номере соседей.
Опять немец орет, вот же бурчалка старая…
На редкость неудачно я сегодня расположилась на пляже! Мне нравится, загорая, отпускать свои мысли. Чтобы они, как волны, наплывали, сменялись, замирали или ускоряли ритм. Я бы вспомнила моих лохмусек, псиночек, Лайму с Боськой, придумала бы новые способы оказания помощи приюту, поностальгировала на рабочие темы, представила бы встречу с мужем. Да уж, погрезишь тут о всяком- разном хорошем, когда над ухом такое темпераментное наматывание молодых нервов на плотно набитый кошелек!
Впрочем, по остальным позициям жизнь удалась. Горячий полдень прокаливает каждую клеточку растекшегося от наслаждения по шезлонгу тела. Соленый аромат теплого спокойного моря смешивается с запахом кокосового масла на моей коже, а еще я различаю в жгучем ветре горьковато-сладкие нотки цветов, разогретых солнцем сосновых игл, терпкой хвойной смолы. Кто-то принес работающим в баре ребятам приличный диск – у Таркана теперь выходной, спокойная инструментальная музыка плывет над пляжем.
Счастье – есть.
И теперь я точно знаю, где оно есть.
На берегу Эгейского моря…
– Я рыбка, я рыбка, я золотая рыбка, а вовсе не медведь!
Егор. Идет вдоль кромки моря, синие плавки, белые вихры. Вихляет бедрами, кричит и в такт хлопает себя по загорелому животику.
Откуда дети все это берут? Мальчик цитирует песенку? Стишок? Где Егор услышал такие строчки? И, строго говоря, по-моему, это бред какой-то – как можно перепутать рыбку с медведем?
Звенит, не умолкая:
– Я рыбка, я рыбка, я золотая рыбка…
Ага, понимаю. Похоже, у мальчика началась любовь. К малышке в красной панамке, которая старательно возится с песком, ведерком и лопаткой; к той самой дочери злобного бюргера и молоденькой девочки-Chanel неопределенно-восточной национальности.
Егор приблизился к объекту симпатии, особенно громко прокричал свою песенку и даже сопроводил ее активной жестикуляцией. Рыбка – сложенные ладошки, вытянутые вперед руки, и пошли вперед волнообразные движения. Медведь – ведет, ведет ручонкой, старательно очерчивает вокруг своего худого тельца, пытаясь изобразить объем. Потом, скосолапив ноги, делает пару шагов.
– Я рыбка, я рыбка, я…
Девчушка не выдерживает напора оказываемых знаков внимания. Бросает Егору под ноги ведерко и, заливаясь слезами, бежит к уже наблюдающей с задумчивой улыбкой эту сцену маме.
– Сегодня не мой день, – опечаленный малыш, опускаясь на песок рядом с моим шезлонгом, явно решил пожаловаться на свою тяжелую судьбину.
Я сразу начинаю копаться в пляжной сумке, пытаясь найти конфету, и при этом прекрасно понимаю, что ее там сроду не было, не люблю сладкое.
Перечень бед тем временем активно продолжается:
– Мама поругалась с папой. Так кричали, так кричали – это просто конец света! За завтраком мне папа опять не разрешил есть дыню…
– Почему? – Я протягиваю ребенку журнал, там вроде были картинки с машинами; вдруг облегчат муки томящегося сердца. – У тебя аллергия?
– Не то слово. Плачу, чихаю, сопли льются. Да уж, старость – не радость. Из меня уже вообще песок сыплется…
Улыбаюсь. Жаль мальчишку, который страдает между молотом и наковальней родительских проблем. Но он – такой смешной попугайчик! Кривляющаяся малолетняя обезьянка! Вещает про сыплющийся песок с серьезным-пресерьезным личиком, и этот вздох, обреченное махание рукой… Актером может стать, точно!
– Доброе утро, Натусик! Вот они мы, не помешаем?
Сегодня девицы вызывают у меня раздражение. Думаю про то, что идиотизм, как правило, всегда бодр, радостен, энергичен. Логично: нет познаний – нет печалей, нечему умножаться, Соломон фореве.
