Леди Беатрис сидела за столом и ждала его, напоминая горную пуму, подкарауливавшую ягненка. Га- вин заметил следы краски на ее лице, на щеках и на веках, увидел ее искусно сшитое платье, которое на первый взгляд казалось скромным, но было облегающим и подчеркивало каждую линию тела. Оно выгодно оттеняло достоинства, и время от времени то один, то другой мужчина бросали на нее страстные взгляды. Он заметил призывный блеск в ее глазах, когда они снова и снова ловили его взгляд, а затем отворачивались, дразня его. Метая о чистоте и непорочности Риа, Гавин тем не менее предавался этой игре между блюдами из жареного гуся, дымящейся оленины, устриц, сладкого сиропа и взбитых сливок.
Поэтому он не удивился, обнаружив, что Беатрис выпроводила свою служанку, когда он вошел в ее спальню в ранний утренний час. Она была недовольна, когда открывала ему дверь, ведь он заставил ее ждать, пока играл в кости с лордом Тевисом и его приятелями. Он считал такое ожидание необходимым. Она должна понять, что не так легко выиграть эту игру, как она надеялась вначале. Конечно, он принимал во внимание и то, что она должна верить, что ее чары являются достаточной причиной для полной капитуляции с его стороны. Ему еще предстояло проверить степень ее интеллекта.
Он приподнял бровь, увидев, что она полностью одета.
— Я совершенно не ожидал найти вас в таком виде, моя леди.
— Я слишком рано отправила свою служанку, сэр. — Она позволила только легкий намек на укор в своем голосе, когда повернулась к нему спиной, представляя ему длинный ряд маленьких крючков.
Его пальцы действовали очень неуклюже, и он удивлялся, был бы ли он так же терпелив, если бы перед ним стояла Риа, ожидая, когда ее разденут. «Нет, — улыбнулся он про себя, — я разорву платье Риа, чтобы добраться до нее».
Но когда его рука скользнула в вырез рубашки, он признал, что испытывал страсть к Беатрисе, как животное. Ощущения тяжести груди в ладони разожгли его чувства, и вскоре он отбросил мысли о Риа.
Беатрис повернула к нему свое маленькое накрашенное кошачье личико, и он почти бесстрастно отметил хищный блеск в быстрых прищуренных глазах. Она обхватила руками его спину с такой силой, что он почувствовал ее впивающиеся ногти даже через плотную ткань рубашки.
— Я слишком медлителен, моя леди?
— Да, — выдохнула она, ее вздох превратился в стон, когда он слегка сдавил ее грудь.
— Да, я просто сгораю от нетерпения.
Не было нужды упрашивать Гавина. Он убедился, что хорошо помнил все чувствительные места на ее теле, прикосновение к которым заставляло ее извиваться и стонать. Мужчине было необходимо избавляться от лишней энергии если не в сражении, то в постели, и он уже давно научился выбирать себе подруг. Ему не нужна была невинная или неопытная девушка. Любая девушка с невинным взглядом сразу же вызывала у него воспоминания об Элеоноре, и он старался не касаться этой боли. По его мнению, ее кровь была на нем. Он не смог защитить ее. Он позволил Квеснелу жить слишком долго.
Но леди Беатрис никоим образом не напоминала Элеонору, и он достиг удовлетворения вскоре после того, как доставил наслаждение ей.
Его забавляло лежать после всего и ждать, когда же она снова приступит к расспросам. Его взгляд блуждал по комнате, выхватывая из темноты предметы, едва видимые при слабом свете огня в камине. Там было несколько резных комодов, в которых, как он подозревал, хранилось множество одежды. Леди Беатрис была большой модницей. Поблескивали серебром многочисленные шкатулки, баночки и флаконы, где хранились гребни, расчески и многое другое.
Беатрис вытянулась возле него и легко пробежала рукой по крепким мускулам его плеч.
— Когда ты возвращаешься в свое новое владение?
Он подумал обо всем, чего не собирался открывать ей, особенно то, куда он направлялся.
