заставил бы его попрыгать за собой по ристалищу, по лужам и грязи. Все было бы на его стороне, даже треклятый дождь, даже неугомонный ветер, сметающий капли в шлем и прорезь… Сейчас же граф де Нот сделал простой выпад, пойдя в глупую атаку на вооруженного более длинным клинком барона.
В голову начали лезть обреченные мысли… Уже некуда было от них скрыться.
«Изабелла, живи и будь счастлива… Интересно, оценишь ли ты этот жест? Долго ли станешь горевать?»
Ильдиар ужаснулся бы, взглянув на себя со стороны. О чем он только думает?! О чем?! Мысли, недостойные паладина, заполонили разум графа, он бы сам возненавидел себя за них, но сейчас это казалось ему само собой разумеющимся – да ему было, в общем-то, все равно – совсем скоро бесстрастный Анку провезет его на своей телеге по смертному пути. А толпа вокруг все изливала свое негодование… Как ему надоели их крики! Да-да, он уже превосходно уяснил, что является собакой, изменником, детоубийцей, душегубом и так далее… Все верно, и список кар на свою голову он тоже преотлично запомнил. Сколько же можно кричать?! Сколько можно?! И этот бансротов дождь… Но тут вдруг его губы разомкнулись в яростной злорадной усмешке: если уж он сегодня должен пасть, то и им, всем этим мерзавцам, не видать праздника, не видать веселой ярмарки, цирковых представлений, акробатов и жонглеров, пройдох-шутов и ручных зверей. Из-за непогоды даже турнир будет перенесен… Ильдиар точно ужаснулся бы тому, что сейчас пал до лишенного достоинства, злоречивого глупца, который предается подобным недостойным мыслям, если бы смог взглянуть на себя со стороны. Любой на его месте мог бы так думать, но только не он. Он не должен был…
Джон снова начал атаку, кинжал Ильдиара в ответ поднимался уже более по велению законов поединка, нежели сил или воли. И все же никто не смог бы потом сказать, что он, великий магистр Священного Пламени, граф и военный министр Его Величества, генерал и полководец… просто рыцарь, нарушил свое слово, лично данное когда-то одному давнему противнику – не применять «колдовство» в поединках, иначе горел бы барон Бремер в священном пламени. Но честь, как известно, дороже жизни истинного рыцаря и человека слова. Что весьма прискорбно… Жить все же хотелось. Хотя бы для того, чтобы увидеть еще раз Изабеллу.
«Проклятый Танкред! Гори в Бездне! Пусть Хранн покарает тебя за то, что ты похитил мою любимую… – Ильдиар пытался еще что-то сделать, но уже едва ли понимал, что именно. – Будь ты проклят за то, что обрек меня на гибель без возможности даже защититься. Как ты там говорил? Капля крови Джона – за каплю ее крови? Кто-нибудь однажды и из тебя выпустит всю твою поганую кровь».
В какой-то миг барон выбил и кинжал – тот отлетел в грязь в противоположную сторону от той, где в луже лежал белый Тайран. Подумать только: Ильдиар де Нот обезоружен в бою на мечах! Братья по ордену точно бы не поверили. Но, хвала Хранну, им не доведется сегодня любоваться его бесчестьем – прецептория окружена тайной стражей, и по его, великого магистра, приказу ни один из святых братьев не покинет здания, чтобы прийти ему на помощь. Он не хотел жертвовать еще и их жизнями.
– Ну что, сосунок, моли о пощаде! – громко расхохотался барон. Его смех из-за забрала походил на рев тролля, а раздающийся гром, казалось, являлся раскатистым эхом от его голоса.
Толпа поддержала Бремера, разразившись смехом-лаем, как шакалы над трупом льва. Но этим падальщикам еще придется помокнуть под ливнем, ожидая часа, когда можно будет забрать его труп – граф де Нот дал себе в этом слово.
– Попробуй вырвать мольбу с моих уст! – прохрипел Ильдиар.
Джон Бремер ударил раз, другой, третий. Стремительная подсечка настигла свою жертву, и граф рухнул на землю, беспомощно распластавшись спиной в грязной луже… люди вокруг заулюлюкали, закричали что- то нелестное в адрес великого магистра ордена Священного Пламени. Но тот не слышал, все звуки ушли куда-то вдаль. Нет, Ильдиар до сих пор не был ранен, но он был измотан как никогда, в голове звучал неясный монотонный гул, то нарастающий до громовых раскатов, то переходящий в свистящий шепот. Серая пелена дождя уже стала чем-то привычным, глаза перестали различать капли и струи ливня, все вокруг подернулось какой-то туманной поволокой, дыхание никак не могло выровняться.
