После «Указа о вольности» дворянства, изданного Петром III, крестьяне, жившие еще представлениями о наличии в мире сем какой-никакой правды, ожидали объявления аналогичной вольности и для них. Но происходит ровно наоборот. Екатерина дарует помещикам безраздельную власть над крепостными.
Дворянин имеет право отправить своего раба на каторгу за «дерзость» с его стороны. Может отдать его в солдаты в любое время, не дожидаясь рекрутского набора. А указом 1767 года крестьянам и вовсе запрещено было подавать какие-либо жалобы на помещиков.
То есть, очевидно, что дворяне из служилых людей, спасителей Отечества в Смуту, героев недавних петровских баталий, превращаются в откровенно паразитический, «кровопийственный» класс. Сбросив с себя груз государственных обязанностей, они массово деградировали в своих усадьбах. «Лишними людьми» они начнут осознавать себя позже. А пока «дикие помещики» наслаждаются волей и безраздельной властью над крестьянами.
И тут приходит Павел.
Этот многократно оклеветанный монарх пытался остановить гражданскую войну. Эта уникальная личность сочетала в себе разнородные и, казалось, насмерть враждебные тенденции. Он хотел снова дать общий духовный смысл всем сословиям, примирить в русской национальной душе Европу и Азию.
Его правление начинается с того, что впервые владельческим крестьянам предоставляется право присягать Императору, наравне с прочими сословиями. Он отменяет «древнеримский», заведенный Петром, порядок престолонаследия. После Павла трон должен безоговорочно достаться старшему сыну.
Павел издает Указ, запрещающий помещикам заставлять крестьян работать на них больше трех дней в неделю. Логика его преобразований возвращала «крепости» изначальный смысл — крестьянин не имеет права покинуть свою землю, но никто не может и его лишить надела. То есть, он уже не раб, но землепашец, несущий определенную повинность.
Крайне показателен следующий эпизод. Некий помещик несправедливым обращением с крестьянами спровоцировал их бунт. Давая отчет государю о происшедшем, он услышал от Павла: «Напрасно вы, сударь, да и многие с вами ж, крестьян трактуют как рабов ваших. Сие отнюдь не так. Впредь запомните — они не рабы вам, а такие же мне подданные, как и вы. Вам же лишь вверена забота о них, и вы ответственны предо мною за них, как я ответственен за Россию перед Богом».
Он напоминает этими словами о том, о чем в России лет сто уж как не вспоминают: правильная, то есть, по Правде построенная иерархия, должна быть основана на непреложном принципе тотального духовного служения и тотальной же ответственности высших за низших перед теми, кто находится на следующей ступени.
Павел, словно былинный какой-то государь, велел в одном из окон Зимнего дворца выставить железный ящик. В него каждый «униженный и оскорбленный» мог бросить свою жалобу. Ключ от него был только у Императора. И он часто до поздней ночи разбирал эти прошения у себя в кабинете.
В армии он впервые в Европе ввел награждение низших чинов орденскими знаками отличия (орденов «св. Анны» и «донатом ордена св. Иоанна Иерусалимского»). Последний знак, фактически, включал солдата в духовно-рыцарскую иерархию Мальтийского ордена, Великим магистром которого был Павел.
Орденский замысел Павла, вообще, отдельная и крайне актуальная тема. Он воспринимал рыцарскую традицию, как мощное оздоравливающее средство против дегенеративной тенденции в русском дворянстве. И, в то же время, как глобальную силу, способную противостоять Революции.
Он хотел, чтобы Россия стала оплотом Европы Традиции и Порядка и непримиримым врагом Европы якобинцев и либертинов. Он говорил, что революционеры стремятся навязать «равнение по низшим». Избрание Русского Императора магистром ордена Иоаннитов, конечно, никак не случаен. Западные ультраправые видели в нем и в России свою последнюю надежду.
И Павел готов был возглавить новый крестовый поход против сил деградации.
