Пройдя по улочке Серых Псов, старик добрался наконец до площади Святейших, за которой и находилась южная заклинательная башня. На этой площади располагалось большое святилище Хранна. Восемь широких ступеней вели к парадному входу в здание. По бокам от крепкой двери в три ряда стояли колонны, подпирающие высокие своды.
Там, прямо на плитах площадки, прислонившись широкой спиной к одной из колонн, сидел великий воин – главная надежда всего города, и Тиан направил свои стопы к нему.
Берсеркер Д’ельдир, судя по всему, отдыхал, прислонив затылок к холодному камню. Длинные волосы, стянутые позолоченным обручем, подрагивали под ветром; глаза воина были закрыты, и могло показаться, что он спит, если бы пальцы не царапали что-то на плите. Свой двуручный меч Д’ельдир придерживал левой рукой, с виду как-то лениво и ненавязчиво, лишь кончиками пальцев, но волшебник знал, что берсеркер никогда, ни при каких обстоятельствах не расстанется со своим оружием. Клеймо клана Кровавого Скорпиона на обветренном плече чуть заметно светилось в вечернем сумраке.
Когда Архимаг подошел, воин открыл глаза и повернул голову, хмуро глядя на него из-под густых седеющих бровей.
– Они уже рядом, Тиан, – глухим сильным голосом сказал он.
– Я знаю, – вздохнул маг, бросив взгляд в сторону южной стены. – К закату начнется бой.
– Хорошо, – сказал старший сын Кронга Могучего Скорпиона. – Я уже скучаю.
Простым людям чужды такие слова, но для этих варваров единственное удовольствие – битва. Ни крепкие напитки, ни женщины не властны над ними: берсеркер становится собой лишь в пылу жуткой схватки, когда под ноги падают рассеченные тела сраженных неприятелей, а его меч стремительно разрывает полосы пыли вокруг. Когда кровь кипит, а сердце бьется, пытаясь вырваться из груди, – вот это истинная жизнь непримиримых воинов, чьими душами, как говорят люди, владеет сам Хранн, яростный бог войны.
– Ночью я опять видел Деккера, – сказал Архимаг, наблюдая за реакцией варвара: не промелькнет ли в его глазах при упоминании этого имени страх.
Но нет – берсеркер лишь пожал плечами.
– Я его тоже почувствовал, – спокойно, почти безразлично ответил он.
– Черный Лорд осматривал поле будущего сражения на своем гигантском нетопыре, – продолжал Тиан. – Он стал очень силен.
Берсеркер лишь усмехнулся.
– Я не боюсь его. – Взгляд Д’ельдира был направлен на знак Хранна – длинный прямой меч, размещенный над входом в святилище. – Я справлюсь.
– Надеюсь.
Совет Магов предполагал, что со смертью Деккера все закончится, весь Пр?клятый легион превратится в груду безвредного праха, а из мира уйдет само воспоминание о Кольце Смерти некромантов. Насчет последнего Тиан был несколько иного мнения, посему и наставления, данные берсеркеру Архимагом лично, немного отличались от воли Совета.
Д’ельдир, уперев меч в площадку, встал, повел широкими плечами, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.
– Как только они нанесут свой первый удар, я выйду из города. Ты получишь то, за что заплатил столько золота клану, Тиан. Если еще не передумал… Может, сделаем, как договаривались поначалу?
– Нет, что бы ни случилось, ты не должен забывать о нашей договоренности и тем более упоминать о ней вслух. Я рассчитываю на тебя, Д’ельдир, ты достойный сын своего отца, и ты не подведешь меня.
Оставив берсеркера ждать начала сражения, Архимаг направился дальше по площади, в сторону городских ворот. Посох стучал в такт шагам, и с каждым его стуком Тиану мерещилось: «Ты уверен? Ты уверен? Ты уверен?»
