понимают, истолковывают превратно. Тут катастрофически не умеют держать дистанцию! И все местные мало-мальски знакомые жители искренне считают любого приезжего, которого им представили, самым дорогим гостем, настоящим другом. Вот тот же Олег, проходил мимо гостиницы, увидел тачку – и непосредственно так, по-свойски, зашел покалякать. Ему невдомек, что у собеседника нет никакого настроения слушать его жалобы на жизнь. И тем более ночевать в чужой неудобной, тесной квартире… Ну не хочется вспоминать «прелести» прежнего быта. Гостиница здесь убитая, совковая, с ржавой ванной, в которую ляжешь разве что под страхом смертной казни. Но по крайней мере в гостинице есть шанс не слушать монолог Олега или других гостеприимных жителей всю ночь напролет…
– А у нас тут такое творится! Сроду в наших местах такого не было. – Надольский покачал головой, набрал в легкие побольше воздуха, явно собираясь, безо всяких уточняющих вопросов, поведать, какое «такое» творится в Несвиже.
Но вдруг с его лицом произошли разительные перемены. Добродушный, кажущийся искренним и бесхитростным парень в секунду стал выглядеть как холодный, беспристрастный сыщик, в сузившихся глазах которого не отражается никаких эмоций. Однако, несмотря на холодную непроницаемость взгляда, все-таки было понятно, что в эти секунды Надольский, как мощный компьютер, обрабатывает какие-то многовариантные комбинации. Он стал напоминать гончую, замершую в ожидании зверя и готовую вот-вот пуститься в погоню.
Удивленный произошедшими метаморфозами (однако Надольский не так прост, что ли, как кажется?), Дмитрий обернулся, инстинктивно почувствовав, что взгляд следователя направлен в холл, расположенный левее стойки регистрации.
Обернулся – и тоже невольно задумался.
Холл, как, впрочем, и все в этой гостинице, был ужасным. Потертые, когда-то щеголявшие красной обивкой кресла; хлипкий журнальный столик, еще явно советских времен, с лакированной крышкой; унылый фикус в пластиковой зеленой урне, сбрасывающий пожелтевшие пыльные листья.
Тем большим казался контраст с внешностью мужчины, вглядывающегося в висящую на стене холла карту Великого княжества Литовского. Высокий, красивый изысканной киношной красотой, со вкусом и броско одетый… Да, он производил впечатление. Напоминающий иностранного аристократа-миллионера, он невольно вызывал один вопрос: что вообще такому человеку могло понадобиться в Несвиже? Ведь он не похож на туриста – слишком непрактично одет. Это не бизнесмен – с такой прической, длинными темными волосами, хорошо производить впечатление на женщин, а не проводить переговоры. Он оживлен, беззаботен, приветлив какой-то не белорусской, чуть отстраненной приветливостью…
– Что-то я никак не могу понять, где находится Несвижский замок? – пробормотал незнакомец, как ни странно, по-русски.
Он оглянулся по сторонам, приветственно взмахнул рукой:
– Здравствуйте! Вы мне не поможете? Что-то я смотрю на эту карту и никак не могу разобраться, где здесь наша гостиница и Несвижский замок.
– Несвижский замок здесь есть. А гостиницы нет. – Дмитрий подошел ближе, попал в облачко дорогого ненавязчивого парфюма. – Это карта Великого княжества Литовского. Слышали про такое государство?
Мужчина едва заметно пожал плечами:
– Не очень. Вообще-то я начинающий турист. Вот появилось время, и решил махнуть из Минска в Несвиж. Мирский замок[19] все-таки подальше будет.
«Врет, – решил Дмитрий, наблюдая за красивыми голубыми глазами собеседника. – Если он ничего не рубит в истории, то откуда он знает про Мирский замок? Кстати, наверное, тот «Пежо» с минскими номерами на стоянке возле гостиницы принадлежит именно этому мужику. Девчонка – россиянка, а другие постояльцы в таком «отеле» вряд ли имеются, и так для здешних мест тут просто небывалый наплыв гостей. Хотя, может, этот мужик привез в Несвиж блондинку и решил заодно осмотреть город? Но тогда почему таксист не скажет об этом прямо? И зачем ему гостиница? Туристам достаточно пары часов на осмотр замка, там открыто всего несколько залов. А больше в этом городе делать нечего. А ведь таксист все же вертит в руках ключ от номера с громоздким уродским брелоком…»
Объяснив приезжему дорогу, следователь до-ждался, пока вальяжный красавчик покинет холл, и бросился к администратору.