Вру девчатам. Что вы, что вы, не помешаете, я так рада, так рада!
Натянуто улыбаюсь, продолжая безмозглый приветственный щебет. А на самом деле жутко жалею, что забыла дома наушники. Музыки накачала в телефон – на полгига, ну и толку с нее без «ушей»? Отгородиться бы теперь от девчонок! А как гордо называется отель – «Long Beach», и ведь чистая правда. Очень-очень лонг, много пространства, зонтиков, шезлонгов. Но как медом всем именно возле меня намазано! С утра выбрала себе самое тихое местечко: я, море, солнце и больше никого. Наползли, тараканы. Каким бы дустом мне вас всех травануть? Кто-нибудь, подскажите!
– А мы, Натусик, всю ночь и все утро с немцами колбасились. Дохлый номер, – Лера, старательно расправив на шезлонге синее полотенце, достала из сумки солнцезащитный крем. – Смотри сюда, – ее указательный палец сгибается вниз. – Ложная надежда, путевка все еще сгорает. И у Светика та же беда, только…
Перебиваю ее:
– Эй-эй, сбавь обороты! Дети – цветы жизни!
Егор, правда, вроде бы не прислушивается к разговору. Успокоенная мамой роковая малепуся опять вернулась к своим куличикам, и мальчишка явно обдумывает план дальнейших действий.
– Наташ, а как будет «Как тебя зовут?» по-немецки? – интересуется мальчик, лихорадочно почесывая затылок.
Светусик с Лериком отзываются одновременно. Способные, урвали свой клок от паршивой овцы с плохой потенцией. На бессексии и пара немецких фраз приобретает ценность. Интересно, какими еще словами пополнился лексикон прытких барышень?
Я собираюсь сказать Егору, что девочка еще слишком мала для бесед, но откуда-то сверху, с дорожки, петляющей между пальмами и соснами, раздается невыносимый ор. С таким отчаянием, наверное, вопил бы котяра, которому садисты зажимают в тиски мужское достоинство. Покачиваясь, как камыш на ветру, комплект Сергеев, притворяющихся сирыми уволенными менеджерами, дарит миру гордые революционные песнопения:
– И вновь продолжается бой!
– И сердце так бьется в груди!
– И Ленин…
Всполошившаяся пляжная публика видит следующую картину: еле переставляющий ноги Сергей- Толстый вдруг отпихивает Сергея-Лысого и сгибается в рвотном позыве. Парень не успевает даже ни отойти в сторону, ни хотя бы отвернуться – красные жидкие массы хлещут фонтаном на белоснежный мрамор, растекаются по сторонам.
Фу-у, гадость!
Впрочем, я и не такое вижу по работе. Человек ко всему привыкает…
– Вот прикол! Да пацаны, похоже, не ложились еще, – пытаясь скривить практически неподвижные губы, комментирует инцидент Лерик, – на Толстом та же рубашка и те же белые брюки, что и вчера в баре. Сто пудов с вечера бухают.
Светусик, прикрывая нос клочком журнала, ехидно замечает:
– Неа, портки уже теперь не белые. А конкретно такие розовые, заблеванные. Как они нас завернули, а?! Ну и пусть, мы девчонки простые. Все равно нам мужика в таких портках сейчас даром не надо. Пусть уж лучше путевка сгорает.
– Не скажи. Ты что, не помнишь – с утра да вечера ведь вкалываем, весь год – как белки в колесе, и на личную жизню времени совсем не остается, а тут мы расслабляемся, надо ловить момент и мужика завлекать. Будем брать пример с Натусика. Молодец, девчонка! Не останавливается на достигнутом! Только она немца оприходовала, и сразу на Андрюшу глаз положила, зырк-зырк. Ну че ты отмахиваешься, Наташ! Видели мы вчера, как вы на дискотеке отжигали. Вот я правильно сразу просекла: Натусик – наш человек. И это здорово, так и надо. Жизня у нас одна, и приходится ловить любого мужика, который под руку
