вглядывался в приближающийся город и раздумывал, дать ли людям несколько часов отдыха или же, не останавливаясь, войти в столицу. Приказ недвусмысленно говорил, что время не терпит. Но и люди ведь тоже не каменные, они устали, им нужно поспать хотя бы несколько часов. Иначе половина войска просто не дойдет до Гортена.
Мужчина покосился налево. Там, опустив голову на грудь, на черном сархидском коне ехал посыльный командующего, привезший на заставу приказ. Он дремал в седле.
Воин слегка повернул коня и, подъехав к спящему посыльному, ткнул его в плечо. Тот немедленно встрепенулся, да так, что чуть не вывалился из седла.
– А? Что? – Офицер повернул голову и увидел, кто стал причиной его пробуждения. – Чего тебе, Аглан?
– Я собираюсь дать своим людям шесть часов отдыха.
– Нет! – не терпящим возражений тоном тут же запротестовал столичный чиновник. – Ни в коем случае! Это прямое нарушение приказа главнокомандующего, генерала Сейтсила!
– Да? – зло прищурил глаза Аглан. – А если половина людей рухнет замертво от усталости посреди степи, пока ты дрыхнешь, сидя на своей кривоногой кобыле? Что тогда скажет генерал?
Приближенный генерала Уолтера Сейтсила, все годы службы королю проведший в столичном штабе в постоянных кутежах и попойках, не привык к такому с собой обращению. Он был женат на дочери брата генерала, некрасивой и глупой девице. Полтора года он выпрыгивал из штанов, чтобы добиться благосклонности «этой дуры», и все ради того, чтобы тесть потом устроил его на непыльное место. После свадьбы и получения новой должности он, разумеется, стал уделять жене гораздо меньше внимания, предпочитая ей девушек из таверн, гораздо более красивых и умелых. Но работу в штабе исполнял исправно, благо работы почти никакой и не было. К моменту взятия Элагона он успел дослужиться до старшего штабного офицера в звании полковника и поэтому, когда услышал от какого-то там гарнизонного тысячника такие речи, начал медленно багроветь и раздуваться.
– Ты… – яростно начал чиновник. – Да как ты смеешь, солдатня! Оскорблять! Меня! По прибытии в столицу тебя лишат должности, я поза…
– Заткнись, – спокойно оборвал его Аглан. Это было сказано без злобы и угрозы, но посыльный почему- то решил, что ему действительно лучше замолчать. Приказ доставлен, а за все нарушения пусть сам тысячник перед генералом и отчитывается. С видом глубокого презрения штабной офицер отвернулся, а вскоре опять опустил голову на грудь и уснул.
Тем временем отряды уже почти подошли к высоким городским стенам и Илдеру, что лениво тек прямо под бастионами. Здесь великая река никак не походила на тот широченный поток, что поражал воображение жителей элагонского герцогства: возле Дайкана Илдер выглядел скорее мелкой лесной речушкой: водная гладь обросла кувшинками, а к окружающему подлеску вплотную подступали камышовые заросли.
Джон Аглан разослал по колонне гонцов и быстро собрал всех своих капитанов. Каждый из восьми офицеров командовал вверенными ему двумя сотнями воинов.
– Так. Под стенами города шестичасовой привал. Уильям, пусть твоя сотня позаботится о провизии, отправляйся в замок к графу Уолтеру, найди, чем накормить полторы тысячи человек и не забудь, что надо еще наполнить обоз. – Ехавший рядом молодой сотник тут же кивнул. – И постарайся побыстрее. Все, командуйте.
Спустя пару минут над колонной разнеслись зычные крики: «Привал! Разбить лагерь!»
Утомленные долгим переходом воины в изнеможении падали на пыльную траву. Кое-где начали разводить костры – даже в начале лета в степи ночами бывает ощутимо холодно. Вскоре на равнине появились шатры, возле которых бойцам стали раздавать горячую пищу. Далеко не все подошли к ним: почти половина воинов была утомлена настолько, что даже не думала о еде. Они просто опустились на землю и тут же забылись тяжелым сном без сновидений…
Степь накрыла зыбкая ночь. Тут и там, вокруг потухающих костров и просто посреди холодной степи, спали люди. Стена Дайкана нависала над спящим войском черной тенью, а подступающий с запада лес казался многоруким хищным демоном – ужасным творением бога смерти Карнуса. Звезды смотрели с небес на землю холодными, злыми глазами, как будто знали, что ждет в скором времени всех этих людей.
