История русской литературы XIX века. Часть 2: 1840-1860 годы

действительности. Хуже всего, говорил он, не то, что огромное большинство населения страдает, а то, что огромное большинство страдает, не сознавая, не понимая этого.

81

Ю. М. Лотман в статье «Поэтическая декларация Лермонтова» (Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 530–542) объясняет отказ Писателя обнародовать «обличительные» стихи с возникавшей в те годы в Европе и в России эстетикой реализма, с подчеркнутым объективизмом «научного» подхода и с опасностями, порождаемыми ими: «Вопервых, смешивался (или мог смешиваться) отказ от дидактического морализирования с отказом от моральной оценки. А это было особенно опасно в связи со вторым аспектом: представление о социальном организме как патологическом, о том, что под покровом приличий в свете царит преступление, делало патологию и преступление основой литературных сюжетов. Отсутствие моральной оценки легко могло слиться с романтической поэтизацией зла» (С. 539).

82

См. также анализ стихотворения в статье Д. Е. Максимова (Русская классическая литература: Разборы и анализы. М., «Просвещение», 1969. С. 127–141). Считая стихотворение одним из самых трагичных в лермонтовской лирике, исследователь писал, что Лермонтов создал стихотворение в минуты мрачного настроения и что стихотворение не вполне характерно для него, возможно, изза отсутствия протеста и мятежного пафоса. Иначе осветил стихотворение Ю. М. Лотман (Ю. М. Лотман. О поэтах и поэзии. СПб., «ИскусствоСПБ», 1996. С. 823–828): «Герой анализируемого стихотворения ищет той высшей свободы, которая не противоречит законам природы, не требует постоянного бунта, а, напротив, подразумевает полноту индивидуальной жизни, гармонически согласной с мировой жизнью» (С. 827). И далее: «Сон, о котором он мечтает, это не «холодный сон могилы», а полнота жизненных сил» (С. 828). Герой стихотворения, по словам Ю. М. Лотмана, «сохраняет надежду на любовь…, то есть достижение личного счастья, и слияние с образами мифологической и космической жизни. Дуб, у корней которого поэт хотел бы погрузиться в свой полный жизни сон, – это космический образ мирового дерева, соединяющего небо и землю, известный многим мифологическим системам. Таким образом, полнота жизни, в которую хотел бы погрузиться поэт, – это приобщение к природе в ее таинственном величии, удовлетворение жажды любви – выход из одиночества и погружение в мир древних преданий и мифов. <…> Вот та полнота жизни, которая выводила лирического героя лермонтовского стихотворения из устойчивого для всей лирики поэта одиночества» (С. 828).

83

Никитенко А. В. Дневник. В трех томах. Том 1. М., 1955. С. 183–184. На эту историю впервые указано В. Гольштейном в статье ««Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»: проблема героизма» (М. Ю. Лермонтов. Pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб., 2002. С. 949).

84

Белинский В. Т. Полн. собр. соч., т. VI. С. 36.

85

См., например, исторический роман И. И. Лажечникова «Басурман».

86

Слово «позорною» здесь означает «зрелищною», выставленную на обозрение; происходящую, на виду всего народа, при стечении большого числа людей.

87

Анекдотом в лермонтовское время называли либо краткое изложение какоголибо происшествия, обратившего внимание своей новизной, необычностью или неожиданностью, либо любопытную или странную черту в характере или жизни какогонибудь лица. Знакомая Лермонтова А. О. Смирнова услышала от своей институтской подруги, Стефани Радзивилл, дочери польского богачамагната, рассказ о том, как дед Стефани отдал ее мать, когда ей было шестнадцать лет, замуж за некоего Старжинского, который проиграл ее в карты за шестнадцать тысяч злотых (СмирноваРоссет А. О. Воспоминания. Письма. М., 1990. С. 85).

88

На это обратил внимание Е. Г. Эткинд в книге: «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII–XIX веков. М., 1999. С. 89–92.

89