Коррин Белая Смерть получил свое прозвище из-за длинных, будто отлитых из воска белых волос. Пряди молочного цвета выглядели тонкими и легкими, словно паутина, они ниспадали, ограждая узкие точеные скулы и немного впалые щеки. Некромант был необычайно красив: прямой нос идеальных пропорций, крылатый разлет бровей, чувственные губы, а блестящие неудержимым, страстным огнем глаза казались единственно живыми на бледном, как кость, лице. В этих темно-зеленых зрачках с некоторым оттенком карего, напоминающих пятно крови на старой пожухлой траве, можно было различить отблеск тех всесжигающих пожаров, что яростно и безудержно пылали в душе некроманта, неизменно пытаясь выбраться наружу. Нрав Коррина Белая Смерть был полной противоположностью нраву Черного Лорда. Если Деккер являл собой спокойствие и расчетливость мертвой морозной ночи, то первейший из его приспешников – пламенную бурю, разлитую в сумрачном воздухе. Таким он был всегда, любая, даже самая незначительная вещь могла свести его с ума, схватить за шиворот и затянуть в колодец безумия. Это очень, не станем скрывать, нравилось Черному Лорду, поэтому нечего удивляться, что за два века он тщательно пестовал эту спящую до поры ярость, клокочущую в душе Коррина, усугубляя ее жуткими мучениями, подставляя все жизненные ситуации вокруг своего беловолосого некроманта так, чтобы тот смог с безудержностью ответить на них. Здесь особо жестокое убийство, там безжалостные пытки над пленными людскими душами – о, Деккер был несказанно рад! Самая большая награда за поимку живым или мертвым была назначена как раз за Белую Смерть, даже Предатель Трона менее привлекал к себе внимание. Странствуя по Ронстраду, словно черный арлекин, Коррин оставлял за собой след, состоящий из засыпанных прахом улиц, крови в домах, где он побывал, и целых верениц безутешных душ, неутомимых призраков, что брели следом за своим убийцей, не давая ему ни мгновения покоя. Сказать по правде, люди так не боялись всех, вместе взятых, некромантов Умбрельштада, как одного его, такого прекрасного, молодого, со страстным взглядом, широкоплечего, стройного и необычайно вежливого в разговоре. Сперва его красивое лицо служило ключом ко всем дверям, после все начали бежать от него, как от чумы.
Длинный подол черной мантии Коррина стелился по земле и ветвям иссохшего поваленного дерева, на котором сидел некромант. Всего несколько минут назад это была высокая разлапистая сосна, обвешанная тысячами зеленых иголок, но сейчас дерево было мертво. Мертво благодаря ему. Он дотронулся до шершавого ствола лишь пальцем, и полное жизни дерево уже через несколько мгновений иссохло и подломилось.
Жестоко усмехнувшись и скривив прекрасное молодое лицо, некромант вдруг подумал, что вся его жизнь подобна этому дереву. Когда-то он был святым паладином, молодым дураком, наивно мечтавшим о неизбывной славе, героических подвигах и прочей ерунде, но вышло совсем по-другому. Орден обратился ко злу, и он вместе с ним.
– Ты, мой друг, был больно праведным. Как же так можно? – издевательски процедил некромант, подтрунивая над самим собой.
Имелась у Коррина такая привычка. Порой ему казалось, что подле него сидит такой же, как и он, человек, только лица все никак не разглядеть – оно скрыто капюшоном. Лишь плечи его соседа были опущены, словно под тяжелым грузом, и еще он все время качал головой, не останавливаясь ни на миг, так медленно, так неумолимо, словно выражая свое несогласие с чем-то, словно что-то беззвучно и бессмысленно отрицая.
Некромант вскинул вдруг перед собой руку. Тонкими бледными пальцами совершил стремительное движение, словно заколол невидимку перед собой. В тот же миг из воздуха, прямо перед его лицом, начали появляться черные смолистые нити, от которых шел дым и пахло гарью. Стремительно перебирая пальцами, словно играя на струнах лютни, Коррин стал плести жуткую вязь из Черного ветра, вытащенного из страны самой Смерти. Чувственные алые губы, подобные губам напившегося крови вампира, сложились в безумную усмешку.
– Когда же! Ну, когда же начнется!
Невидимый собеседник в черной мантии и капюшоне продолжал трясти головой, не проронив ни звука, выражая лишь недовольство тем нетерпением, что росло в и без того беспокойной, мятущейся душе Коррина Белая Смерть.
– Веселье… Да, именно веселье ждет нас с вами, братья, под стенами Элагона… и внутри его стен… О, мне не терпится позабавиться с этими разжиревшими от спокойной жизни горожанами, лентяями-солдатами и милыми девочками, такими наивными и глупыми. А в особенности с их визгливыми и бьющимися в агонии душами… Аааа! – ужасно закричал в темнеющее небо Коррин, вскочив на ноги.
