– А это… – старик взял другое кольцо. – Это уже более позднее. Его делал известный харьковский ювелир Исаак Копелевич, и, насколько я помню, он его сделал для невесты харьковского миллионера Николая Гура в… да, именно в 1890 году. Он даже эти небольшие бриллианты расположил, как цифры. Но увидеть это можно только в лупу. Боже мой, это такие были мастера!
Его лицо вдруг сморщилось, как будто он хотел расплакаться, но вместо этого узкий рот старика растянулся, и Таня с удивлением увидела, что он улыбается.
– Зачем вы хотите их продать? Зачем вам бумага вместо этих вечных вещей?…
– У меня их все равно отберут! – не выдержала Таня.
Старик снова посмотрел на нее и понимающе покачал головой.
– Сколько вам нужно? – тихо спросил он.
– Сколько они могут стоить? Я понятия не имею!
– Я спрашиваю, сколько вам нужно? А эти вещи… Они как души тех, ушедших… Они бесценны. Сколько?
– Сто тысяч! – выдохнула Таня.
Старик молча повернулся к небольшому металлическому сейфу и открыл его.
– До завтра, Борис Израйлевич! – громко крикнула одна из девушек из глубины магазина. Другая прощально махнула рукой, и они обе вышли. Милиционер вразвалочку подошел к двери и закрыл ее.
– Считайте, – старик вынимал из сейфа толстые пачки денег, обернутые бумажными лентами, и клал их на прилавок.
Таня растерянно смотрела то на растущую кипу денег, то на свои кольца. Только сейчас она осознала, что навсегда теряет эти дорогие ее сердцу вещи, с которыми не расставалась даже в самые тяжелые дни. Она посмотрела на свои пальцы с бледными полосками вместо колец, зло сжала их в кулаки.
– У вас есть какой-нибудь пакет? – сглатывая подступивший к горлу ком, жестко спросила она.
Старик пошарил под прилавком и подал ей матерчатую сумку.
Таня, не пересчитывая, стала быстро бросать пачки денег в сумку. А старик все вынимал и вынимал из сейфа пачки, схваченные посередине узкой бумажной лентой.
Наконец, он остановился, закрыл почти опустевший сейф. Молча смотрел, как Таня зло заталкивает пачки в сумку, затем тихо спросил:
– Скажите, вы – Одалевская?
Таня подняла лицо. В глазах старика она прочла неподдельное сострадание.
– Да, я княгиня Одалевская! – вызывающе ответила она.
– Я так и знал, – грустно сказал старик. – Потому и паспорт у вас не прошу.
– Зачем паспорт? – удивилась Таня.
– Положено так. Ну, да я догадался, что это вы. А говорили, что вы уехали за границу, – старик задумчиво пожевал губами. – Значит, это неправда. И вы здесь…
В этом «здесь» было столько горького подтекста, что Таня не выдержала:
– Нет, нет, это правда! Мы действительно уехали. Но я приехала как туристка… – Таня затолкала в сумку последнюю пачку денег и вдруг разогнулась, словно ее током ударило. – А кому… кому вы продадите эти кольца?
– Никому, – поджал губы старик. – Я купил их для себя. Завтра я верну магазину деньги…
Тане захотелось подойти к этому медлительному горбоносому старику и расцеловать его.
– Спасибо! – только и смогла произнести она.
Выйдя на улицу, она увидела Алексея. Стоя по-прежнему на противоположном тротуаре, он явно замерзал, хотя кутался в пальто, шапку и темный шарф. Таня подошла к нему и тихо сказала:
– Теперь нам нужно укромное место.
Алексей мельком взглянул на нее и сумку и, ни слова не сказав, быстро пошел вперед по улице. У какого-то подъезда он остановился, оглянулся на Таню – видит ли она его, затем торопливо открыл дверь жилого дома и вошел внутрь. Таня, выждав несколько секунд и внимательно оглядев проходивших мимо людей, нырнула в ту же дверь.