– Он давно здесь остановился? Кто такой?
Педантично переписав паспортные данные некоего Валерия Клишевича, Надольский полез в карман серого, достаточно для провинции добротно пошитого пиджака и вытащил газету «Белорусское обозрение».
Дмитрий скептически усмехнулся:
– Не стоит предлагать мне ознакомиться. Да я эту статью три дня назад прочитал. Бред какой-то, обнаружили апостола из сокровищницы Радзивиллов. Нам ли с тобой не знать, что это невозможно! В ходе реконструкции рабочие нашли подземный ход. Но там нет ничего особо ценного и интересного: пара монет, осколки посуды. А тут – золотая статуя, да еще прямо в парке на тропинке. Да в этом парке уже каждый уголок по нескольку раз перекопали! А уборка, а посадка цветов! Смешно…
– Ничего смешного. Прямо в парке нашли. – Надольский схватил Шимова под руку и отвел подальше от стойки, где администратор без устали посылала во вселенную явные знаки сексуального одиночества. – Действительно, прямо в парке нашли. Неделю назад. Только не статую, а труп, покрытый золотой краской. А вчера обнаружили еще один, тоже в золотой накидке, с камнями. Камни искусственные, но на настоящие очень похожи. В наших местах сроду такого не было.
– Бред! – вырвалось у бизнесмена. – В этом вашем сонном царстве такой триллер?.. Не верю…
– А хочешь, в морг подъедем? Там этот вчерашний труп, наверное, еще не забрали. Как есть, золотой лежит. Кстати, краска эта не смывается… Некоторые у нас говорят – это призрак Черной дамы потревожили. И он мстит так за то, что покой его нарушили. Но я, конечно, не верю. Откуда у призрака такая стойкая краска может взяться, правда? Так что, пойдем в морг?
Шимова передернуло.
– Я занят. – Он смерил Надольского холодным взглядом делового, успешного человека. – У меня дел выше крыши. Надо посмотреть, как идет ремонт. У вас же тут такие мастера – глаз да глаз нужен! В прошлый раз у меня волосы дыбом встали – в той части замка, которая называется «дворец», должны были окна ставить. Вроде по проекту выходило, что изготавливаются специальные, под старину, с железными ручками. Я при-ехал – а там уже вовсю пластиковые стеклопакеты устанавливают. Прораб радостно заявил – так стеклопакет же дешевле.
– Можно и вечером в морг. После стройки.
Дмитрий закатил глаза:
– Можно, но не нужно!
– Лена, что так срочно-то? Случилось чего? Мы же вечером на кладбище должны были увидеться!
– Не Лена, а Линда! – возмущенно взвизгнула девушка. Она подошла к зеркалу, поправила длинные, крашенные в жгуче-черный цвет волосы, убедилась, что густо подведенные глаза выглядят вполне готично. – Учу тебя, учу, а все без толку! Тру-гот должен презирать настоящие имена и придумывать себе и своим друзьям красивые псевдонимы.
– Что трет настоящий гот? – переспросила Машка (в смысле, конечно, Магда) и восхищенно открыла рот. – Ой, какая подводка у тебя для глаз четкая. А тут в магазине даже карандаша косметического не найдешь. Я, Линда, гуашью стрелки рисую. Но она осыпается. Так что надо тереть готам?
Линда едва удержала рвущееся с языка: «Деревня!» Но все-таки удержала. Обидеть Машку – в смысле, конечно, Магду – очень просто, она же в минском техникуме не обучается, на настоящие готические тусовки не ходит и в английском совершенно ничего не понимает, потому что в школе преподавали только немецкий.
– Тру-гот – это в смысле «настоящий гот», сечешь? По-английски «тру» – «настоящий». Ясно?
Магда преданно кивнула и вытянула вперед руки, демонстрируя искусные кожаные плетеные «фенечки».
– Готично, – одобрила Линда, осматривая подругу.
Выглядела она неплохо. Особенно для Несвижа, где о модных течениях молодежной культуры слыхом не
