давно, правда. Недалеко она, могилка-то…
Добрыня побледнел.
— А вы… вы… ничего не путаете?
Но тут вступила Серафима.
— Нет, ты только посмотри на него, а! Пожилым людям голову морочит! Говори, зачем пришел! Яйца воровать? Говори!! Что ты с ним возишься, Маня, в милицию его! Вот кто у нас яйца ворует!! В милицию! Милиция-я!!
Добрыня весь напружинился и отскочил. Волна гнева и досады метнулась в сторону противной тетки с такой силой, что, казалось, воздух вокруг Добрыни сделался густым.
— Сами вы яйца воруете! И кур по ночам… Вас саму надо в милицию сдать! Или в поликлинику. Для опытов!
С этими словами он побежал прочь, хорошо понимая, что дородная Серафима его не догонит, даже если очень захочет.
— Еще грубит, шалыган чертов! — пролаяла та ему вслед. — Я те покажу опыты!
— Да брось ты, — гудел позади Манин бас. — Нормальный мальчонка, у меня внук такой же…
«Придется по рельсам», — подумал Добрыня, направляясь в сторону железнодорожного моста. «По рельсам все можно…» — вспомнились слова Михеича.
При дневном свете железнодорожный мост уже не выглядел мрачной громадиной. Добрыня подошел к молодому, но уже лысеющему охраннику и спросил:
— Простите, а где Коля?
Охранник вынул изо рта сигарету, сплюнул, посмотрел на Добрыню сверху вниз и нехотя процедил:
— Сменился Коля.
— А… Митяй?
— И Митяй с ним.
Добрыня вздохнул.
— Мне очень надо на ту сторону… Можно я пройду?
— Не положено!
— Но я быстро. Мне очень надо! Пожалуйста…
— Ты, пацан, по-русски понимаешь? Или тебе вон того переводчика с цепи спустить? Он тебе доходчиво объяснит.
«Ты сам хуже этого переводчика», — подумал Добрыня. Но вслух спросил:
— Так как же мне на ту сторону перебраться?
— Да как хочешь. Хочешь — на электричке, хочешь — вплавь, хочешь — на плоту, вон там, под мостом. — Охранник глумливо ухмылялся.
Добрыня смерил охранника презрительным взглядом и молча направился назад. Сам не зная, почему, начал спускаться по обрыву к реке.
Вода в ней казалась черной. К берегу действительно прибился шаткий плотик. Добрыня мысленно шагнул на подгнившие доски, мысленно соскользнул в воду, и мысленно же содрогнулся. Потом сел на теплый после солнечного дня камень, достал из сумки апельсин и принялся зубами сдирать с него кожуру. Рот наполнился душистой горечью.
«Ничего не поделаешь, — подумал Добрыня, — придется ехать на электричке».
Покончив с апельсином, он поднялся, отряхнул штаны и полез вверх по обрыву.
Наконец-то повезло — электричка подошла через пару минут. Добрыня решил не проходить в вагон, а остался в тамбуре и смотрел через выбитое дверное стекло. На мосту электричка замедлила скорость. Когда вагон поравнялся с охранником, Добрыня не смог отказать себе в удовольствии высунуться по пояс и показать ему язык.
— Ну ты, придурок! — громко выдохнул охранник.
— Плешивая обезьяна! — с удовольствием ответил Добрыня.
Знакомый парк встретил сумрачной прохладой. Добрыня прошел мимо поломанной цепочной карусели, обогнул пустую ржавую будку заброшенного «Иллюзиона» и по разбитой асфальтовой тропинке вышел к Колесу.
Не дойдя до Колеса нескольких метров, Добрыня остановился. Что дальше? Как теперь найти Бурика? Добрыня чувствовал, как Бурик зовет его из какой-то неведомой дали. Что ему плохо и что с ним что-то делают против его воли… Добрыня сам не понимал, откуда пришли к нему эти мысли. Может быть, это сама тоска по пропавшему другу пыталась говорить с ним на своем языке? Добрыня не знал… Знал он только одно — путь к Бурику надо искать где-то здесь. И не задавать себе лишних «почему?». Нипочему. Так надо!
Колесо темнело на фоне облачного неба. В нем не чувствовалось ни вражды, ни опасности. А что чувствовалось? Добрыня задумался над этим вопросом, заданным самому себе. Наверное, дружелюбие… Конечно, дружелюбие! Значит, с ним, с Добрыней, не случится ровным счетом ничего плохого. Просто не имеет права случиться! Нужно просто очень постараться, чтобы не случилось…
Добрыня поправил на спине рюкзачок и сделал несколько шагов к ближайшей станине. Легко подпрыгнул, уцепился за холодную перекладину и полез по ржавой металлической лесенке вверх. Звук его шагов разносился по парку неясным эхом. Путь казался знакомым — словно Добрыня преодолевал его уже много раз, а не всего лишь однажды — после той нелепой ссоры с Буриком. Нет, сейчас лучше не думать об этом.
Добрыня остановился на площадке в центре Колеса. Осмотрелся. Площадка была обнесена невысоким решетчатым ограждением. Что-то очень знакомое угадывалось в ее очертаниях. Что-то родное… Вспомнил — ведь на их с Буриком балкончике точно такое же ограждение! Как же он не заметил этого тогда, в первый раз?
Добрыня легко перелез через ограждение и, пройдя два шага по ржавой оси Колеса, ступил на нижнюю спицу — она стояла почти горизонтально. Балансируя, прошел по ней несколько метров от центра. Ловко перехватив руками, подтянулся на двух больших болтах, торчавших из спицы над ним, и перелез на следующий уровень. Колесо скрипнуло и начало проворачиваться под его весом. Добрыня зажмурился и вцепился в спицу что есть силы, помогая себе ногами. Налетел пронзительный ветер, на протяжении многих лет единственный пассажир этого заброшенного аттракциона. Он словно пытался согнать с него гостя- конкурента. Но, судя по всему, такое желание возникло не только у ветра:
— А ну слезай! Шею свернуть хочешь? Слезай, кому говорю!
Добрыня приоткрыл один глаз и посмотрел вниз. На тропинке возле Колеса, у развалин какой-то будки, наверное, билетной кассы, стояла дородная тетка с большой хозяйственной сумкой. Из сумки в разные стороны торчали синеватые куриные ноги. Добрыня снова закрыл глаз. Спица Колеса медленно увлекала его вниз, словно мельница Дона Кихота.
— Я сейчас милицию позову!
«Приводи все отделенье!» — вспомнил Добрыня фразу из какого-то фильма, виденного с мамой под Новый Год по телевизору. Мысль о маме пронзила его как спица. «Что с ней будет, если со мной что-то случится?» Словно в ответ на эту мысль, руки Добрыни заскользили по гладкому металлу.
— А-а-а!!! — этот теткин крик, вздымающийся снизу, было последним, что запомнил Добрыня.
Исследовательский центр «Чизанелли»
Дверь в комнату Бурика неожиданно открылась и пропустила в комнату Джузеппе.
— Привет, — сказал тот, неловко останавливаясь у порога.
— Привет, — ответил Бурик и демонстративно отвернулся к стенке.
— Ты… отдай мне, пожалуйста, мою радиокарту.
— Возьми в кармане, — ответил Бурик, не оборачиваясь.
— Мне неудобно рыться в твоих карманах.
— Да ладно… Михеич!
