было в разгаре. На полях за городскими стенами работали крестьяне, к этому часу выполнившие более половины своих работ. На одном поле они увидели мощного быка. Крепкой веревкой его привязывали к огромным камням, и он вытаскивал их с поля. На другом поле работал пахарь. Он вспахивал каменистую почву плугом. Это была изогнутая металлическая лопасть с деревянной ручкой. Нажимая ногой на педаль над лопастью, пахарь продвигал плуг вперед.
За обработанными полями были видны склоны, покрытые сплошным ковром бледного первоцвета и земляники. За горизонт, к морю, убегали торфяники, поросшие вереском. Скоро он зацветет, и все покроется красивыми цветами разных оттенков: от бледно-лилового до фиолетового. Никакая другая красота не может так тронуть сердце, как красота этих торфяников, украшенных вереском. Наступит лето с его волшебными красками, но красота вересковых пустошей в начале весны останется непревзойденной. Лес был напоен запахами цветов, а ветер разносил эти ароматы по округе.
С лесистых холмов спускались мужчины, гнавшие стадо коров. Дару возмутил вид этих животных.
– Эти животные нуждаются в отдыхе и корме. Куда их ведут?
– Не сомневаюсь, что в Англию, где их откормят. Потом они попадут на чей-нибудь хороший английский стол, – Лаоклейн видел, что она ему не верит. Он заворчал: – Пусть тебя не обманывает их вид. Их хорошенько откормят на южных пастбищах. Скот, который мы разводим здесь, в горах, высоко ценится за свой вкус. Я уверен, ты ела подобное мясо в Англии. Вот таких коров я хочу развести в Галлхиеле. От них будет куда больше пользы, чем от выращивания урожая на полях.
Дара вновь посмотрела на тощих некрасивых коров. То, что она узнала из рассказа Лаоклейна, все равно не помогло ей изменить свое мнение. Она с трудом представляла, что они могут превратиться в толстые сочные куски мяса, какие когда-то подавали в Чилтоне.
Оказавшись рядом с человеком, шедшим впереди стада, они потянули за поводья и отвели лошадей в сторону, освободив дорогу. Человек, стоявший на земле, был таким же худым, как любая из его коров. Он остановился перед всадниками. Его удивило, что мужчина, явно богатый, уступил им дорогу. Он снял свою грязную шапку и сказал:
– Милорд, вы так добры, что позволили нам пройти.
– Из-за меня не стоит отгонять в сторону все ваше стадо. Чей это скот?
– Макмюррея, милорд, из Росшира.
– Счастливого пути, а когда вернешься, передай от меня привет своему хозяину.
– Привет от кого, милорд?
– От Макамлейда. Графа Галлхиела.
– Хорошо, милорд, передам. – Его уважительный взгляд говорил о том, что он знает легенду, которой был Галлхиел.
Когда мужчина ушел, Дара осторожно заметила:
– Я думала, что все кланы не ладят друг с другом.
– Так часто бывает. Макамлейды в старые времена дрались с Макмюрреями, но эти люди – пастухи, не воины, и не те, кто совершает набеги.
– Этот мужчина действительно не был похож на воина.
– Ты говоришь так, как будто ты огорчена. Ты еще не устала от нашего путешествия?
Она засмеялась, сказав «нет», и вывела свою лошадь на дорогу, когда наконец мимо них прошла последняя корова.
Луга по кромке леса были густо покрыты незабудками и маргаритками. Жимолость обвивала покрытые листьями сучья. Въехав в лес, они оказались в прохладной тени. Видно было, что по тропе часто ездили и ходили. Она не заросла кустарником. Единственной помехой для всадников были свисавшие над ними ветки. Все трое ехали в ряд. Дара между мужчинами. Какие-то мелкие пушистые существа мелькали между деревьями. Однажды всадники выследили олениху, вероятно искавшую безопасное место в чаще, где бы мог появиться на свет ее детеныш.
Нападение произошло на месте, где лес снова поредел и уже был виден каменистый склон холма. Разбойников было трое. Грубые, плохо одетые, они были так отчаянно настроены, что даже огромная фигура Макамлейда их не отпугнула. Разбойников не было видно до тех пор, пока Бретак не появился из-за деревьев. Тогда они с криком выскочили из своего укрытия в лощине. Только один из них был вооружен длинным луком, который он направил на Макамлейда, считая его самым опасным. У двух других были загнутые кинжалы с костяными ручками.
Лаоклейн долго и сильно ругался на самого себя за то, что он этого не предусмотрел. Он должен был предвидеть опасность. Эти горы были убежищем для бродяг, покинувших свои зимние берлоги и зарабатывающих себе на жизнь самым доходным и легким способом.
Человек с луком в руке грубо заговорил:
– Мы гарантируем тебе безопасность за твое золото. Да, безопасность тебе, твоему слуге и твоей жене.
Он почти не смотрел на Дару, возможно понимая, что подвергнет опасности и себя, и свое дело, если выкажет слишком большой интерес к этой женщине. Ответ Лаоклейна подтвердил его предположение:
– Только дотронься до моей жены, и ты тут же умрешь.
– Полегче, милорд. Все, что мы хотим, – это только твои монеты да драгоценности.
Он поднял свой лук, а Бретак в этот момент ослабил поводья у своей лошади, стоявшей рядом с рыжим конем Лаоклейна.
– Поосторожней, или я выпущу в тебя вот эту стрелу!
Но он не смог больше ни угрожать, ни предпринять каких-либо дальнейших действий. Конь Лаоклейна обратил внимание на незаметный сигнал своего хозяина и сильно ударил своими железными подковами съежившегося вора. Его не пригодившийся лук упал на землю, а сам он, защищаясь, закрыл свое
