Не совсем точное, как мне кажется, сравнение. Работа у нас много сложнее, чем у учителя, по той простой причине, что деятельность школьного или институтского педагога в отличие от нас может быть… беспроигрышной.
Не так уж просто, конечно, добиться, что все твои ученики будут переводиться из класса в класс, успешно сдавать экзамены, курсовые, дипломные, контрольные. Но никто учителям не препятствует, не старается помешать его воспитанникам. У них нет соперников.
А у нас? Если выигрывают питомцы тренеров А и Б, то это значит, что непременно проигрывают воспитанники тренеров К и Л. Иначе быть не может. Если ты побеждаешь, набирая очки, то кто-то, проигрывая, отдает их твоей команде. Кто-то из тренеров работает менее результативно, чем этого хотелось бы руководителям спортивного общества, коллектива, болельщикам. Победы не приходят ко всем тренерам. В спортивных играх они и не могут прийти ко всем; В этом, и, пожалуй, только в этом, отличие тренера от педагога. А по духу своему он прежде всего воспитатель.
Вопросы, которые приходится решать тренеру, порой бывают невообразимо трудны.
В январе 1967 года, когда мы готовились к венскому чемпионату мира, в сборной было немало трудностей. И одна из них была обусловлена тем, что многие хоккеисты устали от бесконечных игр чемпионата – календарь составлен сейчас так, что играть порой приходится через день-два, а то и два вечера подряд. Особенно устали ведущие хоккеисты сильнейших двух клубов – «Спартака» и ЦСКА. На их плечи пала двойная, если не тройная, нагрузка. Им пришлось выступать на два фронта – в клубе и в национальной сборной, причем в своей команде они зачастую проводили времени на площадке вдвое больше, чем положено.
Но устали спортсмены не только физически. Произошел нервный спад. Та нервотрепка, которая коснулась сборной команды, весьма отрицательно отозвалась на состоянии ряда хоккеистов.
Теперь вам будет понятно, почему однажды ко мне подошел Александр Альметов и сказал, чтобы в сборную его не включали.
Я, естественно, попросил Сашу объяснить мне все подробно.
Александр честно признался, что в чемпионате страны большинство матчей он провел слабо, да вот и в печати появились высказывания, что Альметов уже не годится в национальную команду.
– Я, – сказал Саша, – старался эти годы быть на уровне требований сборной. Сейчас в меня больше не верят, видимо, я действительно уже не гожусь… А позориться сам и позорить хоккей наш не хочу… Не имею права…
Это был джентльменский поступок. Не часто спортсмен находит в себе мужество отказаться от сборной, отказаться от всеобщего внимания и восхищения.
Хоккеист редко хочет покинуть команду сам – поэтому нужно было особенно внимательно вслушаться в его аргументы.
Как должен был отнестись я к этой просьбе? Как следовало вести этот тягостный разговор? Хотя Александр еще довольно молод, он давно играет в ЦСКА, и я за это время очень привык, привязался к нему.
Легче всего, конечно, было бы согласиться с Альметовым и включить в сборную вместо него какого-то молодого парня, мечтающего о сборной, о большом хоккее, о славе. Такие кандидаты в сборную, кстати, у нас были.
Но разве это было бы справедливо? Разве было бы справедливо вот так, просто, поставить крест на одном из наиболее замечательных мастеров отечественного хоккея? Нет, это было бы большой ошибкой. Ведь это хорошо знаю Альметова – человека очень честолюбивого и честного, хоккеиста, двенадцать лет отдавшего спорту, не раз поднимавшегося на высшую ступеньку пьедестала почета, гроссмейстера хоккея, который немало сделал, чтобы мы назывались пятикратными. Альметов – умница, не только умный тактик – умный человек.
Почему же он пришел к такому решению? Почему появилось неверие в собственные силы? Может, и вправду слаб и в свои 27 лет он, как спортсмен, уже «кончился» и ни на что не способен? А может, просто слишком болезненно воспринимает критику, даже и справедливую, заслуженную (а Саша в этом году заслужил критику)? Одним словом, трудно было сразу ответить на эти вопросы, понять для себя, что происходит с моим подопечным, и я предложил Альметову перенести нашу беседу на следующий день, чтобы мы оба могли подумать, взвесить все «за» и «против», поспорить с самими собой.
На следующий день Альметов снова зашел ко мне. Настроение его было прежним.
Однако мне хотелось переубедить Сашу. Подумав, я пришел к твердому убеждению, что он как хоккеист не сказал пока своего последнего слова. Я постарался убедить Александра, что мы с Аркадием Ивановичем верим в него, в него верят ребята, что он должен доказать всем скептикам, и себе в том числе, что силы еще есть. И первое, что следует, на мой взгляд, ему сделать, – засучить рукава и работать, работать, честно работать.
Я напомнил Альметову, что он не заурядный хоккеист, каких сейчас много, а спортсмен с большим именем и имя это надо беречь. Можно, конечно, уйти с большой сцены и сейчас, чемпионом мира, но вряд ли имеет моральное право так поступать спортсмен коммунист, который при желании мог бы еще играть и играть. Нужно только взять себя в руки. Больше того, я прямо сказал Альметову, что мы – и команда ЦСКА, и сборная, и весь наш хоккей – в нем нуждаемся и верим в него, ждем многого. Я подходил к этому разговору с точки зрения профессиональной: Альметов и сейчас еще сильнее молодых хоккеистов.
Александр колебался. Желания его и мысли раздваивались. Сомнения терзали его.
Все-таки тогда мне удалось переубедить Альметова. Он решил пока не уходить из хоккея.
Мы договорились с Сашей о дополнительных тренировках, я высказал ему критические и конструктивные соображения по поводу выполнения им своих функций центрального нападающего. Он согласился со мной и обещал поработать над усилением своей игры.
Я совершенно счастлив, что этот трудный вечер принес свои плоды. Альметов прекрасно провел весь венский чемпионат мира, был там запевалой наших атак.
Но, разумеется, все обстояло не так просто, как я здесь излагаю. Скажу откровенно, что на каком-то этапе нашей подготовки к Вене и у меня появились сомнения в возможности возрождения былого Альметова. Я не сомневался в его таланте, но беспокоился, что Саша не сумеет перебороть самого себя, не заставит себя работать так, как нужно, а от него в этих условиях требовалась работа вдвойне напряженная
