— В чем дело, Фулгрим? Ты говоришь, как будто он бросил Великий Поход и нас на произвол судьбы.
— Я тогда чувствовал то же самое, — произнес Феникс подсевшим от напряжения голосом. — И чувствую до сих пор.
— Подожди, я так понял, что наш отец вернулся на Терру затем, чтобы защитить Империум от какой-то угрозы, верно? И подумай, эта угроза должна быть действительно велика, если ради этого он отказался от счастья увидеть своими глазами последнюю победу Великого Похода, до которой осталось не так много лет?
— Откуда мне знать? — огрызнулся Фулгрим. — Отец мог, должен был остаться, лишние годы во главе Великого Похода вряд ли помешали бы ему! Я не верю, что могло случиться нечто настолько важное, заставившее Императора оставить нас здесь и сейчас!
Феррус вплотную подошел к нему, и в зеркальной глубине глаз своего брата Феникс увидел отражение собственного гнева. В этот миг он действительно ненавидел Императора за предательство всего, что отвоевывали и защищали воины Третьего Легиона и сам Фулгрим последние две сотни лет.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать всем этим, друг, — тут Манус помедлил, лишь сейчас осознав смысл слов брата, произнесенных им минуту назад. — Подожди, ты говоришь, что это был второй по тяжести момент в твоей жизни? А какой же тогда первый? Что может быть неприятнее и страшнее, чем расставание с отцом?
Фулгрим сделал глубокий вдох, боясь, что ему не хватит уверенности в голосе, и, наконец, промолвил то, что должен был произнести рано или поздно:
— Что может быть страшнее, спрашиваешь ты? Тот миг, когда Хорус открыл мне глаза! Когда он поведал мне о том, что Император предал нас, что он собирается объявить себя божеством!
Лицо Мануса исказила жуткая гримаса, смесь удивления и гнева.
— Фулгрим! — закричал он. — Во имя Терры, что с тобой? «Предал нас»? «Божество»? Что ты несешь?
Феникс, сделав два быстрых шага, оказался лицом к лицу с братом. Его голос наполнился болезненной страстью, он наконец-то решился идти до конца и разом открыть карты перед Манусом.
— Хорусу ведома истинная природа вещей, друг мой. Император никогда не любил нас, и прямо сейчас он готовит на Терре величайший и отвратительнейший в истории фарс. Он лгал нам, лгал прямо в лицо, лгал с самого начала! Мы для него всего лишь слепые орудия, цепные псы. Мы завоевали для него Галактику, своими руками возведя лжеца на пьедестал! Он лишь притворялся совершенным созданием, на деле же уступая нам во всем!
С силой толкнув его в грудь, Феррус отступил на шаг назад, его обычно грубая, красноватая физиономия побледнела от ужаса. Зная, что нельзя останавливаться ни на секунду, Фулгрим вновь закричал брату в лицо:
— Многие из Примархов уже прозрели и обратились на сторону Хоруса! Мы нанесем удар прежде, чем Император сумеет опомниться и понять, что его замыслы раскрыты! Воитель вернет Галактику тем, кто проливал кровь, отбивая её у ксеносов!
Ему хотелось смеяться во весь голос, слова сами собой ложились на язык, приятная дрожь, вызванная мыслью о том, какая буря чувств сейчас бушует в голове Мануса, едва не сбивала Феникса с ног. Воздух с трудом прорывался в грудь, стиснутую чудовищным волнением, и его собственные слова заглушались шумом крови, стучащей в висках, словно молоты в кузнях «Железного Кулака».
Манус стоял, склонив голову, но Фулгрим с сожалением понял, что ошеломление и страх его брата сменяются гневом.
— Так вот, значтит, о каком «будущем» Великого Похода ты говорил?
— Да! — выкрикнул Фулгрим что было сил. — Близится славная эпоха, время совершенства. Мы вернем себе то, что лживый Император отдал жалким смертным, покрывшим грязью наши славные знамена! То, ради чего мы проливали кровь и слезы над павшими братьями, вновь станет нашим, как ты не видишь этого?!
— Я вижу предателя! — прорычал Феррус Манус. — Так мы не «вернем себе завоеванное», а только опозорим себя и все, за что сражались!
— Брат! — взмолился Феникс. — Прошу тебя, выслушай. Механикумы уже предложили Воителю свою помощь, так же, как и многие из наших братьев-примархов. Война все ближе, война, что воспламенит Галактику! И, когда она завершится, не будет пощады тем, кто встал на сторону лжецов.
