сердец и такими выкрутасами тел, что всякие новомодные упражнения на растяжку просто отдыхают, то сейчас девушка превзошла саму себя. Если бы всю страсть, которую она в последние дни излила на Андрея каким-то волшебным образом передать Кавказским горам, то, наверное, старый, дряхлеющий горный массив забурлил бы вулканами как в молодости, изливая из своих недр раскаленную лаву. А Андрей был отнюдь не дряхл, поэтому бурлил и изливал без всяких бы…
Каждый раз, выключая свет и ложась на диван, он давал себе слово, что сегодня все, что это низко, некрасиво принимать ласку от рук, которые запачканы кровью твоих соотечественников и коллег по нелегкому воинскому ремеслу. Что, занимаясь любовью с Камиллой, ты предаешь этих ребят. И еще как занимаясь… Но слышался легкий шорох и гибкое тело ныряло ему под одеяло. И слово «нет» тонуло в жадно открытом женском рте, готовым хоть всю ночь ласкать каждый миллиметр его тела, отражалось от влажного языка, юрко проникающего ему в рот как предтеча тех ласк, которые бурлящим потоком следуют за ним. Утром приятно ныло тело, и вновь покорная девушка была перед ним.
А между тем, день проходил за днем. И Андрей вдруг с ужасом осознал, что не сможет до отлета в Дагестан сказать Камилле, что он все знает о его прошлом.
До отлета осталось два дня. Сегодня до обеда пройдут последние тактические занятия, а потом традиционный отдых и все, послезавтра — здравствуй Дагестан, мы снова к тебе прилетели.
Спецназовцы в предпоследний перед отлетом день всласть натешились своими любимыми игрушками — автоматом «Абакан», снайперской винтовкой «Винторез», гранатометом АГС-17 «Пламя», бесшумным пистолетом МСП, ручным огнеметом «Шмель» и многими другими «игрушками», предназначенными для эффективного уничтожения людей. Впрочем, спецназовцы Андрея Кедрова летели на войну, необъявленную войну, войну Востока против Запада, войну ислама против христианства. Россия же со времен князя Владимира выбрала христианский мир, правда не очень похожий на классический — католический. Но для ислама это не играло существенной роли. А вот для Запада — да. Поэтому Россия, воюя с исламом, вынуждена оглядываться на Запад, чтобы не пропустить «дружественный» западный толчок в спину.
А на войне убийство убийством не считается — это просто способ выжить самому. Здесь надо быстро на все реагировать и очень точно стрелять.
После обеда Андрей задержался в штабе, стремясь перед отлетом привести в порядок различные многочисленные бумаги, неизбежно сопровождающие любого начальника. И не важно, гражданский на тебе костюм или военная форма.
'Все, прилечу и тогда поговорю. Ведь я это же и пообещал начальству. Если конечно, прилечу… Тьфу, такие мысли в голову лезут', — как и любой представитель опасной профессии, комроты спецназа был суеверен.
Перед отправкой в «горячую» точку, как и все спецназовцы, он не брился, не стригся и уж тем более не фотографировался. А то вместо тебя фотография и вернется… в траурной рамке.
С первой офицерской зарплаты, как и положено, он купил небольшую вазочку (вещь должна быть обязательно бьющаяся, но только не бутылка) и разбил ее. По поверью тогда прослужишь до пенсии спокойно и сделаешь нормальную карьеру. И майорскую звездочку, как и положено, обмыл — без помощи рук, одними зубами взял доверху наполненный водкой стакан со звездочкой на дне, и выпил все без остатка, не проронив ни капли.
И Андрей знал, что перед командировками на войну о смерти думать нельзя, а то можно и накликать костлявую старуху с косой. Лучше всего провести оставшееся время весело, показывая, что смерть тебе не страшна, и ты даже не думаешь о ней. А еще лучше — и весело, и с женщиной. И как ни странно, холостым и не обремененным постоянной связью спецназовцам в этом отношении было легче. Жены и постоянные подруги в преддверии разлуки, после которой мужа или суженного можно уже и не увидеть живым, часто пускали слезу. Какое уж тут веселье, если плачут, как за покойником. Абсолютно же холостые спецназовцы проводили время с девушками, которых в основном интересовали небольшие цветные листки бумаги с надписью 'Центральный банк России'.
