наказанием. Цена этой любви – его молчание.
– Да, Лили, мне надо уехать, – ответил он, беря себя в руки.
– Не могли бы вы остаться… ради меня?
Меня влечет к вам, хотелось сказать ему, но он знал, что не скажет этого.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он, меняя тему разговора.
– Не знаю… думаю, поеду обратно, в Нью-Йорк. Жизнь должна продолжаться, не так ли? – Но выражение у нее было печальное.
– А я вернусь домой, в Германию, – сообщила Ингрид.
Но ни Лили, ни Ги не посмотрели на нее. Ги как бы впитывал в себя последние минуты пребывания с Лили, пряча их в сердце для одиноких дней, которые, он знал, у него впереди. Лили неотрывно смотрела на него влюбленными глазами, винила себя во всем, что произошло, и молилась о том, чтобы, хотя бы в самый последний момент, он передумал и остался.
Но зачем ему это? Он пилот – ему нужна работа, а здесь больше не существовала компания «Эр перпетуа». К тому же кто захочет остаться с девушкой, чей отец занимался торговлей наркотиками, с девушкой, которая усомнилась в нем, на острове, где его самого чуть не прикончили люди, которые разделяли ее сомнения?
– По крайней мере, это была неплохая смерть, – заметила Лили, возвращаясь к теме отца и утешая себя хотя бы одной вещью во всей этой истории. – Думаю, что так лучше, чем угасать день за днем. Папа всегда говорил, что он хочет умереть на работе. Не знаю, как он нашел в себе силы все это сделать.
– Отчаяние рождает в людях необычайную энергию, – философски заметила Ингрид. – Лили, он был героем, гордись им.
– О, я горжусь… горжусь!
И это, подумал Ги, сердцевина всего. Добавить тут абсолютно нечего.
28
Кэтрин де Савиньи внесла поднос с чаем и бисквитами в свою небольшую гостиную и взглянула на своего сына, сидевшего, развалившись в кресле, возле пылающего камина. Он как-то изменился, подумала она, но не могла определить, как именно, и размышления об этом как-то сглаживали ее радость от того, что он так неожиданно вернулся в Англию.
– Итак, – произнесла она, ставя поднос на низкий столик и пододвигая его к своему креслу, чтобы разливать чай. – Я так понимаю, что немец, которого ты заподозрил, оказался все-таки фон Райнгардом.
Ги ответил не сразу. Он смотрел на искры от горящего полена, летящие в трубу, и опять ощутил дурное предчувствие. Что он узнал там, на Карибском море, такого, что так изменило его? Удалось ли ему – после стольких лет – выяснить все правду о том, что произошло в оккупированной Франции? Потом он обратил свои темные, таящие секреты глаза на мать.
– Да, немец оказался именно фон Райнгардом. Несомненно, тот самый человек, который принес нам столько страданий. Я видел даже сокровища – семейное наследство. Все находится на его вилле.
Кэтрин нахмурилась.
– Правда? Тогда почему же?.. Почему ты передумал передать его властям?
– Он погиб. – Ги произнес это со странным бесстрастием. – Он уже умирал, когда я приехал туда – от рака.
– О, – взгляд Кэтрин ушел глубоко в себя. Несмотря на свою ненависть к фон Райнгарду, это сообщение все-таки потрясло ее. Трудно было себе представить, чтобы человек, которого она знала, сильный и жестокий, оказался на смертном одре. Фон Райнгард своими приказами нес лишь разрушение. Его смерть вносила изменения в сложившиеся у нее представления.
– А как же тогда с сокровищами? – спросила она. – Не попытался ли ты предъявить на их иск и привезти их с собой?
– Нет.
– Но почему же нет? Если это действительное фамильное наследство. Ты ведь так настраивался на то, чтобы вернуть их, Ги.
Он вздохнул, отпил чаю, взял бисквит, повертел его в руке, но не стал кусать.
– Об этом долго рассказывать.
– А я не тороплюсь и хочу послушать. – Она откинулась назад, подобрала под себя ноги. – Магазинчик свой я уже закрыла. Торопиться нам некуда.
– Хорошо, – согласился он. И он начал рассказывать.
Лили помогала Ингрид разбирать имущество отца, чтобы освободить виллу и навсегда уехать с Мандрепоры.
Это была раздирающая сердце задача – каждый предмет вызывал в ее памяти разные воспоминания, ей хотелось реветь не только по отцу, но и по счастливым дням ушедшего детства. Ингрид возвращалась домой в Германию, и Лили знала, что она тоже никогда больше не будет жить на этой вилле, которая была ее домом. Теперь здесь ничего не осталось для нее. Мандрепора будет продан – на этот раз законным путем. Новый владелец разовьет гостиничное дело, расширит причалы, превратит остров в курортный рай для тех, кто сможет позволить себе роскошь восторгаться всем этим.
Последние недели прошли болезненно, единственным светлым пятном было рождение ребенка у Джози – девочки. Поскольку Отто погиб, а семья Санчесов окопалась в Венесуэле, некому было настаивать на том, чтобы она для родов выехала с острова. Более того, Лили потребовала, чтобы Джози не уезжала. Поэтому младенец стал первым родившимся здесь мандрепорцем за последние почти двадцать лет.