Он увидел, как на побледневшее лицо Мануса возвращается цвет — пурпурно-красная краска безумной ярости, слишком хорошо известной ему.
— Феррус, молю тебя, присоединись ко мне! Во имя нашего братства!
— Братство? — выдохнул Манус. — Оно умерло, когда ты стал предателем, мерзавец!
Фулгрим начал медленно отступать от брата, видя, что в сияющих серебряных глазах Ферруса появился нехороший огонек.
— Лоргар и Ангрон уже готовы нанести первый удар, и Мортарион вот-вот присоединится к ним. Будь с нами — или тебя уничтожат!
— Ну, уж нет, — проговорил Манус, приподнимая Крушитель Стен, — это ты погибнешь. Здесь и сейчас. От моей руки.
— Феррус, нет! Подумай как следует — разве пришел бы я к тебе, не будучи полностью уверенным в своей правоте? -Не знаю, зачем ты пришел ко мне и что с тобой случилось за эти месяцы — но ты подталкиваешь меня к измене, а предателей ждет лишь одна судьба.
— Так что же, ты хочешь… убить меня?
Манус помедлил с ответом, и Фулгрим увидел, что его плечи подрагивают, как знак боли и отчаяния.
— Клянусь тебе священными братскими узами, я не лгу! — Фениксу показалось, что он все ещё может заставить Горгона не действовать поспешно.
— Я знаю, что ты не лжешь, Фулгрим, — с болью в голосе произнес Манус, — и поэтому ты должен умереть!
Феникс плавным и быстрым движением поднял меч, защищаясь от неимоверно быстрого удара молотом Ферруса. Огненный Клинок и Крушитель Стен столкнулись, и прозвучавший грохот откликнулся эхом в глубинах души Фулгрима, а на лезвии его меча выступили языки пламени. Оголовье молота Мануса потрескивало разрядами энергии, хорошо слышными во внезапно наступившей тишине.
Примархи стояли друг напротив друга, внимательно следя за движениями врага. Фулгрим направил Огненный Клинок в сторону Ферруса, держа его параллельно полу, а повелитель Железных Рук перехватил молот, готовясь отразить рукоятью возможный удар.
Миг спустя Железная Крепь вновь наполнилась огромными снопами искр и страшным лязгом оружия, словно наружу рвались чудовищные силы, миллиарды лет назад породившие металл, из которого когда-то были выкованы меч и молот. Манус неожиданно перешел от обороны к атаке и с размаху впечатал свой кулак в лицо Фулгрима — силы удара хватило бы, чтобы разбить на куски шлем терминатора, но на коже примарха остался лишь слабый кровоподтек. Феникс без труда устоял на ногах и двинул брата лбом по носу, тут же развернулся на каблуках в изящном пируэте и направил пылающий меч в горло Ферруса.
Клинок ударился о ворот брони и отскочил, оставив лишь неглубокую царапину на прочнейшем металле. Манус увернулся от нового удара и нанес удар молотом, держа его одной рукой. Размах Крушителя Стен был столь широк, что ему едва хватило места в гигантской Железной Крепи, но Феникс просто пригнулся и пропустил свистящее оголовье над собой.
Воины осторожно ходили кругами, внимательно следя друг за другом и зная, насколько опасен и смертоносен каждый из них, вспоминая десятилетия прошлых битв. Фулгрим заметил слезы в глазах брата, и смесь тоски и наслаждения, вмиг заполнившая его душу, чуть не заставила Феникса бросить меч и прижать брата к груди, чтобы тот смог разделить с ним столь превосходное чувство.
— Глупо, Феррус! — крикнул Фулгрим. — Прямо сейчас, на Истваане III, Воитель готовится очистить ряды верных ему Легионов от слабаков и предателей!
— Что ты там бормочешь, тварь? — огрызнулся Манус.
Финикиец лишь рассмеялся в ответ:
— На истваанских повстанцев обрушатся силы четырех Легионов — а вернее, лишь той их части, что не пожелала или не сумела поддержать Хоруса и его великие замыслы о будущем Галактики. Скоро — а может быть, и уже — они передохнут, как крысы от яда, под огнем вирусной бомбардировки!
— П-пожиратель Жизни? — прошептал Манус, и Феникс вновь увидел ужас в его глазах. — Трон предвечный, Фулгрим, как ты можешь участвовать в этом чудовищном плане?