Одно время майор Андрей Кедров носился с идеей, чтобы такой досуг с девушками без комплексов носил организованный характер. Но начальство, косясь на серебряную звезду ордена 'За заслуги перед Отечеством' первой степени, строгим голосом ответствовало, что проституция в России запрещена, а, стало быть, и публичные дома тоже. Поэтому никаких новшеств в деле укрепления боевого духа спецназовцев! Как били «чехов» и прочую мразь без официальных публичных домов, так и будем бить.
Войдя в квартиру, Андрей увидел накрытый по-праздничному стол, на котором гордо возвышалась бутылка шампанского.
— Камилла, в честь чего праздник? — он попробовал выразить удивление на своем лице.
— Ты же скоро уезжаешь. А по нашему обычаю, воина перед опасной дорогой надо хорошо накормить, — на девушке было платье сочно синего цвета, которое Андрей ей подарил, как только она стала у него жить и которое она еще ни разу не надевала.
— Кто тебе сказал, что я уезжаю?
— Почувствовала, — последовал обескураживающий ответ.
Камилла, как и все восточные женщины в разговоре с мужчинами, обычно опускала взгляд. Но, ответив на последний вопрос, она посмотрела Андрею прямо в глаза.
— Да… в общем ты права.
— Тогда садись к столу, мясо стынет, — в голосе ни капли обиды за то, что Андрей не сообщил ей о предстоящем важном событии.
nbsp; — Понимаешь, такие события держатся в секрете, чтобы… — Кедров, неожиданно для себя стал оправдываться.
— Садись, — Камилла подошла к Андрею.
Ее глаза, как-то странно, таинственно блестевшие, оказались рядом.
— Садись, — повторила девушка. — Воин не оправдывается. Воин повелевает.
Мужчину неудержимо потянуло к этим глазам. Андрей сделал движение головой к заветной цели, и его губы тут же обволокла горячая влажность женских губ. Он порывисто обнял Камиллу…
— Сначала воину нужно подкрепиться, набраться сил, — шевелящиеся губы девушки чуть дотрагивались до его губ. Горячее, какое-то пряное дыхание приятно щекотало нос. — На женщину, как и на врага, нужно много сил, можно и не справиться, — Камилла легко оттолкнула Андрея и села за стол.
Кедрову ничего не оставалось, как последовать ее примеру.
— Открывай, — девушка явно не желала отдавать инициативу.
Бутылка шампанского глухо стрельнула, натужно выталкивая из себя пробку. Пенящаяся жидкость полилась в бокалы.
— За твою победу. Это для воина главное.
— За победу.
Два бокала соприкоснулись.
— А теперь попробуй мою халтаму. Тебе понравится.
Горячее мясо обжигало. Обжигало и температурой, и пряностями.
— Ну ты и поперчила! Как гранату раскусываешь!
— Не только поперчила. Ешь, ешь. Я приготовила мясо по нашему древнему рецепту. Такое мясо всегда ели наши воины перед походом. Оно придавало им сил и заставляло кровь кипеть. И тогда никакой враг им был не страшен.
'Ты и «чехам» так мясо готовила? Чтобы они никого не боялись?' — Андрей усилием воли сдержал, готовый сорваться с языка вопрос. Чтобы девушка ничего не заметила, он наклонил голову над столом.
— Наливай, воин. Сегодня у нас с тобой будет много тостов.
И вновь пенящаяся жидкость устремляется в бокалы.
— Чтобы все твои враги были повержены!
И вновь соприкоснулись бокалы, словно два сердца, ударившие в унисон.
А мясо действительно было восхитительным. Сочное, нежное с непередаваемым ароматом, от которого действительно, словно закипала кровь.
— Ты бери мясо, макай его в подливу. Руками бери! Ты же воин! У тебя руки должны быть сильными и грубыми, не боящиеся крови врага!
Андрей схватился рукой за горячий кусок мяса. С подливой пряный аромат усилился. Хотелось рвать