Барон не спешил добивать своего противника, он широко развел руки в стороны и грозно потряс мечом, приветствуя толпу. Толпа в ответ разразилась бурными воплями – все они были на стороне победителя и люто ненавидели лежащего в грязи злодея и детоубийцу. Многочисленные подвиги Ильдиара де Нота, вся его былая слава, истаяли в одночасье, моментально померкли на фоне тех обвинений, которыми толпа обливала его, словно помоями.
Барон повернулся к поверженному врагу спиной, победно вскинул меч в воздух. «Божий суд! Божий суд!» – кричали из толпы особо рьяные до крови зрители, вздымая вверх сжатые кулаки.
Ильдиар еще пытался отползти, упираясь руками и коленями в плиты рыцарского пути. Весь его доспех был покрыт бурой грязью, а плащ и вовсе превратился в нечто такое, что не могло даже похвастаться званием старой собачьей подстилки. Сэр Джон неспешно подошел к своему противнику, остановил его и, поставив тяжелый стальной сапог графу на спину, вновь повернулся к толпе. Паладин распростерся на истерзанной ливнем земле, придавленный могучей ногой. Голова его оказалась повернута набок и лежала в луже, в щели шлема затекла грязь и вонючая вода, руки беспомощно стучали по земле, поднимая тучи брызг… на лице кровь из разбитых бровей смешалась с потом и влажным песком арены, рот был полон мерзкой жидкой земли. Граф де Нот почувствовал, что начинает задыхаться под забралом, его жутко тошнило, к горлу подкатывался комок, а он все бил и бил руками по земле, пытаясь вырваться и подняться. Сейчас Белый Рыцарь напоминал тонущего щенка, что еще барахтается в воде из последних сил и обломанными когтями безуспешно пытается вырвать себе право дышать, но у него ничего не получается. Всего лишь жалкий щенок, что он может сделать тем, кто решил лишить его жизни?..
Джон Бремер считал точно так же.
– Жри землю, собака! – хохотал барон, с силой давя на спину поверженного противника, будто вбивая графа кованым сапогом еще глубже в его бесчестье и поражение.
Ильдиар крепко жмурил глаза и сжимал зубы, чувствуя, что вот он – его конец. Достойная гибель для славного рыцаря! Боги, почему же вы именно на нем решили отыграться?! Уж лучше было бы издохнуть по дороге в гномьи горы или пасть убитым от секиры Стража Горы, да просто свалиться в бездонную пропасть в Ахане! Все лучше, чем подыхать вот так… Хранн Великий!.. Сойди со своего каменного постамента, подари удар клинком…
Джон Бремер вдруг убрал ногу, отошел в сторону и взмахнул мечом, снова приветствуя толпу. Люди кричали, казалось, не переставая, одни кляли треклятого душегуба, другие благословляли великого и могучего барона, ставшего десницей божьей и сокрушившего убийцу детей, тварь, мнящую себя безнаказанной, сидя в своем Коронном Совете, вдали от правды и справедливости.
Они не знали, что для победы их герою потребовалось похитить любимую рыцаря и лишить его возможности оборонить себя в этом поединке, ставшем злой потехой для всего города. Бароны искусно натравили на графа де Нота народ, на защите которого он стоял всю жизнь, за который не раз проливал свою кровь.
– Вот видите, чего стоят все эти рыцари трона?!! – кричал Джон Теальский; толпа внимала. – Если у трона такие защитники, то каков же тогда сам трон?!!
Ильдиар с трудом перевернулся на спину и направил немигающий взгляд в небо. Рука бессильно скользнула по шлему, распахивая забрало, забравшаяся под шлем грязь стекала по щекам и скулам. Ливень смывал с него бурую маску, обнажая бледную кожу… Где-то внутри его тела гасла яркая искра, сходила на нет бессмысленно окончившаяся жизнь, а огонек на кирасе начал двигаться медленно-медленно, едва шевеля багровыми языками-лепестками. «С ним будет всегда биться твое сердце, рыцарь»…
– Ильдиар! Я здесь! Я свободна!
Она ворвалась в его шатер, но он оказался пуст, и ни одной свечи в нем не горело. Здесь было еще холоднее, чем на улице, если такое вообще возможно. Очаг потушен, а по пологу стучит ливень. Вбежавший следом за ней паж поспешил разжечь светильник и склонился с огнивом над очагом. Искра перебежала на хворост, матерчатые стены шатра осветились багрянцем, на миг пыхнуло жаром.
Леди огляделась по сторонам, но никого так и не увидела. Лежак был пуст и заправлен – хозяин этого походного жилища, судя по всему, так к нему и не прикоснулся. Кресла располагались в центре шатра, на одном из них лежал плащ с оторочкой из лисьего меха –
