Не искал ни жилища, ни пищи,В ссоре с кривдой и с миром не в мире,Самый косноязычный и нищийИзо всех государей Псалтыри.Жил в сродстве горделивый смиренникС древней книгою книг, ибо этоПравдолюбия истинный ценникИ душа сотворенного света.Есть в природе притин своеволью:Степь течет оксамитом под ноги,Присыпает сивашскою сольюЧерствый хлеб на чумацкой дороге,Птицы молятся, верные вере,Тихо светят речистые речки,Домовитые малые звериПо-над норами встали, как свечки.Но и сквозь обольщения мира,Из-за литер его Алфавита,[1]Брезжит небо синее сапфира,Крыльям разума настежь открыто.1976
* * *
Мир ловил меня, но не поймал.
Автоэпитафия Гр. Сковороды
Где целовали степь курганыЛицом в траву, как горбуны,Где дробно били в барабаныИ пыль клубили табуны,Где на рогах волы качалиСтепное солнце чумака,Где горькой патокой печалиЧадил костер из кизяка,Где спали каменные бабыВ календаре былых временИ по ночам сходились жабыК ногам их плоским на поклон,Там пробивался я к Азову:Подставил грудь под суховей,Босой пошел на юг по зовуСудьбы скитальческой своей,Топтал чабрец родного краяИ ночевал — не помню, где,Я жил, невольно подражаяГригорию Сковороде,