Брат вновь ответил ему лишь взрывом дикого смеха и вновь бросился в атаку, его сверкающий меч рассек воздух огненной дугой. Манус, как и прежде, попытался отразить удар рукоятью молота — но его оружие не было создано для дуэльных поединков. Фулгрим плавно отклонил меч вверх, обогнул защиту Ферруса и ударил брата в лицо.
Огненный Клинок рассек щеку Мануса, кожа повелителя Железных Рук почернела и сравнялась по цвету с его броней, а сам Феррус не сдержал крик боли и тоски, когда выкованное им оружие нанесло ему же тяжкую рану. Ослепленный на мгновение, он, покачиваясь, отступил от брата-предателя.
Но Фулгрим тут же набросился на него, стремясь развить успех, и ударил Мануса кулаком в латной рукавице. Раздался хруст ломаемой кости, и Феррус едва устоял на ногах; кровь текла по его лицу, капая на ворот брони. Все чувства Феникса вопили, наслаждаясь мучениями брата и собственной жестокостью.
Видя, что Манус почти повержен, ранен и ослеплен, Фулгрим вновь поднял меч и обрушил его на шею брата, стараясь попасть в промежуток между затылочной костью и доспехом. Время замедлилось — Огненный Клинок просвистел в воздухе, а Феррус, не пытаясь поднять молот, словно смирился с уготованной ему судьбой.
Но в последний миг преданный примарх вскинул серебряные руки и охватил ими смертоносное лезвие.
Сила удара была столь велика, что мощнейшая отдача прошла по всей длине меча, и на миг Фулгриму показалось, что ему раздробило кисти. Он попытался выдернуть Огненный Клинок из захвата, но Манус держал его неимоверно крепко, и лезвие не сдвинулось ни на пядь, а руки брата изгибались и плыли, на глазах превращаясь в жидкий металл. Феникс пораженно моргнул, видя, как стальной клинок плавится и его пламя гаснет в захвате примарха Железных Рук.
Его брат открыл вновь прозревшие глаза, и погасший огонь меча пылал в них.
— Я создал его, — прошептал Феррус, — я его и уничтожу.
В тот же миг, будто утверждая слова Мануса, Огненный Клинок взорвался яркой вспышкой расплавленного металла. Братьев-примархов отбросило в разные стороны взрывной волной, их доспехи и плоть опалили и прожгли насквозь раскаленные капли.
Фулгрим поднялся на четвереньки и ошеломленно мотал головой, пытаясь прогнать из глаз яркие пятна и разноцветные круги. Рукоять Огненного Клинка осталась в его ладони, но вместо лезвия из неё струилась тонкая струйка черного дыма и узкая, бесформенная полоска металла. Вид погибшего меча, служившего ему две сотни лет, пронзил кровавый туман наслаждения, обволакивающий разум Фулгрима. Он понял глубокий символизм случившегося.
Теперь Феррус был мертв для него и должен был умереть для всей остальной Галактики и на благо новому порядку, который несло с собой возвышение Хоруса. Конечно, он до последнего надеялся, что до этого не дойдет, но… пора заканчивать представление.
Феррус лежал поодаль, без чувств, его руки светились пламенем убитого Огненного Клинка. Одним прыжком оказавшись на ногах, Феникс направился к брату, а тот, приходя в сознание, застонал от боли и ужаса, происходящего с ним.
Нагнувшись, Фулгрим подобрал боевой молот Мануса, оружие, в которое он вложил часть сердца и души, оружие, откованное, кажется, уже целую эпоху назад, ещё до того, как был найден последний примарх.
Крушитель Стен удобно и прочно лег в руки своего создателя, и Феникс, закинув оголовье молота на плечо, триумфально встал над поверженным и обожженным телом брата. Тот из последних сил поднялся на локтях и, взглянув на Фулгрима залитыми кровью глазами, прохрипел:
— Лучше тебе убить меня сейчас. Иначе, клянусь, я буду преследовать тебя вечно.
Фулгрим спокойно кивнул и вознес молот над головой, готовясь нанести смертельный удар.
Тот задрожал в его руках, но отнюдь не потому, что весил он больше взрослого орка — Феникс вдруг ощутил весь ужас того, что он намеревается совершить. Глубокая тьма его зрачков встретилась с блистающим в глазах брата серебром, и уверенность Фулгрима, его желание убивать пошатнулись.
Опустив молот, он, запинаясь, произнес:
— Ты по-прежнему брат мне, Феррус. Я пошел бы вместе с тобой куда угодно, даже навстречу смерти. Почему ты не готов сделать то же самое ради меня?
