— Манихино-три, — поправил Добрыня. — Точно не знаю, около часа, наверное. Может, меньше. Я там ни разу не был.
Он поднялся и подтянул штаны.
— Ну, ты как? — снова спросил он, и так как Бурик стоял в нерешительности, быстро надел кроссовки и двинулся по шпалам в сторону Тушинской.
— Подожди, я с тобой! — закричал Бурик и бросился догонять Добрыню.
Венеция, 1716 год
Спустя два часа после удивительной встречи с синьорой Анной Антонио сидел в своей комнате на деревянном табурете и в последний раз обдумывал, с чего лучше начать разговор с учителем.
Из угла комнаты на него весело скалился клавесин с откинутой крышкой. Клавесин был старенький, но еще вполне работоспособный, с тонким, кружевным тембром. Антонио мог часами просиживать за инструментом — «баловаться на клавесине», как он это называл. Он быстро разучивал пьесы и так же быстро решал гармонические задачи, которые давал ему старик Карло Тортора. Решение каждой такой задачи Антонио превращал в маленький музыкальный шедевр, чем несказанно радовал своего учителя.
Антонио вспомнил, как неделю назад учитель пришел несколько раньше, чем обычно. Потрепав Антонио по макушке, он взял у него исписанный нотными знаками листок, сказав при этом свое обычное: «Ну, чем ты сегодня удивишь старого Карлуччо?», — подошел к клавесину, сыграл написанное и вытаращил глаза. Глаза были круглые, выпуклые, с красноватыми прожилками и темно-коричневыми зрачками. Карло медленно убрал руки с клавиатуры, схватил крышку клавесина и резко захлопнул ее. Это прозвучало как выстрел. Антонио вздрогнул. Еще сильнее он вздрогнул, когда Карло вдруг отворил рот и закричал на весь дом дурным голосом:
— Маури-ици-и-ио-о-о!!!..
Клавесин недовольно загудел. Наверху зачастили торопливые отцовские шаги.
— Маури-ици-и-ио-о-о!!!..
«Последнее «о-о-о…» на полтона ниже…» — отметил про себя Антонио, занимая позицию поближе к двери, чтобы в случае чего улизнуть во двор и спрятаться в доме толстого весельчака Этторе, ровесника Антонио.
— Маурицио, старая жопа-а-а… — продолжал заливаться Карло.
«Последнее «а-а…», кажется пошло в малую терцию…» — подумал было Антонио, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился отец со скрипкой в руках.
— Ну что ты разорался, как старый мул на ферме? — недовольно спросил он. Антонио потихоньку, шаг за шагом, стал пробираться к двери.
— Маурицио! — Карло повернулся к отцу. — Я больше ничему не смогу научить твоего сына!
Глаза отца тоже округлились:
— Он недостаточно прилежен?
— Недостаточно прилежен?! Ему не нужно прилежания, потому что его рукой движет сам Ангел Господень! Послушай, что он сделал из этого простейшего упражнения… — Карло развернулся к клавесину, поднял крышку, и комнату наполнили совершенные гармонии.
Мелодические линии соединялись в причудливый звуковой узор. Отец невольно подался вперед… Антонио воспользовался его замешательством, сделал еще два шага к двери и выскользнул прочь, думая про себя: «Ну чего разорались… Какая-то гармоническая задачка, а крику, как о целой опере…»
Теперь Антонио сидел в своей комнате перед старым маэстро. Все было напрасно… Все-все! Карло и дела нет, что Антонио целую неделю готовился к этому разговору, — знай себе твердит с упорством ученого попугая:
— Нельзя, мой мальчик… неужели ты не понимаешь, что и прелат, и архиепископ не допустят, чтобы мессой дирижировал десятилетний ребенок.
— Я давно уже не ребенок, — обиделся Антонио.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, конечно же, ты не ребенок… — учитель в изнеможении откинулся на спинку стула. — И сочиняешь ты прекрасно, и исполняешь виртуозно… Но мыслимое ли это дело? Что скажут оркестранты? Хористы?
— Они все — мои друзья! Я целыми днями по просьбе отца помогаю им разучивать партии. Ну почему нельзя?
— Антонио, ну разве ты не знаешь, что отроку, не достигшему семнадцати лет, не разрешается вставать к дирижерскому пульту в кафедральном соборе? Такова традиция, которой уже много лет… Разве ты не слышал об этом? И не раздумывал?
— Слышал! Раздумывал! И поэтому знаю, что традиция давно устарела. Единственное, что с ней еще можно сделать, так это нарушить!
Карло Тортора был знаменитейшим музыкантом в Венеции, большим другом отца Антонио, Маурицио Виральдини — скромного скрипача капеллы кафедрального собора Святого Марка, главного храма Венецианской республики. Карло был так увлечен музыкой, что никогда не расставался с нотной бумагой, чернильницей, гусиным пером и мешочком с песком, которым он старательно посыпал свеженаписанные нотные строчки, чтобы промокнуть чернила. Три года назад Маурицио попросил Карло позаниматься музыкой со своим единственным сыном. Учитель и ученик быстро привязались друг к другу — трений между ними не возникало никогда. И вот впервые Карло пришлось ответить мальчику отказом.
— Антонио, — сказал маэстро, — нельзя так! И не проси, не настаивай, учись быть терпеливым… Прошу тебя.
Ученик молчал, насупившись.
— Ну… хочешь, я завтра договорюсь с капельмейстером церкви Марии Магдалины, он с удовольствием даст тебе продирижировать литанией на освящение Святых Даров. Ее написал Никола Роспони, и она…
Карло замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.
— Бездарна! — закончил за него мальчик. Он открыто смотрел на учителя — немного бледный, лопоухий, с косой рыжеватой челкой и большими светло-карими глазами. — Вы сами прекрасно это знаете, и совсем не хотите, чтобы я дирижировал этой дурацкой литанией.
Маэстро вздохнул и развел руками.
— Во-первых, с тобой трудно спорить. Музыка маэстро Роспони действительно… М-да… А во- вторых… если я тебя сильно люблю, это еще не дает тебе право вить из меня веревки.
Антонио посмотрел на учителя.
— Дает… — сказал он и тут же улыбнулся во весь рот.
Учитель улыбнулся в ответ. «Да… За эту его улыбку можно полжизни отдать, — подумал он. — Но правильней будет изобразить строгость». И нахмурился.
— Это еще почему?
— Потому что вы — мой. — Антонио подошел к Карло и бесцеремонно забрался к нему на колени. — А я — ваш.
— Нет, я так не согласен! — возразил Карло, теребя себя за длинный горбатый нос и пытаясь скрыть рвущуюся наружу улыбку.
— Но я хочу дирижировать вашу мессу! Я ее давно выучил, знаю все партии…
— Ты молодец, но… разве это от меня зависит? И вообще, всему свое время. Не торопись, ничего от тебя не уйдет.
Антонио слез с колен учителя и направился к своему табурету.
— Откуда вы знаете! А вдруг уйдет? — бросил он на ходу.
— Антонио! Ну что у тебя за характер! Ты даже не представляешь, что это такое — дирижировать ТАМ… Вся знать во главе с дожем, высшее духовенство Республики…
— Представляю! Я ведь подменял отца с его скрипкой…
Карло поднялся со стула, подошел к мальчишке, улыбнулся и слегка дернул его за ухо.
— Да с такими ушами ты все внимание публики сосредоточишь на себе — про мою мессу и думать