В подъезде горела маленькая лампочка, тускло освещая широкую мраморную лестницу с массивными деревянными перилами. Пахло вареной капустой и плесенью. Сверху доносилась детская игра на пианино. Алексей стоял посреди первого лестничного пролета и, облокотившись спиной о перила, ждал Таню. Как только она вошла, он начал подниматься выше. По счастью для Тани, дом был двухэтажный, и на верхней, чердачной площадке лестницы они остановились.
– Это тебе, – Таня, отдышавшись, стала вынимать пачки денег из сумки.
– Мне?? Зачем??! – изумился он.
– Ты ведь собираешься перейти границу. Это чтобы подкупить пограничников.
– Купить пограничников?! – засмеялся он своей кривой усмешкой. – Их нельзя купить, что вы!
– Можно! Если полковник КГБ предлагает мне откупиться от тюрьмы, то… Всех можно купить! Надо только найти, чем, как и когда! Держи. Это только часть твоего наследства. Здесь для тебя пятьдесят тысяч…
– Сколько?! – не поверил Алексей.
– Больше не могу! – по-своему поняла его возглас Таня. – Остальные отдам, чтобы самой выбраться отсюда! Но, слава Богу, из-за тебя я догадалась продать кольца, и теперь их не будет носить никакая гебешная тварь! Что стоишь? Прячь деньги!
Алексей послушно расстегнул пальто, поднял свитер и стал засовывать пачки денег под рубаху. Таня лихорадочно помогала ему проталкивать пачки за спину. Но, когда он снова опустил свитер и застегнул пальто, живот и спину неестественно раздуло.
– Не годится! – решительно сказала Таня. – Снимай рубашку, сложишь в нее.
Алексей молча сбросил пальто, свитер, рубашку – пачки денег посыпались на пол. Таня жалостливо посмотрела на мелькнувшие голые худые плечи Алексея. «Кожа да кости!» – вспомнилось ей любимое выражение няньки о худых детях.
– Алексей! – дрогнувшим голосом сказала она, глядя, как он, сняв рубашку, быстро одевается. – Боже, что это у тебя на спине?!
На спине у Алексея был большой рубцеватый шрам чуть не на всю длину позвоночника.
– Ерунда! – отмахнулся он, быстро натягивая свитер на голое тело, – Это от ранения. Кстати, вашим снарядом меня долбануло, наверно. Американским…
– А на плече? Что это за татуировка? Ты сидел в тюрьме?
– Пока нет, – усмехнулся он. – Это группа крови и резус фактор… Всем, кого посылают в Афганистан, татуируют…
– Алеша, – вздохнула Таня. – Ты, пожалуйста, денег не жалей. Ни на себя, ни на Джуди. И, тем более, на пограничников. А как ты собирался без денег попасть в Пакистан?
– Это я не могу вам сказать, извините, – присев на корточки, Алексей заворачивал деньги в свою рубаху. – Ну, просто у меня есть друг один… точнее – был в армии… Но он не пограничник, нет. Но деньги… деньги он тоже любит. Это не помешает…
– Алеша, только береги Джуди, пожалуйста!..
Он замер, поднял к ней удивленное лицо, и она вдруг узнала в нем своего брата.
– Так ведь я… Я же все это ради нее… – сказал он, и в его голосе были те же интонации, с какими девятнадцатилетний Петя говорил когда-то о своей Лене.
– Алеша!.. – она растроганно наклонилась к нему, но он по-своему понял это движение и усмехнулся:
– Да вы не бойтесь. Скорее всего, я верну вам эти деньги через месяц в Пакистане, в Пешаваре. Во всяком случае, – то, что останется. Вы сможете быть там через месяц?
– Боже мой, Алеша! При чем тут деньги!? Конечно, я буду. Только бы вы там были!
– Я постараюсь, – сказал Алексей. И Таня увидела, что его глаза снова бесшабашно засветились. – Сейчас у нас что? 17 марта, так? Если до конца апреля нас не будет в Пешаваре… Ну, тогда что ж! Значит, нас прихватили. Возвращайтесь домой и скажите «Гуд бай» своим пятидесяти тысячам! – и на его лице снова появилась эта плебейско-блатная кривая улыбка.
