перепуганный, взвинченный, помятый – белорусский товарищ…
– Подождите, – Евгений замедлил шаг и указал на вереницу двигающихся по улице груженых повод: – Разве уже объявили эвакуацию?
Дашкевич виновато улыбнулся.
– Нет еще. Но вы знаете, в Могилев ведь планировали перенести столицу. Здесь сосредоточены техника, продуктовые запасы. После официального объявления эвакуации можно просто не успеть отправить все это в тыл.
Видимо, что-то в лицах московских гостей насторожило Ивана.
И он энергично заговорил:
– Конечно, эвакуация – это на всякий случай. Я верю, что город выдержит оборону. Как верно сказано в обращении товарища Молотова, наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами. Да, кстати, мы уже почти пришли. Вот, видите то большое двухэтажное здание? Могилевский обком. Раньше здесь находился Земельный банк. Там и сейфы с прежних времен остались.
Мимо людей, перетаскивающих документы, они прошли в конец длинного коридора, потом спустились в полуподвальное помещение.
– По заданию из Москвы, – показывая удостоверение, сказал Дашкевич охраннику.
Тот кивнул и быстро отошел в сторону, чтобы дать Ивану возможность справиться с замком тяжелой двери. За ней оказалась еще одна дверь.
Наблюдая за возящимся у сейфа с ключами Дашкевичем, Евгений подумал: «А что, мне, пожалуй, уже любопытно становится. Что же там за вещь такая?»
Иван извлек из сейфа длинный футляр, нежно обтер его рукавом кителя.
– Открывай же скорее!
– Давай, не томи!
Игорь и Миша, отталкивая друг друга, подошли к зарешеченному окну.
«Тоже не терпится», – усмехнулся Евгений.
И в ту же минуту улыбка исчезла с его лица.
Какая же это ерунда! Тоже, выдумали, ценность, реликвия! Золотые пластины отодраны, местами проступает темное дерево, на месте камней зияют пустые глазницы. Нить жемчуга, опоясывавшая крест, также повреждена.
– Почему такой вид? – холодно осведомился Евгений.
Дашкевич быстро полез в карман, достал какие-то бумаги.
– Вот, пожалуйста, все согласно акту передачи. Под верхней поперечиной креста недостает двух кусков золота и дерева. На верхней поперечине крест, который был выложен камнями, камней нет. Внизу креста сделана надставка. На верхнем конце креста вновь изготовленное изображение Богородицы из желтого металла. С лицевой стороны выломаны три эмали с изображением святых, десять изображений святых испорчены.[35]
Прудников махнул рукой.
– Довольно. Запаковывайте.
Иван засуетился подле футляра, защелкнул замочки.
– Видите ли, – его простодушное круглое лицо помрачнело, – вот в таком виде и был вручен крест представителю фельдотдела ОГПУ товарищу Луговцову. Повредили крест после революции. К сожалению, повредили.
– Вам как будто жаль его, – насмешливо перебил белоруса Игорь. – Повредили и повредили. Мне, честно говоря, непонятно, чего с этой штуковиной все так суетятся.
Дашкевич снова раскрыл футляр, повернул крест ребром.
– Видите, надпись. На старославянском, но смысл можно понять без труда. Всякий, кто посмеет снести крест, будет проклят во веки веков.
Прудникова, как убежденного атеиста, затошнило от этой старорежимной беседы.
– Послушайте, – сказал он, демонстративно поводя шеей. – У нас мало времени. Давайте нам крест, вызывайте машину, и мы поедем. Надо еще забрать ценности из музея. А вообще, сейчас другие проблемы есть. Посерьезнее.
– Да-да, конечно, – тихо сказал Дашкевич. Потом, не удержавшись, добавил: – А только даже сам Иван Грозный испугался проклятия, написанного на кресте Евфросинии Полоцкой. Крест тогда находился в России. Царь войной на Полоцк пошел, все у нас тут выжег, людей погибло множество. А крест, тем не менее, он вернул в Спасо-Евфросиниевский монастырь. И я рад, по правде говоря, что реликвия в Москве будет. Надежнее это. Мало ли, как тут все повернется.
«Как глубоко пустили в людях корни религиозные суеверия», – удивленно думал Прудников, попыхивая в ожидании машины папиросой.
После приехали в музей, получили под опись какие-то книги, статуэтки да украшения. Украшения оказались великолепными, и это примирило Евгения со странным заданием. Все-таки не с пустыми руками вернутся в Москву.
– Евгений Петрович, – нерешительно начал Миша во время нехитрого обеда в столовой УНКГБ. – В полусотне километров от Минска племяшка моя живет. Ребенок у нее.
– На Минск идут немцы. Дороги бомбят, – Дашкевич сочувственно вздохнул. – Может, эвакуировались ваши родственники?
– А если нет?..
Прудников прикинул. На командировку отведено четыре дня, они управились раньше. И в Москву надо возвращаться, и Мишу понять можно.
– Где, говоришь, живет твоя племянница? – поинтересовался Евгений, подбирая хлебной корочкой масло из консервной банки. – Конечно, лучше бы вывезти человека…
Оказалось, все можно устроить наилучшим образом.
Деревня находилась недалеко от станции, где должен был пройти эшелон на Москву.
– Товарищ Прудников, а вам лучше дождаться вечера. Сесть на поезд, взять с собой ценности. А товарищ Ванин и товарищ Воронов потом к вам присоединятся, – упорствовал Дашкевич, беспокоясь за сохранность изъятого.
Но капитан Прудников не согласился. Вместе приехали – вместе и уедут. Ничего с ценностями не сделается, немцы еще далеко. А вместе держаться – оно надежнее. Докладывай потом, если что случится, где да почему оставил товарищей. Охрану имущества, опять-таки, вместе обеспечивать сподручнее…
Он так и не понял, откуда прилетел тот самолет, почему небо вдруг наполнилось истошным воем, а впереди вздыбилась столбом пыли проселочная дорога.
– Тормози! Выходи из автомобиля! – прокричал он дурным голосом.
И, распахнув на ходу дверцу старенькой «Победы», скатился по склону к лесу.
Едва разлепив глаза, в которые забилась грязь, капитан Прудников схватился за голову.
На дороге полыхал автомобиль. Людей возле него не было. Игорь, Миша, водитель – все остались в огненном аду разорвавшейся бомбы. А в синем небе безмятежно удалялся самолет с едва различимой свастикой на крыльях.
Сгорели все. Сгорело все.
Лишь злосчастный крест остался посреди месива из черных клочков запекшейся плоти и обломков железа.
Евгений достал его из тлеющей мешковины и зашагал к виднеющимся неподалеку деревенским домикам.
Он не знал, что ему делать. Хоронить товарищей? Возвращаться в Москву? Разыскивать Мишину племянницу?
Мозг, казалось, вскипал от отчаяния и безысходности. И впервые за всю жизнь невыносимо заболело сердце…
***2
Интернет. Электронная почта, поисковик, куча ссылок, найденных по запросу «Крест Евфросинии Полоцкой».
Безысходность. Все не то. Информации мало, историки и исследователи противоречат друг другу. Четко
