Картофелина выскальзывает из Ликиных пальцев и шмякается в ведро. Нет, ну что такое Андрей говорит?! Журналистика не должна превращаться в режиссуру, он не прав.
Дрон тыкает ножом в ведро, вытаскивает картошку, отделяет тонкую ленту кожуры. Потом советует:
– Слушай, кончай продукт портить. Иди поспи. Или погуляй. Филя дворик проверял, чисто там.
– Андрей, я бы в прокуратуру сходила. Проводишь меня?
– А обед кто готовить будет? Нет, солнце, это без меня, хорошо? Я бы тебя в другое место проводил, да Лопата секир-башка сделает. Он всем еще в Москве объявил: не трогайте, моя «телка».
«Лопата – это мысль», – оживилась Лика.
Редкая покладистость – боец безропотно на все согласился. Надо – значит надо. Припадая на перевязанную раненную ногу, заторопился к дежурившим у входа милиционерам, взял у них ключи от белых «Жигулей». Сев за руль, деловито осведомился:
– Куда едем?
Лика замялась – видимо, все-таки в Ханкалу, там вся информация, прокуратура наверняка не самостоятельна, нити следствия – в руках военных чиновников.
– Понял. Все, молчи, – говорит Лопата.
Машина срывается с места, сквозь открытые окна в салон врываются светлые клубы пыли.
Лика осторожно поинтересовалась:
– Как нога?
– Не болит.
– Почему не болит? Ты же хромаешь.
– Не чувствую. Себя не чувствую. Темыча на моих глазах убили. Мне повезло. Уроды заложников расстреляли и вниз скинули. Укрылся за их телами. Потом духи на командира переключились. Помню, засадил по окнам из подствольника. И опять – под трупы. Там один недобитый был. Маму звал. Я как-то отполз. Как ранили, не помню. Обожгло, штанина промокла. Не знаю, почему хромаю. Все равно...
Автомобиль резко тормозит, Лику бросает вперед, почти к лобовому стеклу. Лопаты в машине уже нет – он у обочины, прищуриваясь, вытягивает вперед руку с пистолетом. Его мишень – живая.
– Подожди! – Вронская бросилась к нему, вцепилась в рукав. – Это же ребенок!
Пацан, выкрикивая русские ругательства, улепетывает в сторону раздолбанных домов, худенькая загорелая спина мелькает среди зелени деревьев.
– Да что с тобой?!
Лопата поставил пистолет на предохранитель, защелкнул кобуру, повернулся к машине.
Возле колеса «Жигулей» – ребристый бочонок гранаты.
– Видишь? Гаденыш!
– Но она же не взорвалась.
– Без детонатора.
– Это ребенок. Он играл.
– Еще пару лет – и у него появятся игрушки посерьезней. Случалось, в нас стреляли пацаны, которым едва исполнилось 16 лет.
На въезде в Ханкалу машину остановили люди в военной форме.
– Проверка документов! – пояснил невысокий дядька с тараканьими усами.
Лопатины «корочки» нареканий у него не вызвали, на паспорт Лики Вронской мужик уставился с нескрываемым подозрением:
– Это что?
– Я журналист.
– Аккредитацию предъявите.
– Я еду для того, чтобы ее получить.
Посовещавшись, мужчины пропустили автомобиль, однако их бдительность заставила Лику задуматься. Судя по уровню охраны, в штаб ей попасть не суждено.
Лопата лихо въехал в заросли кустов, усыпанных мелкими белыми цветами, заглушил двигатель, закурил сигарету.
Седой пепел сыпется на зеленые небольшие листики. Отбросив окурок, боец сразу же щелкнул зажигалкой, глубоко вдохнул дым.
Лика не выдерживает:
– Накуриться и забыться... Что мы здесь делаем?
– Ждем.
– У моря погоды?
Большая пятерня сжимает череп. Со стоном помассировав виски, Лопата говорит:
– Что ж ты все время так трещишь, а? Мы выясняем, пройдет ли патруль. Как видишь, не прошел, все в порядке. А то препроводили бы тебя под белы рученьки в комендатуру. В общем, сиди в машине и жди меня. Я скоро вернусь.
– Ты куда?
Но он уже хлопнул дверцей, зашагал в направлении виднеющейся сквозь листву дороги.
«Отправился в штаб, чтобы выяснить, можно ли пройти через охрану. Возможно, договорится о том, чтобы меня пропустили. На худой конец, достанет телефоны чиновников, попробую по ним дозвониться», – подумала Лика.
И ошиблась.
Собровец вернулся через полчаса в компании молодого парня. Светлый шрам пересекал его смуглый лоб и прятался в шапку черных вьющихся волос. Парень протиснулся на заднее сиденье, раскрыл помятую картонную папку.
– А вы кто?
– Бекмураз Бехоев, красавица.
Внешность спутника Лопаты сомнений не вызывала: ну никак не славянин. А теперь еще и имя... Как-то плохо все это сочетается с голубой милицейской рубашкой.
– Опер он, – буркнул боец. – Со следаком по делу об убийстве Волкова работает. Что знает – расскажет.
Темные глаза Бекмураза скользнули по Ликиному лицу, погладили обтянутую футболкой грудь, чуть грустнея: экскурсия окончена, салон «Жигулей» – не подиум.
– Эх, красавица, жаль, не могу тебе показать Грозный. Самый замечательный город на свете был.
Лопата скрипнул зубами.
– Ближе к делу!
Бекмураз достал из папки несколько листков и протянул их Лике.
Надпись на первой странице гласила:
«Результаты судебно-медицинской экспертизы».
Ее глаза по диагонали заскользили по строчкам. Мужчина, худощавого телосложения, предположительное время наступления смерти, кожные покровы без повреждений...
Пробиться через дебри медицинской терминологии – задача не из простых. Лика прочитала заключение эксперта и честно призналась:
– Мне ровным счетом ничего не понятно.
Бекмураз хмыкнул. Вот он, его звездный час. Сейчас он все объяснит внимательной красавице.
– Обрати внимание на абзац про рану.
Лика перечитала:
– Края входной раны мелкобахромчатые, с мелкими надрывами. Кольцо осаднения шириной 1 миллиметр образовано от повреждения эпидермиса. Ободок загрязнения возник от обтирания смазки, порохового нагара и металла с поверхности пули. Раневой канал прямой, осколки черепа отклонены влево. И что? Тут еще два листа такого текста.
– В Волкова стреляли слева, – многозначительно заметил чеченец.
– И что?!
– А то, что двоих террористов задержали в доме, располагавшемся напротив трибуны. У меня пока нет
