Всадники видели длинные, низкие хижины без окон. Грязные стены хижин были сложены из камня и гальки. На крышах, покрытых вереском, не было труб, и люди внутри этих жилищ задыхались от дыма. Поля были полны вросших камней. Но, несмотря на это, в этих местах побеги зерен, посеянных среди разбросанных валунов, были такими же цепкими, как и камни, которые удерживались на крутых склонах холмов. Многочисленные ручейки поили долину и густые леса. И хотя леса забирали много солнечного света и влаги, ими не могли пожертвовать и отдать на откуп, топору ради полей. Дичь, водившаяся в лесах, давала возможность выжить, когда ливни уничтожали урожай на полях. Урожай уничтожали и враги, поджигая в летнюю жару поля во время очередного набега.
Дара снова села на свою кобылу и спокойно ехала рядом с Бретаком. Лаоклейн приказал ей находиться позади него, в случае если им будет угрожать опасность. Она была поражена видом бесплодных полей у подножия холмов, но больше всего ее поразило отсутствие скотины на фермах.
– Разве у этих людей нет скота, чтобы есть мясо, нет коров и коз, чтобы есть сливки и масло?
Бретак широко улыбнулся:
– Есть, но зима не самое хорошее время для скота в этих горах. Здесь слишком много голодных волков и горных кошек. Поэтому крестьяне держат скот в своих домах. Так надежнее.
Дара не очень поверила этому и покосилась на дома без окон и без труб. Должно быть, там невыносимо: запах скота, смешанный с дымом от горящего торфа.
– Ты шутишь, Бретак!
– Нет, миледи. Клянусь, это правда. Они хранят навоз до весны, чтобы потом разбросать его по полям, хотя от этого мало пользы. Почва здесь тощая и кислая и родит мало.
– Тогда почему же они не покидают этих мест в поисках более плодородных земель?
– Они горцы, миледи.
Постепенно до нее начинало доходить все глубокое значение этого короткого слова. Горцы, гэлты, живущие своей семьей и знающие только свой закон. Они не предают ни своего короля, ни свои обычаи. Как они встретят Лаоклейна, который уехал от них в юности, чтобы вернуться уже мужчиной и стать во главе их?
Внешние стены замка, неподвластные времени, как и горы, выдержали испытания сильных горных ветров и от этого стали еще крепче. Большие деревянные ворота преградили всадникам путь. Только после того как Тамнаис сильно ударил в них своей мускулистой рукой, их открыли, ругаясь. Внутренний двор был выложен огромными неправильной формы камнями и усыпан мелкой галькой. Лошади нервно топтались в затхлом, чуждом воздухе.
Дара, отставшая от других, застыла, услышав рычание, исходившее из зияющей темноты караульного помещения. На нее с диким видом голодного волка стремительно выпрыгнула гончая. Хефен в панике бросилась назад.
Лаоклейн посмотрел в сторону Дары и решил, что его люди позаботятся о ее безопасности. Криф схватил поводья Хефен и остановил ее, в то время как другой мужчина набросился на огрызающуюся и рычащую собаку. Он глубоко вонзил в нее свой кинжал. Кровь брызнула из раны. В глазах собаки застыла сцена не долго задержала общее внимание, так как из той же двери, из которой выпрыгнула собака, появилась неопрятная воющая фигура мужчины. Грязные руки этого человека сжимали палаш, его черные глаза дико блестели из-под тусклых спутанных волос. Он изрыгал гнев и ненависть на непонятном Даре языке.
Лаоклейн ответил ему быстро и твердо на гэльском наречии. Он сказал несколько простых слов, но они возымели действие.
Сумасшедший воин опустил свое оружие и посмотрел на Макамлейда.
– Ты главный?
– Да, Дункан был моим отцом.
Мужчина понял его, хотя его мозг был затуманен. Авторитет главы был неопровержим, права переходили от отца к сыну. Медленно размышляя, старый воин мысленно клялся в своей преданности человеку, стоявшему перед ним – человеку, к которому перешла власть от его прежнего хозяина, которого он не видел уже много лет. Старый воин выполнил свою задачу и теперь мог передать Галлхиел во владение его хозяину.
Он опустил палаш и шагнул вперед, чтобы поднять мертвую собаку, и с печальным лицом понес ее назад в караульное помещение у основания башни.
Бретак вложил в ножны клинок, который держал наготове. Никейл снял руку с рукояти своего меча. Их глаза встретились. Они чувствовали неподдельное облегчение. Тамнаис же, менее доверчивый, пошел вслед за стариком – убедиться, что он не опасен.
Мужчины спешились. Криф поспешил к Даре и увидел, что она спешилась без чьей-либо помощи. Лаоклейн слегка нахмурился, увидев его удрученный вид, и повернулся к Никейлу.
– Иди к крестьянам и объясни им, что мне нужно. Добейся, чтобы они мне помогли. Заплати им за это. Не скупись. Тот, кто откажется, рискнет навлечь на себя мой гнев. Нам нужна еда, нужно накормить лошадей, нужны женщины, чтобы все почистить и убрать. К ночи замок должен стать пригодным для жилья.
Никейл кивнул головой и сел в седло, делая знак рукой Крифу. Молодой человек с удовольствием последовал за ним. Никейл был сильным и сообразительным, он заслуживал уважения. Он не внушал страха, как это часто бывало с Макамлейдом. Да, это был человек, за которым стоило следовать, с которым стоило соперничать.
Лаоклейн отдал своего коня в конюшню Сима. В горах лошади были на вес золота, здесь их нельзя было тут же заменить. Лошади, живущие в горах, были сильными и неукротимыми. Они не были такими красивыми, как лошади, выросшие на юге.
Лицо Лаоклейна было мрачным, когда они подошли к дому. Дара чувствовала, что в его возвращении домой было столько же боли, сколько и радости.
Большой зал замка отличался от двора лишь тем, что здесь была крыша над головой. Каменные стены и
