странные ощущения. Конечно, она, кто же еще заполнил белый лист строками. Похрапывает в спальне Пашка, а кроме них двоих в квартире никого нет, так что больше просто некому...
И если это действительно было. Та сила, которая выворачивала ее наизнанку и заставляла ставить кресты памяти на боли, крови и слезах тех людей, которым судьба уготовила чеченскую Голгофу, то... Не о чем волноваться.
Если важно. Если нужно. Напечатают.
Осыпалось желто-красное октябрьское платье, высохло, разлетелось под метлами чиркающих по тротуарам дворников, запахло дымком.
Ноябрь, промозглый, темный, скалил первые морозные зубы. И только после 16 ноября, после того как отпраздновали день рождения следователя Володи Седова, в ящике Лики Вронской появилось короткое письмо из издательства. Уточните несколько моментов, более четко пропишите такие-то сюжетные линии.
– Я это сделала! – закричала Лика и бросилась звонить собровцам, так как в основном замечания редактора касались технических аспектов.
Филя и Лопата примчались незамедлительно.
– Мадам, 60 процентов гонорара нам, – провозгласил Филя, устраиваясь на полу с внушительной стопкой распечатанных глав. – Или 70? А может, и все 80?
– Любой каприз, солнышко, – нежно проворковала Лика, точно зная: ее друзьям достанется хороший коньяк. А деньги она перечислит в фонд помощи ветеранам чеченской кампании.
Лопата, традиционно немногословный, вносил правки, изредка отвлекаясь на телефонные разговоры. Динамик в его сотовом ретранслировал тонкий женский голосочек:
– Володя, ты скоро вернешься? Скучаю, милый...
«Ребята, дай вам Бог, – искренне порадовалась Лика. – Пусть все у вас сложится!»
Еще пару недель ожидания. Подписание контракта.
В декабре Лика Вронская поняла, что одним утром можно действительно проснуться знаменитой.
Как непривычно: допечатки тиражей идут одна за другой.
Как странно: книжка уже скоро оживет в фильме.
И эти пресс-конференции, где ее место не в зале, среди журналистов, а за столом, рядом с сотрудником пресс-центра.
– Почему вы решили написать эту книгу?
– Не опасаетесь ли вы мести?
– Каковы ваши творческие планы?
– Собираетесь ли вы продолжать работать в «Ведомостях»?
«Неужели я задавала такие же идиотские вопросы?» – думала Лика, подробно отвечая коллегам.
Написала – потому что не могла не написать. Мести не опасается, потому что совесть ее чиста. О творческих планах понятия не имеет – как Бог на душу положит. Газету не бросит, потому что журналистика – лучший способ изучения жизни, а ей еще очень многое надо понять и узнать...
Слава и популярность тоже удивляли. Еще пару недель назад можно было спокойно ходить за продуктами в магазин, бродить по любимым улицам. Теперь к лицу приклеиваются чужие любопытные взгляды.
– А можно ваш автограф? – поинтересовалась девушка в банке, куда Лика отправилась для того, чтобы снять перечисленные за книгу и ее экранизацию деньги.
Она расписалась на протянутой книге и замерла от удивления. Пачки купюр выглядели внушительно. В рюкзачок, пожалуй, не поместятся.
Когда девушка назвала сумму, Лика лишь присвистнула и попросила:
– Поменяйте мне рубли на доллары, пожалуйста.
– Конечно. А что вы сейчас пишете?
Вронская болтала с девушкой, а внутри шевельнулась нехорошая мыслишка. Вот это сумма! Если продать почти новый «Фордик» и приплюсовать гонорары, автомобильная мечта «Тойота Рав 4» вполне может реализоваться.
Жаркая волна стыда окатила ее всю, с головы до ног.
– Вам плохо? – с беспокойством спросила сотрудница банка. – Боитесь, что с вами крупная сумма денег? Наверное, действительно, лучше позвонить кому-нибудь из знакомых.
Лика засунула в рюкзак пачку долларов и улыбнулась:
– Нет, что вы. Все замечательно. А будет еще лучше.
«Искушения. Соблазны. Желание быть, как все. Не хуже, чем все. А по каким критериям мы судим обо всех? По внешним. Мишура. Вещи. Деньги. Это делает жизнь проще, но вместе с тем стирает, нивелирует ее сущность. Люди приходят в этот мир не для того, чтобы ездить в Альпы или на Ривьеру, рассекать Москву на “Мерседесах” а потом возвращаться в квартиру улучшенной планировки. Надо искать свой путь. Делать добро. Жить чисто и светло – или, во всяком случае, к этому стремиться», – рассуждала Лика, направляясь в офис благотворительной организации. Он располагался всего в нескольких кварталах от банка. Прийти и сделать доброе дело. А за момент соблазна – не стыдно. Это не контролируется. Но вот проконтролировать то, что будет потом – под силу каждому...
Ее внимание привлекла женская фигурка, движущаяся впереди. Очень красивая, пропорциональная. Но эта потертая дубленочка... И груженная картоном тележка... Ужасно.
Почувствовав сверлящий спину взгляд, женщина обернулась и Лика бросилась к ней со всех ног.
– Ленка! Как я рада тебя видеть! Как ты? Почему на мои звонки не отвечаешь?
Лена Плотникова с досадой нахмурилась и пробормотала:
– Меньше всего сейчас я хотела видеть именно тебя...
Объяснить ей все. Что давно простила. Что волновалась, переживала.
Лика путалась в паутине фраз, безумно боясь того, что сейчас расплескается хрусталь слез из голубых Лениных глаз. И она уйдет, растворится в шумной беззаботной толпе.
– Я знаю, что ты меня простила. Только мне от этого не легче, понимаешь? – голос Плотниковой звучал с надрывом.
Лика вцепилась в ее рукав.
– Подожди. Как жизнь? На работу устроилась?
Лена усмехнулась этому отчаянному жесту.
– Да не сбегу я... Нет, на работу не устроилась. Я только одно умею делать хорошо. Но зарабатывать этим на жизнь не буду. Братишки помогают, чем могут. Но денег все равно не хватает. Вот, видишь, – она кивнула на тележку. – Еще бутылки собираю. Но это ближе к вечеру.
– Как брат?
– Спасибо, хреново... Ладно, пойду. Мне пора.
– Нет!!! – Лика открыла рюкзак, достала пачку долларов и протянула ее Лене. – Это тебе. Возьми, пожалуйста. Я прошу.
Мельком взглянув на купюры, Лена кивнула:
– Спасибо. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала.
И дребезжа тележкой, она побрела вперед...
Зима в Ницце почти не чувствовалась. Какой там февраль, когда за окнами плюс десять, вовсю зеленеют газоны, и лишь изредка заметишь на спешащей девушке шубку. Заметишь и обернешься – красивая девчонка, славянская кровь, не француженка.
Однако в тот вечер встретившимся в кафе мужчинам не было никакого дела ни до теплой французской зимы, ни до женщин. Разговаривали они громко, не таясь. Привыкли, что можно спокойно говорить по- русски. Да и их бритые затылки и бесцеремонные манеры всегда вызывали у французов одно желание – занять столик подальше от странных посетителей.
– Андрей, как так вышло? Штейнер всегда был предельно осторожен. Не догоняю...
– Серега, да рассказывать нечего. Я сам ни хрена не понимаю.
... Все произошло мгновенно. В бронированный «Мерседес» Леонида Штейнера откуда-то из переулка на полной скорости вмазала «Пежо 206». Андрей уже потом понял: машина взята напрокат, пересекает дверцы