— Я еще не решил. Тевис и Шипли настаивают, чтобы я посетил их владения. Может, я так и сделаю, прежде чем соберусь вернуться в Чарен. — Приглашения действительно были, и он пока не дал на них определенного ответа. Ни один из лордов не мог сказать наверняка, что Гавин не собирался принять его предложение в ближайшем будущем.
— Этот замок, Чарен, он ведь совсем близко от Англии, не так ли?
— Довольно близко.
— Лакомый кусочек для Генриха, мечтающего присоединить его к Англии. Он много стоит.
Гавин приподнял бровь. Он не ожидал такой явной уловки.
— Вы говорите за Генриха, мадам?
Беатрис уловила легкий дразнящий тон в его голосе и уютно устроилась возле него.
— Нет, сэр. Я просто предупреждаю вас о том, что Генрих Тюдор может предпринять такую попытку.
— У меня достаточно людей, чтобы защитить то, что мне принадлежит.
— Не все завоевания делаются силой, — поучительно произнесла она.
— Ты говоришь о предательстве. — Он сдержал свою ярость. Не в последний раз она проверяет его верность. Пусть она думает, что не бесполезно попытаться снова.
Ее пальцы легко скользнули от его ребер к низу живота.
— Как я уже сказала, сэр, я только предупреждаю вас. Вы могли бы получить столько золотых монет, сколько никогда не видели.
Тело отзывалось на нежные прикосновения ее пальцев, но голова оставалась совершенно холодной.
— Не в ближайшее время, это точно. Кто же из людей Генриха может чувствовать себя в безопасности при дворе Стюарта, что может склонять меня к измене?
Беатрис не ответила. И после того как она продолжила ласкать его нежными руками и покрывать его тело легкими поцелуями, он забыл, что задавал вопрос. На время.
***
В тысячный раз Лаоклейн оглядывал свои апартаменты, пытаясь найти хоть какое-то занятие. Ему не на что было пожаловаться в этих просторных комнатах, прекрасно обставленных богатой мебелью. Высокие окна были задрапированы дорогой парчой. Полированные полы едва проглядывали между богатыми персидскими коврами. Искусно вырезанная мебель была отполирована до блеска.
С ним обращались ничуть не хуже, чем заслуживал его титул и положение. Слуги были крайне предупредительны. Его пища была восхитительной: хрустящая жареная дичь, тушеная оленина, вкусные пудинги и пирожные, прекрасные вина. Ему было разрешено принимать посетителей, позволены любые развлечения, от музыкантов и клоунов до услуг женщин для его удовольствия. Ему не разрешалось покидать апартаменты и не сообщалась причина его заключения.
Последнее и не давало ему покоя, когда он беспокойно переходил из комнаты в комнату. Сколько он знал, он не сделал ничего дурного. Может быть, Ни-алл? Может, под вопросом была его верность или верность его брата? Он удивлялся, что сказали его дочери о его заточении. Не обезумела ли она от горя? И знала ли она вообще? И Дара? Если его Дара вскоре не получит от него известий, то она сама появится при дворе. Он старался не думать, что тогда может произойти.
Он пытался расспросить обоих — Джеймса и Олбани, даже пытался хитростью выведать у них их секреты, но безуспешно. Он так и не узнал, почему он здесь и сколько еще будет оставаться.
Он остановился возле высокого окна и приподнял тяжелую штору, чтобы взглянуть на мир, от которого он был отрезан. Во дворе царила суета, какой-то богатый лорд готовился к отъезду. О богатстве можно было судить по количеству слуг и стражников, окружавших этого человека. Конечно, это было похоже на то, как армия покидала Эдинбург.
— Майри, — позвал он прислуживавшую ему женщину, — кто этот человек?
Как всегда, женщина бесшумно подошла и стала возле его плеча, проследив за его взглядом.
— Это знамя Беринхарда.
Беринхард. Выродок Лесли. Гавин Макамлейд из Аирдсгайнна. Лаоклейну снова вспомнился босоногий, плохо одетый мальчишка, стоявшей перед ним во дворе Галлхиела. Стоявший гордо и бесстрашно, как теперь стоял мужчина. Никейл мог гордиться своим сыном. Да и шпионы Лаоклейна не могли сказать о нем
