– Совет Развития Организации Объединенных планет благодарит вас за принятое решение. Начинайте читать ключ перехода.
Под хрустальной полусферой раздалось: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Миллиарды закодированных импульсов устремились в новый мозг.
«Достойно ль смиряться под ударами судьбы…» Открылись форсунки впрыска усыпляющего газа.
– Начинаем отсчет времени. До усыпления осталось пять секунд.
«Иль надо оказать сопротивленье…»
– Четыре.
«И в смертной схватке с целым морем бед…» Газ с легким шипением устремился внутрь контейнера с лежащим навзничь обнаженным старым человеком.
– Три.
«Покончить с ними? Умереть? Забыться?» Мозг стремительно погружался в легкий, бесконечный сон.
«И знать, что этим обрываешь цепь…»
– Два.
«Сердечных мук и тысячи лишений…» Слабеющее сердце посылало последние, в принципе уже не нужные, миллилитры крови по изношенному телу.
«Присущих телу. Это ли не цель желанная?»
– Один.
«Скончаться, сном забыться…»
Последняя серия импульсов покинула мозг.
– Остановка в камере А. Дать запускающий импульс в камеру Б.
Чуткая стрелка гальванометра чуть качнулась вправо:
Новый мозг обработал свои первые биты информации.
ЭПИЛОГ
Невесть как попавший в здание мотылек бессильно бился в огромное окно холла. Выползающее из-за крыш небоскребов солнце насквозь просвечивало его желто-лимонные крылышки. Иван Антонович, сидя в кресле, наблюдал за этой бесплодной борьбой. Раз за разом, взмахивая крошечными крылышками, мотылек бросал свое тщедушное тельце на невидимую преграду. И раз за разом сверхпрочный пластик окна с холодным равнодушием отбрасывал его от себя.
«Так и человек – часто бьется о невидимые, но вполне реальные законы этого мира, не в силах их преодолеть. Хотя цель, вот она – видна и ощутима, как солнце за окном… как гиперпространство за нашей тонкой пленкой бытия. Только, в отличие от этого окна, оно не отбрасывает, оно убивает…»
– Отец…
Иван Антонович замер, боясь повернуть голову. А перед глазами продолжал бессильно биться желтый комочек жизни.
– Отец!
Он почувствовал, как кто-то подошел сзади и тихо тронул за плечо. Почему кто-то?!
– Сынок! – Иван Антонович вскочил с кресла.
Помолодевший Борис темно-карими глазами, его глазами, смотрел на него. И он наконец услышал долгожданное:
– Ну, здравствуй, отец.
– Здравствуй… – Комок подкатился к горлу. Он сглотнул и буквально выдохнул: – Здравствуй, сын.
Они обнялись.
– Господи, как же долго я тебя ждал. Целых два года.
– А я будто только что проснулся. Будто сказал там, на «Прорыве»: «До встречи, Земля» и тут же заснул.
– Зато пробуждение для тебя оказалось счастливым.
– Для меня – да, а для настоящего Бориса?
Они долго смотрели друг другу в глаза, зрачок в зрачок.
– Ты и есть настоящий Борис, – наконец проговорил Ковзан-старший. – Ты как альпинист, сорвавшийся при подъеме на вершину. Пролетел несколько метров и повис на страховочном канате. А затем вновь подтянулся к точке крепления, к точке отсчета.