Аглан сидел около командирского костра, обняв колени, и, не моргая, глядел на яркое пламя. Он думал о доме. О своем уютном доме в одной из деревенек чуть южнее Гортена, на другом берегу Светлой. О жене, ждущей его. О маленьком сыне, плакавшем каждый раз, когда отец уходил на полгода на заставу. Он вспоминал, как предлагал жене переселиться в большой город, когда его повысили до сотника, но та категорично отказалась – говорила, что ни на что не променяет эту размеренную жизнь в деревне, где спокойно и ей, и маленькому сыну. Тысячник тихо молился Синене, чтобы армада Проклятых по дороге к Гортену обошла его дом стороной. Джон Аглан был готов отдать жизнь в бою с нежитью, но победить, а вернувшись домой, увидеть на месте деревни лишь серый пепел, разносимый ветром окрест, – не мог. Сердце старого воина билось быстро и неровно, как стук копыт по степи…
Стук копыт… А ведь это на самом деле он! Тысячник поднялся и, разминая затекшие ноги, повернулся на восток, где уже занимался рассвет. Вскоре в сумраке стал вырисовываться силуэт лошади, приближающейся к командирскому костру. Даже в неясном свете звезд Джон видел, что всадник загнал коня, тот с трудом переставлял ноги.
Недалеко от костра всадник спешился и крикнул:
– Солдат, где ваш командир?
– Я командир, – ответил тысячник. Голос он узнал.
– Аглан? Джон, это ты?
Говоривший подошел ближе к костру, и воин понял, что не ошибся. Перед ним стоял сотник с двенадцатой заставы Яфар Вильм, один из немногих по-настоящему близких Аглану людей. Около года назад Яфар вытащил раненого Джона из боя, когда небольшая группа орков пыталась проскочить между их башнями, и с тех пор они очень сдружились. Яфар был уроженцем северных земель, его деревушка стояла на самой границе вечных льдов. Они много вечеров провели вместе, за рассказами о своей жизни, о местах, откуда они родом, о своих семьях. И если сотник догнал ушедшее войско, прискакал, не жалея коня сюда, то на границе что-то серьезно не в порядке.
– Да, Яфар, это я. Погрейся и расскажи, что у вас случилось.
Сотник сел у костра.
– На заставе беда, друг. Орки. Такого набега на моем веку не было. Когда меня отправили вслед за тобой, к границе подходило около трех тысяч, и за ними шли еще… Ночью с башен было видно, что весь южный горизонт горит сплошной полосой факелов. А нас осталось всего полторы. Я надеялся, что ты сделаешь привал раньше и мне удастся тебя догнать, пока не станет слишком поздно. Но… не успел. – Яфар замолчал и уставился на огонь. – Как же эти нелюди так неудачно угадали…
– Подожди, не спеши, друг, – Джон сел на корточки возле Яфара. – Может быть, еще не поздно. Может, заставы еще держатся. Мои солдаты устали, я дал им отдохнуть, и у нас есть полчаса до подъема, чтобы решить, в какую сторону идти войску. Расскажи подробнее.
И Яфар рассказал, как дозорный на одной из башен увидел далеко в степи неяркие, едва различимые глазом огни. Ему не особо поверили, но на следующую ночь отправили двух следопытов, воспитанников храма озер Холодной Полуночи, проверить, что там такое. Вернувшиеся под утро разведчики принесли дурные вести: в степи стоит лагерем огромное орочье войско. Командиры заставы сразу же все собрались и решили, что без тысячника Аглана и его ребят не справятся: туры и тролли просто сметут башни, как колючий кустарник. Вот его и отправили догонять колонну.
– Тролли?! – воскликнул Аглан. – Значит, там и тролли были?
– Да, – вздохнул Яфар, – несколько огромных тварей. Когда я уезжал, командиры еще составляли план битвы, решили вывести на поле мечников под прикрытием магов, но что сможет сделать даже хорошо обученная тысяча солдат против многих тысяч?
– Да… Скверные новости ты привез мне, друг. Но даже если прямо сейчас поднять войско и возвращаться, что мы увидим через два дня, когда вернемся? Уходящую за горизонт цепь ярких костров там, где раньше стояли башни? Или даже костры уже отгорят? И сможем ли мы, изможденные двумя днями пути, хотя бы поднять навстречу врагу мечи и копья? Думай, командир. Подскажи, Хранн Учитель. Бансрот подери… Они же потом пойдут сюда, за нами, по этой же дороге…
