я солгала ему в первый раз, — она знает дорогу сюда. Мы уже бывали здесь много раз.
Но в душе я, конечно, беспокоилась о мисс Баннер, понимая, что это ложь. Тогда я солгала во второй раз: я извинилась, объяснив, что мне нужно уединиться по малой нужде. Я подхватила лампу, зная, что если я заберу ее, Йибан не сможет выбраться из пещеры. Потом я побежала по извилистому туннелю, поклявшись, что вернусь с мисс Баннер.
Выбравшись из чрева пещеры на белый свет, я почувствовала, что родилась заново. И хотя день был в разгаре, небо из голубого превратилось в бесцветное. Солнце было окружено бледным кольцом. Неужто
