Лерыч залихватски поплевал на руку и неслышно, мягко, по-кошачьи, пошел, стараясь обойти мента сзади. Видел его.
Шевелев стоял в саду и наблюдал за домом. Старуха вошла в него и больше не выходила. И никто не выходил.
Странный какой-то дом. И Шевелев подумал: «Самое место для отморозков. А может, тут только старуха и живет? Жаль, пистолет я не взял». Любопытство подталкивало его, хотя Калинин и не велел соваться сюда.
В маленькое окно он увидел силуэт старухи. Она стояла и выкладывала на стол из сумки деньги. Несколько пятисоток сунула в рукав кофты.
«Надо подойти поближе. Отсюда плохо видно», – решил Шевелев и, как вор, пригибаясь, подбежал к дому. Поднял голову, опять заглядывая в окно.
И вдруг в оконном стекле он увидел отражение человека, оказавшегося внезапно за его спиной.
«Кто?..» Он не успел додумать. В руках у человека был топор, и вот он размахнулся. Топор оказался над головой Шевелева.
В последний момент лейтенант обернулся, попытался вскинуть руки, чтобы перехватить топор, и не успел.
Глухой удар. Лезвие топора вонзилось в голову лейтенанта. Брызги крови попали на оконное стекло.
Старуха вздрогнула, точно кровь попала на нее, на лицо. Отшатнулась от окна со словами:
– Ох господи!
Потом она крадучись подошла к окну, посмотрела.
Прямо под окном лежал на земле с разрубленной головой человек в хорошем костюме.
Над ним склонился их квартирант Валентин и шарил по его карманам. Он почувствовал, что старуха за ним наблюдает, поднял голову.
В окно на него смотрела старуха с окаменевшим, бледным лицом.
Лерыч со звериным оскалом в знак приветствия кивнул ей головой.
Лицо в окне пропало.
Опять шаги. На этот раз Лерыч не вздрогнул, только поднял голову.
– А-а, Паша.
Бородатый засуетился.
– Ты все-таки замочил его?
– А что, мне надо было пригласить его чаю с нами попить? Сам видел, он к дому подошел.
– Да видел, – Паша выглядел вконец растерянным.
В окно ему постучала старуха и слабо позвала:
– Паша…
Бородатый махнул на нее рукой:
– Да погоди ты, мать.
Лерыч достал из нагрудного кармана пиджака убитого ментовское удостоверение и раскрыл его перед Пашей.
– Что на это скажешь? Опер МУРа пришел за твоей старухой. Сечешь? Значит, и второй оттуда. Вот что ты со своей матерью наделал.
– Но, Лерыч, откуда ж мы знали…
– Ладно, Борода, не дергайся, – улыбнулся Лерыч. – Все нормалек будет, – сказал, а у самого в глазах жестокий блеск.
Что означало это слово – нормалек, Паша понял сразу, посмотрел Лерычу прямо в глаза и спросил:
– Ты меня убьешь?
Лерыч не ожидал такого вопроса. О своей участи его спрашивал человек, с которым их многое объединяло. Многое, да не все. И Паша больше ему не помощник. И он, и его мать. Они должны умереть. И он постарается прикончить их тихо и без мучений. Но вопрос приятеля немного смутил его.
– Ну что ты… – Он не стал давать обещаний. Просто не договорил. Не хотел врать. И потрепал приятеля по нестриженой голове.
– Лерыч, я тебя прошу, не убивай, пожалуйста, мать. Она ведь не хотела…
Лерыч как будто обиделся.
– Да что ты заладил? Лучше затащи этого мента в сарай и присыпь кровь песком. Со вторым надо что-то решать.
Решать! Паша криво усмехнулся. Знал, что намерен решить с ним Лерыч. Нет, не пожалеет он ни его, ни мать. Он рожден убивать. Не видел в детстве ни ласки, ни доброты и не приучен к состраданию. Не пожалеет он никого!
– Я уберу, – сказал он, но голос его звучал обреченно.
Убийца долго наблюдал за лейтенантом Анохиным.
Молодой мент ждал возвращения напарника, но к дому не подходил. Хитрый, гадюка, оказался. Несколько раз он просовывал голову в дыру в заборе и, оглядывая густо заросший вишенником сад, свистом подавал Шевелеву знак, чтобы тот вернулся. Когда услышал ответный свист, принял его за сигнал Шевелева. Не знал бедолага, что товарищ уже лежит в сарае, облепленный мухами.
Лерыч видел, как молодой мент осторожно протиснулся в дыру. Все, он подписал себе приговор.
«Тот был Шевелев, – вспомнил Лерыч фамилию опера, прочитанную в удостоверении. – Теперь пора познакомиться со вторым ментом».
Он перекинул топор из левой руки в правую, чтобы удобнее было бить. Обыскав убитого опера, Лерыч не обнаружил при нем пистолета. Даже удивился: чем хотел его брать мент, своей красной корочкой? И теперь, глядя, как неуверенно чувствует себя молодой оперок, понял – он тоже без оружия.
«Получается, они не собирались следить за старухой, иначе обязательно бы взяли «пушки». Решение пришло в последний момент. Дураки. Ничему путному вас в МУРе не научили».
Медленно, шаг за шагом Лерыч приближался сзади к молодому оперку, стараясь раньше времени не вспугнуть его. Увидел: тот замер и уставился на пятно свежей крови, проступавшее через песок.
«Сволочь, Пашка! Поленился как следует засыпать», – проклинал Лерыч Бородатого. Еще он увидел, как забеспокоился молодой мент и стал подозрительно глядеть по сторонам.
– Леша, – негромко позвал он лейтенанта Шевелева и, не получив ответа, обернулся. Все-таки Шевелев велел ему оставаться у забора. Зря не послушался.
Анохин увидел человека с топором в руке. И человек этот явно собирался напасть на него. Хотел нанести удар сзади. Но теперь глаза их встретились.
У того, с топором, взгляд, как у голодного волка. У Анохина в глазах – страх. Убийца даже усмехнулся, видя, как молодой мент вытянулся словно струна, замер.
Взмах топором. Но в последний момент опер успел чуть уклониться, и удар пришелся на правую щеку. Острие топора зацепило ухо, раскроило щеку, обнажив до кости скулу, и вонзилось в ключицу.
«А-а, чертов мент! Успел дернуться, гад!»
Второй удар оказался точным. Глядя на корчащегося от боли, истекающего кровью парня, Лерыч наслаждался. Потом вспомнил про Бородатого. «Где он? Куда делся в этой суматохе, помощничек?» И громко позвал:
– Пашка!
Бородатый не отозвался, не вышел.
– Вот подлюка! Опять дуру гонит, – обругал он приятеля, обтер кровь с топора о пиджак лежащего мента. – Иди сюда, не бойся. Паша! – Лерыч подождал еще немного и пошел в дом.
«Не хватало еще проблем с этой сволочью и его старухой».
Тишина в доме настораживала.
Лерыч осторожно шел по коридору. Половицы почти не скрипели, не выдавали его шагов. То и дело останавливался и прислушивался. «Вот гад! Где он?»
– Паша? Борода? Ты где? Выйди, поговорим как люди. Мы же с тобой всегда ладили. Паша!
В дальней комнате едва слышно скрипнули половицы. Там кто-то был.