У нас исторически склонны преувеличивать роль зарубежного злокозненного фактора в судьбе России. И часто, говоря об убийстве Павла, упор делают на участии в заговоре английского посла. Разумеется, союз, заключенный Русским Императором с Наполеоном и дерзкий поход казаков на британскую колонию Индию чреваты были для Соединенного Королевства геополитической катастрофой. И «рука Лондона», конечно, в этой гнусной истории свои отпечатки оставила. Однако не она нанесла смертельный удар.
Императора-рыцаря убили русские дворяне, которые сами сделали свой выбор. Выбор в пользу деградации. В пользу гражданской войны.
Романтический принц был обречен. Он был один. У него не было ближнего круга «опричников». Он принципиально хотел уйти от логики оккупации, не считая ее оправданной даже в высших целях. Орден он воспринимал, как всероссийский проект, а не как отряд посвященных.
Но подготовительный (дабы обрести должную выправку) дисциплинарный этап потенциальные рыцари расценивали, как бессмысленную муштру. И возликовали когда «безумца» не стало.
А народ, для которого ящик железный был установлен, он как? А он не успел понять, что к чему. Только, вот солдаты гвардейских полков, когда заговорщики приводили их к присяге наследнику трона Александру, говорят, плакали. И роптали, что мол «погубили царя злодеи».
Цареубийство в доме Ипатьева было подготовлено всей логикой предшествовавших полутораста лет, в течение которых были убиты четыре императора. Зловещая статистика — лишнее свидетельство тому, что гражданскую начали не белые с красными. Очевидно, что самодержавие со времен реформ Петра, взорвавших национальную матрицу, вовсе не воспринималось как тотально легитимное и безальтернативное государственное устройство.
Если можно запросто «государя табакеркой по уху», то о каком священном монархическом принципе речь? До отрицания его не только на практике, но и в теории оставался один шаг.
Дети декабря
Офицеры-герои 12-го года, пройдя русским маршем по Европе и заняв Париж, попутно познакомились с таким новейшим европейским веяньем, как национализм. И они обращаются к отечественной истории, в поисках опоры, в поисках альтернативы слишком откровенной неправде наличного существования. То есть, с момента своего зарождения, буквально, русский национализм становится идеологией борьбы за исконную Правду. И одновременно апеллирует к русским демократическим традициям.
Да, все они, разумеется, были масонами. Однако, далеко не все тайные общества проникнуты духом интернационализма и прогрессизма. Достаточно вспомнить хотя бы те ариософские структуры, которые породили Национал-Социалистическую Рабочую партию Германии.
Заседания одного из первых протодекабристских обществ — «Священной артели» — начинались с удара «вечевого колокола». Новгородская республика была для его членов образцом и ориентиром.
«Общество соединенных славян» ратовало за создание конфедерации братских народов. Мощный союз славянских государств должен был, по их мысли, стать решающей силой в Европе.
А программа Павла Пестеля и вовсе называлась «Русская Правда». Вполне «фашистская», надо сказать, программа. Членов царской семьи предполагалось поголовно ликвидировать. То есть, выступление декабристов можно считать очередной, на этот раз неудавшейся попыткой цареубийства.
В случае же успеха, Пестель предлагал учредить жестко унитарную республику. В которой все инородцы подлежали бы русификации и христианизации. Их исконные земли он намеревался заселить русскими колонистами.
Движение декабристов во многом было продолжением перманентной «дворянской революции», которая началась вскоре после смерти Петра. С каждым новым переворотом некогда тотально служилое сословие обретало все больше свобод. Однако политических прав оно так и не получило. Монархи всероссийские предпочитали откупаться от шляхетства все большим ужесточением крепостного права. Задаривали преторинцев рабами, лишь бы те не потребовали в качестве оплаты за услуги реального, интституализированного участия в управлении страной.
Подобных проектов было предостаточно. Но все они благополучно клались под сукно. И помещичьи массы вполне удовлетворялись забавами с крепостными девками. Представительный орган им был без
